[indent] Мысли Шипелки часто заводили его не туда, судя по тому, чего успел наслушаться Ежевика за их недолгую тренировку. Нужно будет придумать, что с этим делать. "С такой концентрацией в бою ему будет сложновато. Впрочем, может, на боевых тренировках он и научится постепенно фокусироваться на главном". Наставник терпеливо ждал, когда наконец рыжий сын Сойки доберется до сути.
[indent] — Может быть стоит с этого дерева прыгнуть на другое, на ветку пониже?
[indent] - Хороший вариант, если лес густой, лиственный и достаточно молодой, тогда деревья будут ниже, зачастую даже соприкасаться ветвями. Но в ельнике и тем более сосняке такое проделать будет тяжеловато. Как-нибудь отведу тебя к высоким соснам, вот там точно подобное провернуть не получится.
[indent] — Может быть тогда разбежаться и быстро спуститься по стволу мордой в землю?
[indent] - Ты скорее свернешь себе шею. Если и спускаться мордой вниз, то вот так, - Ежевика вдруг перескочил на соседнюю ветвь, немного помедлил, оценивая расстояние до земли, покрепче вцепился в опору задними лапами, а корпусом подался вперед. Выпущенные когти на передних лапах мало помогали при такой технике спуска, поэтому Ежевика их втянул и медленно пополз вниз, балансируя между опорой на ветку задними лапами и на ствол передними. В какой-то момент здоровяк оттолкнулся и по инерции смог будто бы сделать еще один шаг по стволу вниз, а затем, нащупав его задними лапами, оттолкнулся еще раз - и приземлился в траву с басовитым кряхтением. - Это быстрый способ, но тоже подходит для небольшой высоты. Главное, в таком случае не забывать, что выпущенные когти могут скорее стать проблемой, чем подспорьем, и вообще существует риск их выдрать.
[indent] Древолазанье никогда не было сильной стороной Ежевики, и он хорошо помнил с десяток сорванных когтей за шесть лун ученичества. Постоянный страх свалиться мордой вниз мешал мыслить здраво, и когти выпускались сами собой, перечеркивая все усилия, приложенные до этого. "Поэтому пока мы остановимся на другом".
[indent] - Но ты будешь спускаться иначе, так же, как забирался, - хвостом вниз. Зацепись передними лапами за ствол и найди задними опору. Медленно переставляй лапы по одной вниз, как будто пятишься. Увидеть ствол ты все равно не сможешь, так что не вертись и ориентируйся на ощущения своих лап, - Ежевика подошел ближе к стволу и оперся на него передними лапами, чтобы смягчить падение Шипелки, если вдруг что-то пойдет не так. - Такой спуск куда медленнее, но зато так можно спуститься с дерева любой высоты, не рискуя переломать лапы. Поначалу будешь ползать по стволу, как улитка, но позже мышцы запомнят порядок движений и ты сможешь карабкаться по стволам туда и обратно, совершенно не думая.

— Как ты? - вопрос, заставивший Львиногрива болезненно сжаться и резко отвернуть голову в сторону, чтобы скрыть всю ту боль, которую Алоцветик могла прочесть по глазам.
Ему не хотелось, чтобы она видела его таким... потерянным.
Как бы кто ни кричал о том, что уход Одуванчиколапа - это правильное решение, всё-таки то была потеря. Большая потеря для всего Грозового племени, от которой они не скоро оправятся. Речное племя до сих пор зализывает раны и живёт с этими шрамами.

- Алоцветик, происходит что-то плохое, я это чувствую, - поделился переживаниями воитель, чувствуя, что слишком долго носил все сомнения под сердцем. - И, что самое ужасное, мне кажется, я не могу это предотвратить.
Львиногрив хуже остальных признавал собственное бессилие. Он никогда не полагался на Звёздных Предков, всё делал сам и искренне верил, что звёзды соблаговолили ему, потомку знаменитого воина Грозового Племени из прошлого, времён далёкой Синей Звезды.
Воитель подался вперёд, практически наваливаясь в изнеможении на Алоцветик и что-то невнятно мыча от усталости, застилавшей глаза.
После рухнул на землю, повалив следом за собой и воительницу, которую со всей силы хотелось прижимать к себе крепко-крепко и не отпускать. Нет, не сейчас.

