[indent] Кунице дорогого стоит подняться на до сих пор дрожащие лапы, - даже сейчас она не чувствует полной обеспеченной безопасности, - прежде чем лечь на подстилку рядом с Опалённой. Она искренне надеялась, что кошка не услышала того эмоционального возгласа и тайна всё так же остается тайной. Эмоции умели вовремя брать над Куницей вожжи: именно поэтому она плохой воитель. - За что ты извиняешься? - почти беззвучно мурлыкает Куница. А ведь ей это стоит доли из той капли оставшихся у неё сил, - за то, что у тебя в голове первая мысль это защитить племя, а не себя?

[indent] У Куницы в голове какое-то перекати-поле. Она не понимает, что происходит, где находится, рой назойливых пчел в голове с каждой секундой начинает гудеть все громче и громче, когда его начинает переглушать звук собственного сердцебиения. То ли так на неё действовало вполне себе логичное утомление, то ли страх настолько изнемождает, что вряд ли Куница сможет трезво держаться на лапах и оценивать окружающую ситуацию. Заботливое мяуканье Сипухи будто бы было единственным, что держало её в чувствах всё это время: не сводя глаз с крапчатой шерсти собственной ученицы, Куница напрягала брови, а вместе с этим прижимала уши к затылку, чувствуя себя максимально неловко и неправильно здесь: она же практически целая, по сравнению с Опалённой считай и нетронутая. В одно мгновение Куница почувствовала на себе ношу вины, которая тяжелым грузом буквально придавила её к полу прежде чем она смогла отвлечься на что-то другое. Кошка в один момент почему-то почувствовала адскую усталость, которая тонкими змейками норовила заставить её веки сомкнуться и, наконец, передохнуть, дать себе набраться сил. Кошка подняла уставший взгляд на Сипуху, прекрасно, отчетливо видя в её глазах страх и полнейшее незнание, что делать: маленькая кошка металась во все стороны, просто чтобы быть нужной, чтобы кому-то помочь. Она за это и любила свою Сипуху. Желания сполна отдать долг племени в ней было больше, чем дичи весной. Вот только долг этот она никогда не брала, а расплачиваться обязана.

[indent] - Что ты, - вымученно усмехнувшись, Куница растянула губы в кривоватой, но искренней улыбке, - бояться чего-то - это нормально. - Куница мягко обратилась к собственной ученице, делая невероятное усилие воли, чтобы не дрогнуть голосом. Она же всё-таки всё ещё наставница, нечего, - и бояться за кого-то - тоже нормально. Силы медленно, но верно оставляли Куницу, но до сих пор она упрямо пила из запасов остатки, стараясь высушить себя полностью, прежде чем она окажется в бессознательном сне, проснувшись через пару часов. Ей бы... наверное, было бы полезно поспать и отдохнуть? Появившийся в палатке Солнцезвёзд заставил Куницу медленно перевести на него взгляд внимательных золотых глаз, сглотнув назойливый ком в горле. В голове абсолютно случайно всплыл эпизод её разговора с Опалённой, после чего этот же разговор прервал барсук. Теперь ничего теплого не осталось от обычного элемента в памяти двух кошек: здесь царил только ужас, кошмар и страх. В её голове мысль о том, что, не появись Тайфун раньше, возможно барсучиха бы и вовсе разорвала их обеих, не оставив и шанса на выживание.

[indent] Слова больно кольнули. У Куницы в горле мгновенно стало сухо, после чего она нарочито медленно встала с места на ватные лапы, не сводя глаз с их, её лидера. Она не понимала, то ли это волнение за Опалённую играет с ней злую шутку, - он не мог найти время, когда она хотя бы придёт в себя?!  - то ли это собственная обида, которая упрямо билась сердцем прямо под подбородком. Будто бы она готова прямо сейчас выйти и навалять этому барсуку по первое число: в таком она состоянии сейчас была? Куница дернула точеным подбородком, выровнявшись в спине - от первого жеста у неё закружилась голова. Она мягко отодвинула Ореха, благодарно ему кивнув, а потом сухо и безэмоционально ответила на просьбу Солнцезвёзда.
[indent] - Ладно, - возможно жалит больнее осы. Стараясь сделать так, чтобы она смогла дойти до выхода и при этом не упасть в грязь лицом, Куница сжала зубы, минуя папоротниковый тоннель и только  потом обронив окончание предложения, которое, по всей видимости адресовалось последнему коту, с которым Куница вела диалог. Благо слышала это только Сипуха, - слепой крот.

