— Преувеличивает, однозначно. Добавим тебе еще лун сорок и тогда твои сказки точно разлетятся среди всех королев и котят. Cмерчешкур слушал, но краем уха. Он как мало кто другой знал, насколько назойливым может быть Ворон, особенно когда этого хочет, но в новом близком соседстве черношкурый начал вспоминать об этой способности брата заново. Кот устал. Устал от очень многих вещей и не мог перестать предполагать, какой диковиной забавой теперь являлись здесь его сказки. А сказками всё начинается, и всё заканчивается тоже ими. Или заканчивалось - вот-вот закончится, от этого ощущения бывший предводитель тоже не мог отделаться, как от Ворона и его расспросов, и оно лежало самым тяжёлым камнем на черношкурой груди.
- Сказки для котят, - продолжил он наконец, не спеша искриться энтузиазмом. Смерчешкур столько раз повторял это всё у себя в голове, столько раз пытался подобрать слова более подходящее, что теперь иногда даже от одной мысли к горлу подступала тошнота. Так и становятся ленивыми и вонючими стариками, верно? - Может ещё займусь этим, если вы наделаете новых. Черношкурый передёрнул ушами. У Хвойника мозги часто работали лучше, чем у обоих братьев вместе взятых - ему было достаточно наблюдать счастливые семейные идиллии братьев, чтобы не пытаться создать свою. А Смерчешкура всё ещё иногда передёргивало от того, какая пропасть раскололась между ним и котятами, его котятами, которым сказки и рассказывал он. Может, и вправду, теперь можно и этим двум.
— Так, раз уж мы тут кости перемывать собрались, тогда рассказывай про Верболапку. — Разве для бродяги, жизнь в племени является благодарностью за спасение? Или ей просто понравился наш статный, воинственный брат и она решила быть ближе? Братья не утихали - держали хватку, да и закатившееся за горизонт солнце едва ли кого-то из них смущало. Смерчешкур очень старался ценить это. Они старались, по-своему, но искренне, а черношкурый сам - нет. По крайней мере, так было спокойнее думать.
- Тут меньше лирики, - буркнул он, не вдаваясь в детали. Слишком много деталей там оставались ещё неподвластны и его уставшему уму. Ворон счёл, что заступаться за одиночек было не свойственно Смерчешкуру: может, когда-нибудь он расскажет и те сказки, где делал это ещё нося звёздное имя, но становилось боязно, что чувствительное воображение брата не переживёт столько историй за одну ночь. - Я не обещал ей крова. Но Верболапка помогла мне выжить, я должен ей это же самое. Хмыкнув, Смерчешкур промолчал про Джека. Разве после всех приключений черношкурому ещё светит ещё одно? - Единственное, где я могу это сделать - здесь. Если она сможет стать воительницей, то мне не нужно будет беспокоиться о своём долге.
Смерчешкур ненадолго замер, утихнув. Он вспоминал Джека чаще, чем говорил о нём. Хорошо помнил и запах юной белоснежной шерсти, врывавшийся в заброшенный сарай на рассветах. Помнил, как вдыхал его, как последний источник воздуха, когда Гвен возвращалась в город, оставляя ему извалянных не весть в чём воробьёв, облизнуться на которых нельзя было даже при смерти. Черношкурый недовольно тряхнул головой. - Больше тут нечего понимать. Как её успехи на тренировках? Смерчешкур обернулся к Хвойнику, подозревая, что тот знал об этом чуть больше, чем они двое, да и всё ещё имел надежду, что не придётся лезть в это слишком далеко.
Ему должны были нравится эти новые, мирные времена, и в бодром состоянии духа Смерчешкур находил на это силы. Если вспомнить, этого он и хотел - ради этого положил столько сил и последние жизни, но сколько черношкурый ни мечтал об этом, он никогда не думал, что после будет именно так. Где-то у него на подкорке они все ещё были немного моложе. Он заглядывал сюда, чтобы справиться о брате, а позади поваленного дерева его ждала возлюбленная и только вставшие крепче на лапы дети: они собирались отправиться к нагретым камням, пока реку возле них не затянет льдом. Тогда котятам там будет нечего делать, по крайней мере - какое-то время.
Смерчешкур не понимал, почему его братья могли в любой момент выглянуть на поляну и не испытать такого же разочарования, как он, и не стеснялись кидать в него шишками вопросы о Верболапке. Смерчешкур думал так, будто для них и в самом деле не было повода, а, может, и сам в это верил. - И твои, Ворон? - добавил он, возвращаясь к тренировкам Верболапки: - или всё, затихла песня соловья?