Пред глазами распростёрлось звёздное небо и сиявший вдалеке Серебряный Пояс, с незапамятных времён служивший небесными угодьями для всех ушедших котов. Но сейчас Львиногрив смотрел на всё это с каким-то... безразличием. В полной равнодушия пустоте отражались яркие огни на дне двух подёрнутых голубизной озёр.
Он был задумчив как никогда.
- Как думаешь, предки помогут ему? - задал в никуда вопрос воитель, уже заранее зная, что любой ответ не удовлетворит его. - И помогут ли нам, когда придёт время?
Впервые за долгие луны жизни в Грозовом племени ему не хотелось возвращаться домой, не хотелось разговаривать со своими товарищами, наполняя палатку громогласным гоготом и весёлыми криками. Этой ночью всё погрузится в молчание. Им нужно хорошенько переварить произошедшее.

Состояние Львиногрива пугало воительницу, и она с легкостью подалась на его ласку, надеясь своей близостью впитать хотя бы часть его боли. Как ни храбрился золотистый воитель, как бы ни был готов отдать за свое племя всё, Алоцветик видела (или так думала), как ему тяжело.
Он лучший из воителей, но все-таки он не всесилен.

Ощущая себя нужной, как и в детстве, со своей лаской и заботой, трехцветка прижалась щекой к макушке Львиногрива, лежа с ним рядышком. Она вылизывала ему уши, тихо бормотала что-то, пытаясь снять его боль, тоску, растерянность. Все это было свойственно и ей, Алоцветик, и ей сложно дался уход Одуванчиколапа, отсутствие которого на долгие луны омрачит жизнь Грозового племени, но... сейчас дочери Смерчезвёзда было легче.
Потому что она чувствовала себя нужной.

— Как думаешь, предки помогут ему? — произнес в тишину Львиногрив, и в полумраке трехцветка улыбнулась. Её тронуло беспокойство соплеменника об изгнаннике. — И помогут ли нам, когда придёт время?
Воительница проследила за взглядом золотистого к безмолвным звёздам.
- Помогут, - тихо произнесла Алоцветик, возвращаясь с касанием к возлюбленному.
- У нас есть не только предки, Львиногрив. Мы поможем друг другу, - неожиданно уверенно мяукнула в тишине черепаховая воительница, мягко отсвечивая зеленым взглядом.

— Помогут, - мягко мяукнула Алоцветик, и Львиногрив отчего-то поверил ей.
В душе всё улеглось.
— У нас есть не только предки, Львиногрив. Мы поможем друг другу.
Он внимательно посмотрел ей прямо в мерцающие отблеском звёзд глаза. и откуда у неё только такая храбрость? - с восхищением подумал воин, подаваясь навстречу ласковым касанием. Воздух между ними становился горячее.

В какой-то момент, поддаваясь инстинкту, Львиногрив аккуратно обхватывает передними лапами бока воительницы, мягко опуская ту в траву и возвышаясь над ней. Всё это время не разрывая зрительного контакта.
- Я люблю тебя, - мурлычет он в самое ухо пёстрой, чувствуя, как лёгкая вибрация в собственном голосе окутывает его спокойствием и блаженством.
Воитель чуть прикусывает Алоцветик за щёку, не в силах сдержать порыв, и тут же зализывает это место, подаваясь бёдрами вперёд.

Багровый лес на его памяти никогда ещё не был так красив, как сегодня. И Алоцветик ещё никогда прежде не была к нему так близка, как сейчас. Львиногрив невольно поймал себя на мысли, что охотно променял бы чувство азарта от боя или привкус долгожданной победы на то, что сейчас происходило с ними двумя.
Всё кругом тонуло в ночной тишине, когда воитель, примостившись рядом с подругой и приобняв ту лапой, погрузился в долгожданный мирный - впервые за долгое время - сон.
Ему не нужно было больше спешить в лагерь, на этот раз там обойдутся без него.