→ главная поляна грозы

Отредактировано Куница (26.10.2018 20:31:43)

[indent] В ней сил - огромный океан и маленькая речка, но даже этот колоссальный запах сейчас медленно иссякал: вода высыхала, будто в самый знойный день, стремительно превращая водоём в сухой каньон. Где-то в горле комом стон застревает, и Опалённая его проглатывает, стараясь продержаться в сознании как можно дольше. Прикладывает максимум усилий, сосредотачивается, фокусирует пока ещё замыленный взгляд на рыжей фигуре и хмурится, ощущая стягивание на задней стороне шеи. Никому столь нежданный визит предводителя не понравился - то отражалось на лицах, в глазах, поведении, - но никто ослушаться не посмел, в том числе и целители. Бабочка, кажется, более прочих была раздражена, наградив Солнцезвёзда явно недовольным взглядом, но он едва ли его заметил [разве что затылком].
[indent] Опалённая смотрит вслед Кунице и её такое простое «ладно» зубьями железного капкана режет слух, оставляя вместо тёплого бока рядом холодную пустоту. Сразу становится как-то зябко, неуютно, уж через чур одиноко, и под шерстью кожа покрывается мурашками - даже поёжится не удаётся без боли. Вновь просит прощения - у неё, Солнцезвёзда, - и надеется, что они поймут. Всё и друг друга. Как и то, что между ними порхает недосказанность. Где-то в голове только сейчас звучит ответ на вопрос соплеменницы, озвучить который Опалённая так и не смогла: кажется, они видели ситуацию с разной стороны. - поступила как эгоистка, Звездоцап меня дери, - это мысль крутится волчком в сознании, ни на секунду не отступая. И если Кунице досталось меньше всех [слава всем ветрам и звёздам], то Тайфун находился здесь незаслуженно, целиком и полностью по вине Опалённой. От этого щемило под грудью, это же заставляло выпускать когти. Но если бы не он, кто знает: кормили бы червей собственной плотью.
[indent] Солнцезвёзд выслушивает не перебивая, и будто не удивляется её ответу; он словно сомневался в ней куда меньше, чем она сама. Опалённая облизывает губы, чуть отводит уши назад и щурится, как если бы смотрела на дневное солнце — в какой-то момент ей правда становится теплее. Не физически и не снаружи, но изнутри: это чувство мазью лечебной обволакивало и лечило душевные недуги. Он благодарит не то Звёздное племя, не то её [за что?], и Опалённая криво усмехается себе под нос.
[indent] — Спасибо, — и чуть погодя добавляет: — за то, что делаешь, и за доверие, — это куда важнее, чем ты можешь себе представить, — и ещё тише, насколько это возможно, до конца прижав уши к голове: — поговори с ней. И береги себя, очень прошу, ты в этом как никто нуждаешься, — [морально — телесностью он полностью здоров] после чего замолкает, провожая измученно-заботливым взглядом удаляющуюся рыжую фигуру.
[indent] Оставшись наедине со своими мыслями, Опалённая ещё раз прокручивает в голове всё это утро, отделяя по песчинкам хорошее от того, что останется шрамом в напоминание и как предостережение. Ощущение такое, что мозг набухает точно почки на деревьях с приходом тепла, и хочется просто отключить его, отключиться самой. Провалиться в долгий сладкий сон, после которого не будет ни усталости, ни боли, ни дурных воспоминаний, но останется лишь умиротворение и спокойствие. То самое, которого в эти минуты предательски не хватало. Она чувствует, как мёрзнут носочки лап, сочувственно вспоминает рассказ Куницы, сопоставляя со словами предводителя, и невольно глазами впивается в бурую шерсть неподалёку, тут же прикрывая глаза. Прочь. Несколько глубоких вдохов, и всё кое-как встаёт по местам, выходя из состояния хаоса в более-менее сносный порядок, пока всё ещё недостаточный.
[indent] Переживания, вопреки собственным надеждам и ожиданиям, так и остались на самой поверхности, прикрытые исключительно слоем хлипкого душевного равновесия, тонкого настолько, что сквозь него провалиться было куда проще, нежели под первый лёд. Опалённая ведь очевидные вещи замечает, но молчит до поры, до времени — чужие души интересны ей больше жизней, но теперь всё иначе. Она знает, что Солнцезвёзд устал и вымотался сильнее, чем позволяет соплеменникам увидеть; знает, что у Куницы внутри полная неразбериха творится, образуя полный беспорядок, и знает, что им обоим это мешает. Её, в общем-то, это и не должно касаться, но Звездоцап его знает: за них она переживала больше, чем за собственную жизнь, тем более когда в своей едва можно было что-то понять, да разглядеть.
[indent] Попытки сделать это уже давно остались в прошлом.

