Клубится, тянется дымка забытья. Вьются сизые сны, еле проникая сквозь ивовые корни, защищающие палатку от холода и ветра. Надёжные стены охраняют травы и позабытого больного, неприметно лежащего на своей подстилке в углу. Горячий от лихорадки, но тихий-тихий, ни слова, ни хрипа, ни лишнего движения. Череп не мешался в этой палатке никому, он стал её частью, фоновым элементом. Безмолвный, как камень, тусклый и спокойный. В то время ещё был жив Львинозвёзд, зычно созывающий собрания, по палатке деловито сновала Щербатая, а племени жилось почти что спокойно, за исключением проблемы пропавших котят. Однако Череп не знал, как живёт его племя, он не обращал на это никакого внимания, прибитый к подстилке своей лютой простудой и воспалением в суставах. Ему снились сны, чаще всего, тренировки с его почившим наставником, Бурозвёздом. Иногда во сне он снова переживал тот момент, когда вместе с Ручей ловил большую щуку и ощущал единение двух сильных охотников. Просыпаясь, Череп видел серые стены, безразлично смотрел на них, а затем засыпал вновь. Его мучил бред, он плохо различал Щербатую с Сивой, но так как посетителей у Черепа не было, вслух бредил он редко.
Сегодняшним же днём что-то в палатке переменилось. Во-первых, от ломоты в спине Череп проснулся с рассветом, хотя в последнее время открывал глаза лишь к полудню. Во-вторых, его лихорадка обострилась сильнее обычного, и он даже начал бормотать себе под нос какую-то ерунду. Так он и провёл большую часть дня, то просыпаясь, то уходя в забытье. До тех пор, пока в палатку не вошла новая фигура.
Череп быстро понял, что это не Щербатая и не Сивая, за проведённое в палатке время он почти запомнил длину их теней и перестук шагов. Резковато повернувшись, он обнаружил, что кошачий силуэт расплывается в его глазах. Ответ, однако, пришёл в голову больного сам.
- А, это ты, Дымка, - глухо сказал речной воин, устраиваясь на подстилке поудобнее. - Не думал, что придёшь проведать. Как там на реке, хорошая охота?
Вряд ли существовал кто-то, с кем Череп разговаривал мягче, чем с Дымкой. Она была ему хорошей, послушной ученицей, и он даже как-то привык к ней. Не хотел привязываться, но какую-то долю доверия серая кошечка у него заслужила. Череп смотрел на кошку, в которой признал Дымку, и чем дольше смотрел, тем сильнее ему казалось, что это и вправду Дымка. Он не понимал, что перед ним не его ученица, а Медведица, которая, вероятно, в палатку вообще по другим делам пришла, а вовсе не к доходяге Черепу. Ивовые корни покачиваясь в его глазах, словно водоросли, и Череп, завороженный этим зрелищем, полуслепо наблюдал за ними. Он чувствовал себя не очень хорошо, а Щербатая, как обычно, отказывалась давать ему мак.
- Ты не знаешь, где Щербатая хранит маковые зёрна? - мрачно произнёс он, надеясь, что целительницы нет в палатке. - Не хочешь, м-мм, поискать их?
Похоже, ещё немного, и Череп начнёт напрямую просить мак. Он знал, что от целителей ждать помощи не стоит. Они лечат по своим принципам, а Череп по своим. Воин знает, что нужно его телу, чтобы боль ушла. Ведь он уже не раз и не два принимал мак, и всякий раз целебные зернышки помогали ему подняться на ноги. А если не подняться, то хотя бы хорошо выспаться и набраться сил.

Кажется, что-то треснуло. Тонко, но бесповоротно, как кромка льда. Череп понял, что у него диссонанс с самим собой. Его глаза видят одно, его разум говорит другое, тело же вовсе не хочет поспевать за обоими, безвольное и вялое, словно, попытайся он встать, поднимется лишь скелет, а шкура и плоть останутся лежать на подстилке бесполезными тряпками. Он смотрел то ли на Медведицу, то ли сквозь неё.
"Это действительно не Дымка", - понял Череп, отведя взгляд. "Дымка не пришла бы проведать меня. Она знает, что мне это не нужно".
Ветерок, едва пробивающийся в палатку, слабо шевелил шерстинки на тёмно-серой шубке Медведицы. Череп смотрел на них и видел огромное поле чёрной травы, в котором заблудился. Ему стало совсем нехорошо, будто чёрная трава изрезала его лапы, и оттого ему тяжело идти. Он еле выпутался из тяжёлой дрёмы, которую навеяла ему пушистая воительница.
- Щербатая должна была оставить мне немного мака, - скупым, безэмоциональным тоном оповестил он. Медведица тут же предложила сходить за целительницей, и Череп почувствовал скуку. "Если она позовёт Щербатую, ничего не изменится".
- Не стоит беспокоить её. Она занята своей работой. Отрывать целителя от спасения жизней соплеменников - сомнительное дело.
"К тому же, Щербатой плевать, насколько мне плохо. Жив - и ладно. Я могу её понять. Это честный подход, суровый и честный. Будь я целителем, поступал бы так сам".
Он прекрасно помнил её подозрительный взгляд, когда впервые попросил маковых семян. В тот момент Череп, ослеплённый болью в своих суставах, подумал, что Клоповник пригрел у сердца змею. Он редко бывал справедлив к Клоповнику или Щербатой, потому что ни один из них не хотел и не мог усыплять его болезнь вечно.
Медведица спросила, не хочет ли Череп подкрепиться. Голос прошёлся по его голове слабой вибрацией. Он посмотрел на кошку невидящим взглядом, словно за её спиной кто-то стоял. В голове речного воина пульсировала жаркая лихорадка.
- Я не голоден. Не стой над душой, Ливень... - пробормотал он, отворачиваясь... от своего бывшего оруженосца? И что Ливень мог забыть в этой палатке? У него уже давно свой ученик. Ему нужен совет? За советом следовало идти к кому-то более разговорчивому.
Из-за больного горла Черепу было трудно глотать, потому он отказывался от еды. К тому же, болезнь затянулась, а воин не рассчитывал, что столько времени пролежит здесь, убивая пищевые запасы соплеменников. Он старался потреблять как можно меньше, чтобы не создавать проблем. "Поскорее бы встать на ноги и охотиться, как прежде", - думал Череп, представляя, как плывёт за щукой по быстрой реке. А Ливень, всё-таки, не ушёл.
- Что-то нужно? Говори, я слушаю, - сказал он молодому коту. Его шея пошатнулась, но он по-прежнему держал голову поднятой.
"Отвратительный денёк. Может, когда он закончится, станет прохладнее. Сейчас как-то... жарковато. Разве таким должен быть сезон Голых Деревьев?"