Отредактировано Львиногрив (31.10.2022 22:51:14)

[indent] Инееуху не доставляет большего счастья просто молчать, ощущая, как от шерсти Проныры исходит раздражение и злоба. Оруженосец поэтому старается не отсвечивать, как может, своей белой шкурой, предпочитая просто увиваться хвостиком за старшими воителями. Ему кажется, что необходимо не подвести, необходимо во что бы то ни стало показать себя достаточно умелым котиком, чтобы коты не стали угрожать ему чем-то ужасным. Опыт с наставником был не самым лучшим, и Инееух не был уверен, что другие коты не поведут с ним себя также.
[indent] — На того, кто поймается, —  отзывается кошка, явно намекая младшему, что если он будет плохо себя вести, то обязательно станет её ужином. Белоснежный обречённо кивает: и тут ему придётся вылезать из шкуры, чтобы доказывать, что он не зайка. Она даже отправляет другого воителя прочь, вероятно, предпочитая трапезу в одиночку. Ученик сглатывает.
[indent] — Сегодня я хочу посмотреть на тебя во всей красе. Как тебе Птицелов? — спрашивает кошка, приглядываясь к котику. Тот сиротливо поджимает хвост, переживая, что может показаться ей достаточно аппетитным, чтобы сцапать уже сейчас. А может не будет? Тогда Инееух и правда слишком испугался, чтобы трезво мыслить.
[indent] — Он хороший кот, — быстро врёт котик, кивая в такт своим словам. — Говорит, что испытывает меня и что очень важно давать отпор… — слабо мяукает оруженосец, лапкой пиная камушек. На самом деле он не верил в эти слова и не был уверен, что не сделает всё, чтобы избегать тренировок.
  [indent] — Надеюсь, он хорошо тебя учит?
[indent] — Просто замечательно, — выдыхает Инееух, утопая во лжи. — Я уже лазал на самую верхушку дерева и учился маскироваться, — приукрашивает котик свой трусливый побег. — Но мне кажется, что у Птицелова странные наклонности… — тихо бубнит котик в сторону, не сдержавшись… — Я не слишком храбрый зай… кот, которым он хочет меня видеть.

[indent] — Выходит, ты способный, — замечает Проныра, мягко и даже приятно улыбаясь. Инееух и не думал, что эта полосатая кошка может быть благосклонной к нему. Поразительно!  Белоснежный смущённо кивает. И ещё раз.
[indent] — Наверное, так? — соглашается неуверенно, хотя в душе разливается тепло — его похвалили.  И, быть может, то, что он все же не попался Птицелову, не растерялся и смог забраться на дерево, оцарапать наставника, значит, что Инееух и правда способный.

[indent] — Излишне храбрецы долго не живут: им всегда хочется доказать племени, чего они стоят, поэтому бросаются во все опасности, забывая, что не бессмертные, — объясняет кошка, разбивая необходимость оруженосцу лезть из кожи вон в пасть Птицелова, чтобы продемонстрировать храбрость. А то все вокруг то и дело и твердят – нужно быть храбрым, нужно ударить в лоб, нужно... А что, если кот умрёт? Что тогда? Никто об этом не подумал!
[indent] — Именно! — в сердцах соглашается юный котик, лапой утирая глаз. Ему кажется, что Проныре можно немного довериться. Он не замечает её грусти, быть может, думая, что она напускная. — Лучше всего тихо седеть... сидеть и не рыпаться, — верит, что никто не заметил оговорку. — Я думаю, что лучше много думать, чем делать. Да.

[indent] — Но и трусишки—воители в лесу жить не смогут. Ты бы смог доверять своему соплеменнику, прекрасно понимая, что тот в любой момент может бросить тебя в беде? — мяукает старшая, пытаясь донести до голубоглазого важность быть в балансе.
[indent] — Нет... — Признается Инееух, задумавшись. Этот вопрос обескураживает, заставляет даже задрожать лапы. Котик нервно облизывается. Он не доверяет никому. Любой может съесть.  — Но разве в этом и смысл, что нужно уметь постоять за себя? — путается белый, хмуря лоб. — Меня много раз бросали в беду, — расстроенно подмечает котик, вспоминая, как Пухолап макнул его в холодную реку, а Шипелка заставил кидать камни, лишь бы замучить. А Птицелов? О нем и говорить нечего. Инееух вздыхает.

[indent] — Ты боишься своего наставника? — в лоб спрашивает Проныра, каким-то чудом найдя корень проблемы. Котик опускает взгляд, боясь признаваться. Лапкой копает землю, гадая, как ответить. Не хочется, чтобы Птицелов потом высказал всё совершенно несмелому Инееуху.
[indent] — Нет, я боюсь умереть просто, — быстро объясняет, стараясь выгородить воителя.