[indent] Переживания разносятся по нутру волнами, колыша в обыденное время мирные воды сознания. За него, за них, за племя — всех и каждого вместе да по отдельности [за себя в самую последнюю очередь]. Хочется на лапы вскочить, вырваться из этого состояния, из этих душащих лап запахов, из этих стен словно давящих, обернуться свежим-прохладным воздухом и крикнуть во всю прыть «я здесь, я снова тут», но вместо этого Опалённая телом вымотанным и мягким лежит на одном месте, не в состоянии без последствий для собственного состояния даже передвинуться. Во рту словно по-настоящему, вперемешку с сухостью, ощущается вкус так и не озвученных вопросов — у интереса_любопытства аппетит порой похлеще лисьего будет. Но Опалённая давит их в себе, проглатывает, запивая остатками воды с небольшого пучка мха, и слизывает скопившиеся на губах капли. Всё ещё тяжело. Что-либо делать, говорить, слушать, просто быть в сознании. Силы, брошенные на такой короткий разговор с Солнцезвёздом, окончательно иссякли-выветрились-улетучились, оставив после себя грузную голову и усталость.
[indent] Рваный вдох, гримаса боли на морде и стягивающие кожу ощущения на загривке — как же отвратительно. Физические, морально, душевно // поди-разбери, что из этого выигрывает. Обнажает зубы в беззвучном шипении, царапает когтями землю под собой и жмурится что есть мочи, за белёсыми кругами-вспышками на чёрном фоне наблюдая. Снова всё вертится-кружится-вальсирует [опятьопятьопятьопять]. Теряется концентрация, фокусировка, чистота разума, и Опалённой тошно становится —  хватит, ну же,
               пожалуйста,
                              х в а т и т.
[indent] А потом голос. Низкий, сиплый, знакомый, но в то же время какой-то чужой. Она глаза приоткрывает со слабым стоном, еле поворачивается в сторону звука и смотрит на бурую шерсть вопрошающе-холодно. Объяснять-спорить совсем не хочется [нет сил], а его вопросы звучат неуместно, глупо, странно, Опалённой совсем непонятно. Не выражает никаких эмоций, но если бы могла — определённо фыркнула бы себе под нос и закатила глаза; вместо этого обходится коротким вздохом и ничего не отвечает. Вслух — молчание, внутри — целый ворох вариантов, которые так и не будут произнесены. Не сейчас, не здесь, не ему. Или..?
[indent] [ ведь так хочется. ]
[indent] — Ничего особенного, — разрывает тишину. «Ничего особенного» — звучит как-то слишком равнодушно. «Ничего особенного» — чистейшей воды ложь, но не в том месте, куда давит Тайфун. Взгляд встречается с янтарём, скользит на губы, подбородок, и словно в препятствие какое вырезается в шею; здесь, на ней — разорванная плоть. Здесь — будущее возможное напоминание об этом дне. Здесь — напоминание о её ошибке. Опалённая смотрит, взглядом прожигая, оставляет клеймо-печать-метку невидимую, и стыдливо отводит глаза в сторону; за это ей предстоит не раз вымаливать прощение. Быть может не словами вовсе, быть может даже не перед ним, но перед самой собой точно.
[indent] Ещё одна фраза прилетает каким-то ударом под рёбра_по голове, выбивая землю из-под лап и воздух из лёгких. Кричит словно «не трожь, дурёха, обожжёт», и ласкает языками пламени; но разве ей, привычной, не должно быть всё равно? Только не в этот раз. От тона этого безразличного холодок по спине пробегает [или это ветер?], а то взгляда прятаться хочется. Ей бы бежать как можно дальше, спасаться и надеяться, что никто её, дурочку, не найдёт —  он не найдёт, — но Опалённая такой роскоши себе не позволит. И то даже не гордость, то нечто более сложное, раннее неизвестное, чудное и необъяснимое, смешанное в одной миске с возмущением и присыпанное беспокойством // смесь гремучая, ядовитая, но в правильных количествах целебная. Осталось дозировку только верную найти.
[indent] — И я рада, что ты цел, — тихо, осторожно, почти даже без иронии [они ведь в самом деле могли погибнуть, к чему сейчас эта гордость?], но внутри по-прежнему туман-дымка-мгла всё застилает. Всё, что касается его. Небольшая пауза, колоссальное усилие, надрыв; кое-как перемещается практически не отрывая туловища от земли, и останавливается рядом с бурым боком. Сначала едва касается, но затем чуть более настойчивей, чувствуя чужое тепло, дыхание и сердцебиение; у него оно явно ровней. Дрожь в теле старается подавить — то ли замёрзла, то ли рана о себе знать даёт, — и с глухим протяжным стоном, уши прижав к голове, кладёт голову на лапы. Кажется, подобная сцена уже где-то была. — спасибо, — сама не знает за что благодарит: то ли за то, что позволил подобраться так близко, то ли за то, что вовремя появился при опасности. Наверное, за то и другое.
[indent] Ей хватает всего нескольких секунд, чтобы снова отключиться. Провалиться в сон [скорее потерять сознание], и не видеть в нём ничего, кроме бескрайней темноты и пустоты. Но даже здесь всё вертелось и переворачивалось. Опалённая дышит не глубоко, отрывисто, сквозь сон изредка постанывая при малейшем движении головы, и сквозь сон тысячу раз проклинает это увечье. Но ей, по крайней мере, больше не холодно.

