Полосатый раздражительно рыкнул. Он сам уже успел то ли засмотреться на лес, то ли задуматься о чём-то своём и даже начал забывать, что выгуливает котёнка в лесу, но Волжанка не переставала напоминать о себе несвязанными слогами и обрывками фраз, которые приводили полосатого то ли в ступор, то ли в раздражение.
- Говори нормально, - потребовал он, - Ни слова не разобрать.
Спокойно Волжанке не шагалось, и это уже тоже с первого лишнего её шага не пришлось коту по вкусу: в его понимании котёнок должен был ровно маршировать на видном месте и лишний раз не шуметь, чтобы не отвлекать взрослого от чего-то важного вроде собственных мыслей, но желтоглазая не желала и капли подобного. Заискрившись подлинным восторгом от красот леса, первой свободы и всего такого нового малая даже подлетела вперёд, совершенно забив на то, кто кого выгуливал, но Короед даже не успел начать снова ворчать: поодаль и прямо навстречу Волжанке заблескал птичий клюв. Малой посчастливилось сигануть прямо к гнезду... На секунду у кота самого округлились глаза, словно на него летел какой-то гигантский ястреб и вот-вот съел бы его, а не Волжанку. К счастью для малой, Короед успел кинуться вперёд и, схватив её за загривок прямо как мама-кошка, укатиться большим кубарем в кусты. Полосатые бока пробили брешь в колючей обороне каких-то зарослей, но по какой-то нелепой для Короеда инерции уберегли Волжанку от самого сильного удара. Птица же, как было видно сквозь некоторые редкие ветки, вспархнула с пустыми лапами.
Приземлившись, Короед тут же забыл, как заботливо сберёг шкуру Волжанки, собрав на свою пару колючек, веток и синяков. Поднявшись первый, полосатый прижал малую к земле одной передней и грозно навис над ней, с непривычки сначала сдавив чуть сильнее, чем стоило.
- Безмозглая! - разозлившись, выкрикнул полосатый в морду малой, - Кто тебя...
Кот запнулся. Волжанку-то ведь и в самом деле ещё никто не учил вести себя в лесу. Короед вытащил в лес молочного котёнка и был явно недоволен тем, что она ведёт себя, как молочный котёнок. Всё вот это вот, связанное со всеми, кто был младше посвящения в воители, Короед особо не дружил. Оруженосцы-то хоть были уже обучены внятной речи и каким-то простым вещам, как, например, не погибнуть от когтей суслика из ближайшей к лагерю норы. Полосатый лапу убирать не торопился, а грозно глядел Волжанке в морду: в крохотную морду, большую часть которой занимали круглые жёлтые глаза. Казалось, что её взгляд тоже ещё ничего не умел, кроме как лупиться и изображать стабильный, не проходящий изо дня в день испуг. Недовольно куча щёки, Короед пытался вглядеться посильнее и увидеть хоть что-нибудь, отдалённо напоминающее зародыша здравого смысла и рассудка, но заметил только то, как тепло и солнечно, хоть и очень мелко и размазанно отражались в её глазах краешки крон, видневшиеся из-за его головы. Как в большой медовой луже. Красиво, но рассудок это не напоминало.
Излишне задержавшись, полосатый недовольно фыркнул, неаккуратно и даже нечаянно задев морду Волжанки колким усами, и наконец убрал лапу с её груди. Да и какой там груди... Короеду казалось, что под его лапой могла разместиться вся Волжанка, ну или она просто временно сжалась от испуга. Заставлять свою лапу быть невесомой ему было непривычно, поэтому ступил на землю обратно в полную силу он не без удовольствия.
- Ты идёшь ровно за моим хвостом. Сделаешь хоть шаг в сторону - я сам засуну тебя в клюв этой птице. Поняла? Проходим три ели и разворачиваемся назад, - прочеканил кот так, словно уже дорос до старшего воителя и теперь уже раздаёт указания своему патрулю, - Вот комок шерсти, а...
Неспешно кот развернулся, строгим и внимательным взглядом следя за движением каждого усика Волжанки, а, начиная шаг, хвостом нащупал её голову, чтобы убедиться, что малая поняла все его слова.