— Нужно уметь и постоять за себя, и вовремя помочь своему соплеменнику. Не стоит путать путать напыщенную и ненужную храбрость с необходимой нуждой, — объясняет Проныра, надеясь, кажется, дать понять белоснежному запуганному котёнку, как обстоят дела на самом деле. Тот кивает, не понимая до конца, в каких всё же ситуациях ему нужно быть храбрым, а когда она «напыщенна и не нужна». Голубые глаза задумчиво рассматривают шишку под лапами, а те пинают её в сторону. Говорить… не хотелось. Инееух боится ошибиться, боится, что его снова не так поймут, хотя раньше с этим никогда не было проблем.
— Угу, — кивает котик, гадая, как же тогда определять храбрость и то, что он должен делать. Вот бить наставника это напыщенная храбрость или нужда? Птицелов говорил, что нужно, но… Белые плечики поникают сильнее. — Я не понимаю ничего в этой жизни, — заявляет ученик, качая головой.

— И в каких бедах ты успел побывать? — спрашивает Проныра, улыбнувшись котику. Инееух чуть хмурится, не осознавая, по каким причинам это так. Быть может, попадать в беды это круто? Наверное так! Чем больше шрамов, тем лучше воитель. Ах, если бы Инееух мог бы сам себе нанести шрамы и не пришлось бы страдать!
— Да много в каких… — кот тяжело вздыхает, дескать, лучше воительнице и не знать, зачем ей травмировать себя. Жила спокойно, пусть и дальше живёт так. — Быть может, после смерти меня перестанут кидать в беды… — задумчиво чешет ухо котик, не зная, радоваться ли ему от отсутствия Звёздного Племени или грустить… Как-то… Опасность на земле волновала сильно больше.

— Птицелов тебе угрожает? Выпускает когти на тренировке? Тебе угрожает от него опасность? — нахмурив брови и почти, как показалось Инееуху, нависнув над младшим, уточняет Проныра.
— Нет… Он просто хочет, чтобы я его бил, иначе он говорит, что съест меня… А я не хочу быть съеденным, — признаётся искренне ученик, стараясь говорить спокойно и равнодушно, но внутри всё сжимает от воспоминаний. Его потряхивает. — И бить его тоже не хочу… Он меня съест. Ты, Проныра, просто не видела его клыков и как он смотрел на меня! — округлив глаза, мяукает взволнованно  котик.

[indent] Проныре, как показалось белоснежному, укоризненно вздохнула, и котёнок ощутил себя ещё более никчёмным и беспомощным перед жизненными обстоятельствами, перед ворохом трудностей в виде тренировок с наставником и его клыкастой морды.
[indent] — Думаешь, правда расстроятся? — не без надежды или оживления спрашивает малыш, избегая прямого контакта с взрослой кошкой. Вздыхает тяжело и сам, превращаясь в пушистое недовольное нечто. — Я не могу сказать, что она мне в тягость, мне просто непонятно, почему все меня хотят кинуть в беды, я устал от этого, — тоном юного старика заявляет Инееух, не в силах найти в себе хоть немного уверенности и поверить в слова Проныры, что всё в порядке. — И покидать я вас не хочу, просто я боюсь… Боюсь, что опасность на каждом шагу. Ты просто не понимаешь, Проныра, — снова расстраивается котик, хотя не знает, куда уже сильнее. — Никто не понимает меня… Но ничего… Однажды… я вырасту большим и сильным, и это я буду всех кидать в беды. Да, — ворчит голубоглазый, сжимая когтистую маленькую лапку. Насупленные розовый носик забавно дёргается.

[indent] И всё же Проныра ему не поверила. Отмахнулась. Впрочем, Инееух и не ждал от неё многого – только тот, кто побывает в смертельной опасности, сможет понять его. А Проныра…  Белоснежный уверен, что с зубами Птицелова она точно не сталкивалась!  И поэтому котик лишь запросто кивает, отворачивается, прыгает уныло в кусты, пытаясь отловить хоть какой-нибудь запах, поймать нечто такое, что могло бы впечатлить Проныру. Но тщетно – видит на земле мышь, но прыгает, пожалуй, слишком рано, встревоженный, а потому только лишь неумело пугает добычу. И пугает следом сам, замирая, распушившись и высоко задрав хвостик.
[indent] Оборачивается затем, глазами ища Проныру. И несётся прочь, решив в один миг, что она точно-точно решит за неудачу его съесть. А как иначе! Не поймал обед? Значит сам им станет.