Орех выглядел уставшим. Как бы физически была не сложна его работа в данный момент, он уставал морально. Искал слова поддержки для каждого, был спокойной песней для раненных, вкладывал в каждого и дело и душу. Ему всегда было больно наблюдать за страдающими, но понимал, если не он, то кто будет их опорой и поддержкой в самый трудный момент? Поэтому Орех стойко держался перед всеми больными, хотя за его угловатыми плечами нависал тяжкий груз ответственности и непомерная усталость.
Целитель внимательно рассматривал Бабочку, наблюдая за ее эмоциями. Кажется, она была в порядке. Черно-белый в очередной раз убедился, что сделал правильный выбор, сделав Бабочку своей ученицей.
- Не знаю, Бабочка, - искренне признался Орех и начал ворошить листья у себя под лапами, - В любом случае, вам с Оленехвостом очень повезло. Знаешь, я думаю, что наши воины справятся. И не такое падало на наши плечи. Досадно, что первый урок обошелся нашему племени тремя воителями. Кунице еще повезло. А вот Тайфун с Опалённой, - черно-белый задумался. Действительно, сколько еще поляжет от лап этого зверя? - Пока будем ходить за травами с патрулями. Да и Солнцезвёзд наверняка огласит новую тактику. Он очень умный и расчетливый предводитель. Выкарабкаемся, - подняв бледно-зеленые глаза, Орех благодарно взглянул на ученицу.
Солнцезвезд вышел сразу же после слов Ореха и кот встретил его взглядом, полным надежды.
— Премного благодарен: за спасение их жизней и за то, что дали мне время. Если потребуется пополнение запасов трав, дайте знать: будем думать над тем, как их раздобыть.
Кожа под шерстью воспылала огнем, слыша благодарность предводителя. Но Орех горячо замотал головой.
- Это наша обязанность, Солнцезвезд, все в порядке, - черно-белый худыш встал и, наспех отряхнувшись, продолжил, - На первое время хватит. Пока нет необходимости выходить за пределы лагеря. Разве что за водой, - Орех обернулся, слыша голоса, - Восстановление Опалённой займет достаточно времени. На нее пока не рассчитывайте. Тайфуна поставим на лапы в ближайшее время. Он воин сильный, справится, - доложил Орех и вежливо кивнул, расставаясь с предводителем.
Как только рыжий хвост Солнцезвезда мелькнул за палаткой, Орех повернулся к Бабочке:
- Если тебе нужно - можешь передохнуть. Я присмотрю за Тайфуном и Опалённой. Кунице не требуется помощь? - заботливо спросил черно-белый и зашел в родную палатку. Опалённая и Тайфун лежали бок о бок, словно ища друг в друге поддержку. Орех тихим шагом приблизился к воинам.
- Как вы себя чувствуете? - негромко отозвался целитель и потянулся за маковыми семенами. На случай, если кто-то из раненных пожалуется на невыносимую боль. Спешно проведя лапой по телу каждого, Орех убедился, что ни у кого нет жара и удовлетворенно выдохнул. Заражения не было.

[indent] Путь Куницы лежал прямиком в палатку целителя. Кошка не хотела сама себе признаваться, что чувствовала она себя куда лучше, для того, чтобы снова здесь оказываться. Молодая кошка медленно выпрямляется в пояснице, чтобы казаться уверенней, а в зубах держит помятого жизнью голубя: вряд ли, конечно, Опалённая захочет есть, но попробовать стоит. Стоит же? Несколько беспокойных вдохов и выдохов терзают её горло, прежде чем Куница все же решается сделать шаг. А затем ещё один. А уже в следующее мгновение на её лице играет миллионом огней самая яркая и мягкая улыбка. Опалённой с каждым часом становилось лучше, а тяжелый груз с материнского сердца постепенно пропадал так же, как обычно исчезает по весне талый снег. Некоторое время Куница чувствовала себя бездомной птицей: нигде не могла найти пристанище. Металась вокруг разброшенного собственной лапой гнезда, как кукушка, а потом просто отлегло. Но сейчас снова было тяжело, тяжело в том смысле, что из-за куницы у Опалённой и Терновника никогда не было нормальной жизни. А если бы Тенелистый остался у неё? Остался с ней? Была бы тогда у них нормальная жизнь?

[indent] У Куницы цепенели лапы, а в горле застывал ужас, когда она каждый раз вспоминала то время. Каждый раз, когда она окуналась воспоминаниями в те долгие, кажущиеся бесконечными, луны, Куница осознавала: она не хочет больше любить. Она не хочет больше разжигать этот огонь в сердце снова, она не хочет снова видеть в каждом мерцаньи милых глаз знак, она не хочет снова быть больной с утра до ночи этими чувствами и она боится снова слишком близко подойти к солнцу и ослепнуть, как тот маленький, глупый котёнок из сказки. Видя в том, к кому испытываешь сильнейшие чувства, только мятежного и страстного любовника, рискуешь обжечься так, что близко подходить больше не захочется никогда. И нет смысла снова воевать за эту чертову любовь, которая в итоге режет и без ножа. Казалось бы, столько лун прошло, а Куница снова, как маленькая влюбленная ученица идёт прямо навстречу этому хищнику. Идёт и не боится. Вернее, боится, но прошлого, которое непрестанно следует за ней шаг в шаг, каждый звездоцапов день. И все это: под маской теплой улыбки. Все это - ураган из эмоций, который кроется где-то внутри черепной коробки и с каждым шагом пульсирует все отчаяннее и отчаяннее, будто бы просится и ужасно вопит, чтобы его выпустили оттуда. А Куница упрямо держит вожжи так, что этот зверь заходится в неистовом рёве. И от этого становится только хуже.

[indent] - Ты выглядишь уже лучше, - взглядом давая понять Ореху, что с ней всё в порядке и никакая помощь, - кроме душевной, конечно, - ей не требуется, Куница улыбается, глядя на Опалённую. Она действительно выглядит лучше. Свежее, как минимум, а как максимум и того здоровее. Расцвела, как яблоня по весне. Терновник был похож на Тенелистого, а Опалённая на Куницу - очень странно было не замечать подмены и обмана такое долгое время. Только сердце заметило. Ещё бы, нести эту тяжелую ношу вранья и отчаяния на протяжении сорока лун - ты ли не сумасшедшая, а, Куница? Она не хотела спрашивать, о чем они говорили с Солнцезвёздом, чтобы зря не ворошить память, касающуюся их из ряда личных границ выходящего разговора, чтобы зря снова не погружаться в тот ужас и отчаяние, когда она видела её напрочь переломанное тело.

- Может, ты лучше выспишься? Какое-то время я вполне могу понаблюдать за ранеными. Если что, сразу же тебя разбужу. Я представляю, как выглядят осложнения, - уверенным тихими голосом проговорила Бабочка, сочувствующе заглядывая в глаза наставника. Орех выглядел уж слишком потрёпанно, он явно переживал подобные потрясения гораздо тяжелее своей юной ученицы. - Если будешь так волноваться, поседеешь к следующим Юным Листьям, - как могла задорно мурлыкнула кошка на ухо наставнику, пытаясь хоть как-то поддержать его. От него слишком многое зависит сейчас. Нельзя позволить ему скатываться в уныние и нервозность.
Из палатки наконец показался Солнцезвёзд, похоже, вполне довольный своим тайным дельцем. Бабочка слегка прищурилась, выслушивая его слова и коротко кивнула сразу после ответа наставника. А теперь иди-иди, у нас и так дел полно. Когда пещеру покинули все посторонние, ученице стало немного легче сосредоточиться на насущных проблемах.
- Только недолго. Тебе отдых нужен намного больше, - с нажимом проговорила Бабочка, с лёгким раздражением воспринимая подобную самоотверженность Ореха. Неужели он не понимает, что ухудшение его состояние потянет за собой и ухудшение состояния пациентов? - Хоть раз бы о себе позаботился.
Ученица улеглась на своё гнёздышко, прикрыла глаза, но ещё долго сосредотачивалась на тихих голосах в палатке. Сон никак не шёл. То слившиеся в шелест голоса Куницы и Опалённой, то мягкий голос Ореха, то громкое сопение Тайфуна. Полежав ещё немного, Бабочка всё-таки решительно поднялась на лапы и приблизилась к наставнику.
- Не хочу спать. Иди ты. Я присмотрю за ними, если что - разбужу. Ну, ты знаешь, - с едва заметной весёлой искоркой взгляд её как бы намекал: "Возражений не приму". Ученица несильно боднула Ореха в плечо, а сама внимательным взглядом по очереди оценила каждого раненого - стабильны.
Вечером она не раз подходила к воителям, прислушивалась к их дыханию, затаив своё, подолгу смотрела на Ореха, сидя у входа в пещеру. Ещё долго мы не сможем пополнять запасы. А Голые Деревья на носу. И как насчёт встречи с другими целителями? Отпустит ли Солнцезвёзд? Он вообще в курсе? Кошка хмурилась, не отвлекаясь ни на секунду от мерно вздымающихся чёрно-белых боков. Орех останется в лагере, если Солнцезвёзд запретит? Он не сможет ослушаться предводителя, но и не сдержать обещание тоже. Хм.
Сонливость пришла позже, когда вечер перетекал в сумерки. Глаза еле раскрывались, и всё чаще кошка зевала, отворачиваясь ко входу. Но никак не могла решиться - не выспался ведь ещё. Но вот Орех заёрзал на подстилке, приоткрывая глаза. Бабочка, словно вспомнив о важном незавершённом деле, резво поднялась на лапы и двинулась к запасам, деловито выгребая из трещины необходимое растение. Ученица целителя приблизилась к беседующим воительницам, безо всякого стеснения прерывая их разговор негромким приветственным мурчанием.
Куницу Бабочка считала своей собственной пациенткой, а потому занялась проверкой именно её состояния, попутно разжёвывая новую порцию календулы. Прошлая смесь отчего-то не помогла. Что я сделала не так? Начало затягиваться, но совсем чуть-чуть, как если бы её и не лечили совсем. Кошка нахмурилась, сплёвывая кашицу на заново очищенные раны.
Аккуратно, правильно. Календула должна помочь, но если и в этот раз... Может, всё-таки заражение? Но никаких признаков! Бабочка нахмурилась, отдаляясь от кошек и позволяя им закончить начатый разговор без свидетелей. Орех уже поднялся, и ученица радостно, хоть и слегка устало улыбнулась наставнику, кивая головой в сторону Куницы, мол, всё проверила, всё под контролем. Теперь вот можно и поспать. Тяжело упала на подстилку, ещё какое-то время не сводя взгляда с Ореха - может, приснилось что? Например, как нам теперь запасы пополнять.