[indent] — Ты куда бежишь, Инееух? —  преследует его голос воительницы, которая сразу же выбирается из укрытия, как только светлый ученик срывается с места. Он несётся прочь, бежит, огибая стволы, огибая все препятствия. Спотыкается и падает, растягиваясь по всей земле. Торопливо встаёт и, прихрамывая, всё же продолжает отдаляться от воительницы, несмотря на то что прежде она ему приказала вернуться. Это только придаёт ускорения голубоглазому. Ученик, поджимая переднюю лапку, движется за кусты, торопливо пытается взобраться на дерево, почти рыдая, боясь, что Проныра его сейчас настигнет, сорвёт с возможного укрытия и заставит его потеряться, стать своим обедом. Опыт с Птицеловом напоминает коту, что его жизнь однозначно точно может пострадать, а потому, с небывалым упорством Инееух всё же забирается на густое листвяное дерево и прячется в развилках толстых ветвей, хотя его белую шёрстку легко заметить снизу. Замирает испуганно, прижимая к себе пульсирующую лапку и зализывая её.
[indent] Он уже знает, что не спустится. Знает, что будет отбиваться. Знает, что будет сражаться до победного, лишь бы никто его больше не стал обижать или трогать. Проныра… ей нельзя доверять. Она заодно с Птицеловом. Это ясно как день. И потому белоснежный внимательно вглядывается вниз, боясь, что воительница легко его найдёт и стянет. И всё же не двигается, не выбирает нового места, ибо лапка болит, а сам чудом забрался на такую высоту. Впрочем, на самом деле он не находится прям высоко, так, парой веток выше.
[indent] «Никто, никто меня не будет есть и обижать. Я спрячусь, а ночью уйду из племени… Нет, на рассвете, когда все будут спать и не будут меня есть...»

[indent] — Слезай. Немедленно.
[indent] Холодный строгий тон оглушает, режет уши, и маленький ученик сильнее вжимается в развилку толстых веток, надеясь, что Проныре всего лишь показалось, и его тут нет. Молчит, куксится, пыхтит, пытается устроиться получше, только лишь сейчас вспоминая, что его белая шёрстка – не лучший союзник в маскировке. Поэтому Инееух осторожно приподнимает голову, смотрит нерешительно вниз и тут же вздрагивает, встречаясь с жёлтыми злыми (как ему показалось!) глазами. Вздрагивает всем телом, распушается, поджимает губу, скрепит зубами, покрепче впивается в кору когтями, обещая себе, что не сдвинется с места. Вообще. Никогда. Нет уж, он хочет ещё пожить! И вовсе он не слабый, вовсе он не тот, которого можно есть на обед! И поэтому, именно поэтому он не дастся. Никогда.
[indent] — Нет! — мяучит Инееух, отворачиваясь от кошки. Он осторожно поднимается и решает залезть повыше, чтобы более тяжёлая воительница не добралась. Стараясь не сильно опираться на саднящую лапу, белоснежный рывками взбирается выше, пусть иногда и шипя от пульсирующей боли. Но ничего! Это лучше, чем быть съеденным и наказанным. Тут он переждёт ночь, будет защищаться от птиц, от сов, а на рассвете, если от него что-то останется, он уйдёт из племени. Да. Далеко и надолго. И… И… Неважно, как будет питаться, неважно как будет жить! Сначала нужно избавиться от этой опасности, сначала нужно убедиться, что ни Проныра, ни Птицелов, ни Пухолап не станут его есть или кидать в ручей.
[indent] — Я не слезу, — твёрдо сообщает, надеясь, что воительница со словами «а, ладно» развернётся и уйдёт в лагерь. Оруженосец замирает на тонких ветвях, обнимает их крепко всеми четырьмя лапками и, чуть не сносясь ветром, прислушивается, боясь опустить голову вниз – вдруг Проныра уже добирается до него? Как то было с Птицеловом?
[indent] Инееух уже может представить, как кошка решит его съесть, как её острые зубы сомкнуться вокруг тонкого белого хвостика и откусят его подобного мышиному… Нет, если нужно, как говорил грозный Птицелов, ученик отныне будет сражаться. Никто его больше не обидит. И потому пыхтит, готовый на силе ярости задать жару кошке… Только если получится отцепиться от ветки, ибо страшно до ужаса.