[indent] Вопрос звучит как-то коряво, двусмысленно, явно на что-то намекает [сама она ждёт определённого ответа]. Пожалуй, для этого не совсем было время и место, но ожидание только калило изнутри и заставляло нервничать. Не сводит глаз с Куницы, не моргает и молчит, хотя на самом деле её вот-вот разорвёт от мыслей - сепсис души. Считает про себя до десяти медленно, так, чтобы дать ей немного времени подумать, собрать наболевшее в кучу, а потом начнёт наступление; словесное, моральное, психологическое. Сейчас не имеет значения. Главное - получить то, что Опалённая хочет услышать, то, что она уже подсознательно знает.
                   [ ну же, тётушка, не тяни. ]
                             от этого тебе точно не спрятаться/не скрыться.
[indent] И она больше не пытается. Стоило Бабочке проверить раны_состояние Куницы и отойти, как та заговорила. У Опалённой в этот момент внутри всё посыпалось. Обрушилось песчаным замком, превратилось в руины и оказалось погребено под устоявшимися реалиями мира, в которых всё это время она жила. Так быстро, легко и глупо - то, что держалось нерушимой крепостью столь долгие луны, что казалось неприступным, правильным и настоящим, вдруг без труда кануло в лету, оставляя после себя лишь обрывки воспоминаний, теперь больше напоминающих какой-то дурной затяжной сон. В голове сигнальный колокол бьёт: стучит по вискам, отскакивает от стенок гулким эхом и заставляет метаться из стороны в сторону подбитым зверем, перебиваемый каким-то странно-сардоническим голосом.
[indent] [ ты ведь знала, милая. всегда знала. догадывалась, подозревала, понимала. где-то там, глубоко внутри, под всей этой шелухой, под бесконечным слоем пепла, под бескрайней пустыней - знала. пыталась в себе подавить и не думать, мол, такого ведь быть может, матушка родная погибла ещё при родах, детей своих горлице оставив, и всё, что от неё осталось - ты, да сестра с братом. это была твоя реальность. это была твоя правда. единственная и нерушимая. что же сейчас от неё осталось, скажи? лишь развеянный по́ ветру пепел и трещащая - рухнувшая - реальность. ]
[indent] У Опалённой дыхание перехватывает; здесь слишком душно, слишком тесно, слишком слишком. Округлившиеся глаза по сторонам бегают, скачут, ни на секунду не останавливаясь, а когти по самый корень в землю уходят, взрыхляя её под собой. Опалённая говорить пытается, ответить хоть что-то, но звуки_слова встают комом в горле, заставляя воздух открытым ртом ловить. Шевелит губами беззвучно и чувствует, как по всему телу дрожь змеями расползается, а у самой прямо над ухом «ложьложьложь». Вся её жизнь - сплошная ложь. Обман и притворство, как и она сама.
[indent] Тишина виснет над ними мёртвым грузом, придавливая к земле. Опалённая в голове прокручивает всю жизнь Куницы, всю свою жизнь, и понимает, что выбора-то у неё особого не было; тогда почему же так щемит в груди? Почему так противно на душе и тяжело на сердце? Она поднимает глаза в совершенной растерянности, смятении и, кажется, обиде. Всматривается в золотые, словно пытаясь прочитать мысли, залезть в сознание и увидеть_узнать что-то такое, что всё ещё остаётся ей неведомо, но на деле лишь ищет ответа на новый вопрос: почему? Разве заслуживали её дети - её, не Горлицы - столь много времени жить в неведении? Разве заслуживали хоронить обоих своих матерей, когда настоящая была жива? Разве заслуживали не знать почему она так долго молчала? нетнетнетнет. Не заслуживали. Всё это неправильно, этого быть не должно // всё пошло не так [вся жизнь пошла не так].
[indent] - Тридцать пять лун прошло с момента гибели Горлицы, и двадцать девять - Перечника, - почти что цедит сквозь зубы, но вовсе не от злости - досады. - и ты говоришь это только сейчас? - протяжный и полный горечи стон так и остался внутри, разрывая горло; Опалённая изо всех сил старалась держаться спокойно, но с каждый секундой контролировать себя было сложнее. - я уже не котёнок, который будет обижаться за то, что ты врала, но ты должна была сказать раньше. Обязана была, - глубокий вдох, удар хвостом по полу и небольшой прищур, сквозь который блестят светлой зеленью глаза. - всем нам, - добавляет уже твёрже, не повышая голову, дабы Орех с Бабочкой не услышали [по крайней мере, не смогли уловить суть]. - но ты предпочла молчать. К Звездоцапу Тенелистого, - отрезает решительно, опережая возможные «но». - я понимаю, почему ты молчала сначала, но потом... Неужели страх перед ним больше, чем любовь к собственным детям?
[indent] Прямо по больному. По не зажившему, не забытому, и извечно ранящему. Но здесь не было стремления задеть-обидеть, как не было и желания вскрыть эту старую рану - Опалённой просто понять хотелось, разложить по полочкам то обилие информации, что только что вывалилось прямо под лапы, утекая сквозь когти. Она смотрит с какой-то глухой скорбью, намеренно приоткрывая завесу к эмоциям, что волнуются на самой поверхности, и тяжело вздыхает, на мгновение закрывая глаза. Сложно; как же всё это сложно. Слова Куницы ощутимым весом опустились на плечи Опалённой, сковали цепями-кандалами, не позволяя и шагу в сторону ступить, и ей всё это выдержать было тяжело. Но тётушке - нет, уже матушке, - было куда тяжелее проносить столь непосильное бремя сквозь года. И это Опалённая тоже понимала.
[indent] - Ты знаешь, что я люблю тебя, Куница, - выпускает воздух изо рта, поднимая веки, поднимается сама и, слегка пригнувшись, заглядывает в лицо. - а я знаю как трудно тебе было. Но это не давало тебе права молчать до сих пор. Ты хоть представляешь, чтобы бы с тобой случилось, не стань кого-то из нас? - этого, пожалуй, и сама Опалённая до конца не понимала. Но кое в чём она была уверена совершенно точно: теперь, когда тайное стало явью, случись что-либо с Куницей - Опалённая этого совершенно точно не вынесет.

[indent] - Только у тебя и было на то право, - отрезает сухо, почти безэмоционально, будто какую дежурную фразу [внутри дребезжит едва уловимое недовольство]. Было в её поступке нечто эгоистичное, а вместе с тем и трусливое. И Опалённая пока понять не могла за кого она боялась больше: детей или себя? Подобных сомнений в обыденное время не возникало, но сейчас всё иначе; сейчас они казались обоснованными, но ни чуть не возмутительными. Скорее непонятными до конца.
[indent] - Разве? - вскидывает бровь в вопросе и щурится, внимательно всматриваясь в ясные глаза Куницы. - по-моему, теперь я как никто имею на это право, - произносит твёрдо, взгляд в сторону отводит, устремляя прямо перед собой, и выпрямляет плечи. - я не говорю, что ты должна была рассказать об этом как только мы вышли из детской, но мне уже больше сорока лун, Куница, и я только сейчас узнала, что моя мать жива. По-твоему это справедливо? - и снова вопрос скорее риторический; для Опалённой ответ очевиден был: нет. - и не говорит так, словно я не понимаю каково это, - ей распинаться-объяснять что-то не хотелось: Опалённая к такому просто не привыкла. Держала в себе, бережно охраняя, и никогда на обозрение чьё-то собственных чувств_переживаний не выставляла // делать этого сейчас тоже не хотелось.
[indent] Куница ведь наверняка знала, понимала, но в не достаточной степени. Не знала, что каждый день после смерти матери маленькая Подпалинка тряслась от страха потерять кого-то ещё. Жалась к брату во сне, дрожала, тихо посапывая, пока никто не слышит, и лишь молилась всем богам, чтобы они больше никого у неё не забирали. А она всё ждала - кто же окажется следующим? Ждала, пока не лишилась отца. После этого чувствовала себя словно в тумане, потерянной и сбившейся с пути. Не могла до конца вернуться в реальность_к жизни, заблудшей душой блуждая в бесконечном лабиринте без выхода: и никто её не спасёт. Опалённая считала, что находиться здесь, на земле, не достойна, и что должна вслед за родителями отправиться как можно скорее - ей там самое место.
[indent] Но нынче всё это уже почти не колет. Не вызывает всполохов, острой душевной боли и чего-то, с чем трудно бороться - к тому, что Опалённая чувствовала, оглядываясь назад, она уже давно привыкла-сжилась-примирилась. Смогла научиться двигаться дальше, не позволяя прошлому_былому неподъёмным валуном тащить назад, и просто надеялась, что больше никого не потеряет. И потому сейчас с такой лёгкостью грудью вперёд бросается, не боясь гибели - решила, что здесь её жертва, здесь её путь, спасать чужие души, и со временем приняла смерть как должное и неизбежное, устав от постоянного ожидания. Кажется, собственные грехи пытается замолить и по сей день.
[indent] - Но меня не столько волнует всё это - в том числе незнание, - как ты сама: я и представить боюсь, что бы с тобой стало, лишишь ты детей, так и не успев сказать им кто ты для них на самом деле, - Куница такого не заслуживала. Слишком многое прошла, слишком многое пережила, и теперь как никто другой была достойна лучшего; проще - счастья. - я хочу, чтобы ты поняла: я тебя не осуждаю. Но и принять это тоже не могу, - [не так просто]. Поворачивает голову куда-то в сторону, изучая палатку, и осторожно поднимается с насиженного места - воздуха совсем перестало хватать, а голова раскалывалась от запаха трав и обилия информации. - пока не могу, - и их глаза снова встречаются. Её нужно время. Опалённая смотрит беззлобно, мягко и словно понимающе [отчасти она в самом деле понимала], но у самой когти скребут на душе, и от этого тяжело становится. - я так понимаю, больше никто не знает, - не спрашивает - утверждает. Едва ли кому-то ещё это известно, но убедится нужно. - никому больше не говори, - взмахивает хвостом, продолжая стоять на месте, опускает взгляд в пол, чтобы затем снова поднять их на соплеменницу. - и, Куница. Спасибо.
[indent] [ за жертву. за доверие. за всё. ]

[indent]     [ молчи. ]
             слишком много лишнего.
                     ничего не говори.
                          м о л ч и.
[indent] Будь Опалённая чуть глупее - сказала бы гораздо больше. Будь чуть умнее - обошлась бы парой фраз. Балансировать в золотой середине сложно; оставаться на ней постоянно ещё сложнее. У неё глотку собственные слова раздирают, режут и вяжут рот, вынуждая язык к нёбу прижимать // сглатывает, выдыхает, поднимает тяжёлый взгляд на потолок и смотрит в одну точку, словно нашла что-то интересное-важное-нужное. Словно там - ответы на все вопросы. Те, которые задаёт сама себе, которые захочет задать через несколько минут, которые читаются в золотых глазах Куницы, но Опалённая молчит. Застывшем камнем стоит на будто обмякших лапах [будто земля из-под них моментально ушла], но даже не шелохнётся.
[indent] Может, стоило умалчивать об этом до конца? Может, было бы лучше, не узнай она всего этого? Может и вовсе не следовало акцентировать внимания на какой-то дурацкой фразе, брошенной в критической ситуации? Может.
                 [indent] н е т.
[indent] Уж лучше так, чем остаток жизни в неведении провести. Не догадываться, ничего не подозревать [делать вид] и считать родителей погибшими. Такая правда стоила того, и окажись у Опалённой выбор - она бы вновь прыгнула под когти барсука, чтобы услышать то, что услышала от Куницы. Хотя бы ради того, чтобы разделить с ней это бремя; попытаться. Такие вещи изнутри отравляют: медленно, степенно, пока рано или поздно не убьют окончательно. Токсемия обязательно наступит, смешивая кровь с ядом, и даже столь крепкая и несгибаемая Куница в итоге окажется убиенной собственными мыслями-воспоминаниями-секретами. От них не отмыться, не избавиться и не убежать, как не старайся - и потому они есть самая чудовищная и опасная болезнь, неизлечимая и смертельная.
[indent] В какой-то момент её одёрнуть хотелось: «постой, не уходи, останься», но Опалённая лишь сильнее зубы стискивает до проступающих желваков и провожает Куницу долгим задумчивым взглядом // на этом пока всё. ложьложьложь - ещё стучит в голове, отбивая чёткий ровный ритм крошечным клювом прямо в висок. Дёргает ухом, когтями в землю впиваясь, и опускает гордо поднятую голову в сутулой осанке. Что же теперь будет? Как сказать брату, сестре? Они наверняка ведь не поймут, не примут сразу и отмахнуться, мол, бросила, отдала чужачке, врала всю жизнь. Потом обязательно забудут, поймут и простят, но для того нужно время, а его было катастрофически мало, а потому вопросе «когда сказать» даже не стояло. Сейчас всё племя стояло на пороге войны, сейчас сумрачные своими зловонными ртами скалились прямо в лица и каждый мускул в теле напряжён был, а значит всё это не имело право на любую огласку. Слишком неуместное, слишком личное, слишком отвлекающее. Не о том голова забита должна быть, по крайней мере так считала Опалённая.
[indent] Всего на мгновение, на короткий миг она позволяет себе побыть эгоисткой [впервые за долгое время]. Мысленно просит прощения, клянётся, что обязательно расскажет, но позже, и за всех принимает единоличное решение, за что наверняка потом заплатит с полной мере. И плевать. Так надо. Так правильно. Так чуть ли не необходимо - жить с последствиями она готова. Расправляется, поднимает голову и возвращается в привычное состояние, собственноручно закрываясь в непробиваемой броне. Всё хорошо. А если нет - будет. Когда-нибудь. Но пока пусть всё остаётся так.
[indent] - Орех, - выравнивает тон, обращаясь к целителю твёрдо, словно бы только что между ней и Куницей совершенно рядовой диалог прошёл, и переводит взгляд на Бабочку. - пройдёмся по лагерю? - больше не спрашивает, а утверждает: Опалённая и без него была готова прямо сейчас выйти из палатки. Находиться в таком маленьком пространстве после всего было чуть ли не физически больно.

► главная поляна

Отредактировано Опалённая (07.11.2018 14:25:15)