[indent] [indent]  [indent] Начало игры
[indent] Он всегда считал себя неплохим охотником. Луносвет всегда был готов терпеливо ждать лучшего момента и был уверен, что умеет это делать. Теперь же он испытывал страшное раздражение из-за того, что глупая мышь никак не примется копать. Она всё сидела, оглядываясь по сторонам, словно чувствовала нависшую над ней угрозу. Но все же ни единый коготок его не дрожал, всё тело напряглось в ожидании. И пауза затягивалась всё больше.
[indent] Наконец дичь вспомнила о своих обязательствах перед охотником и занялась шумным и важным делом. Тут-то Луносвет её и прикончил. Он ещё вылизывал кровь мышки с губ, когда в голову его пришла одна мысль. В ней было что-то приятно-болезненное, и воитель не мог легко отбросить её.
[indent] "Ты голоден. Никто не заметит даже..." - хитрая усмешка пробежала по глазам рыжего кота и он неспешно повернул головой во все стороны, убеждаясь, что свидетелей его поступку не будет. - "А племя мы накормим после.."
[indent] Воитель неторопливо расправился со свежатиной и блаженно потянулся. Всё же теплая дичь, ещё не успевшая окоченеть была не в пример вкуснее холодной и твёрдой. Иногда он позволял себе подобную вольность, не находя в ней ничего дурного. Подумаешь, мышка, ей племя не было бы сыто. А сытый охотник проворнее голодного. Он, конечно, неплохо представлял себе, сколько нытья и недовольства могут излить на него старшие соплеменники, если узнают об этой его привычке, но всегда соблюдал осторожность.
[indent] Вопреки всякой логике Луносвет любил Советы племен. Ему нравилось из первых уст знать о том, что творится в иных племенах. Идеальным вариантом, конечно, было бы самому следить за ними, но технически это было достаточно затруднительно для него. Посему - он просто старался быть не самым плохим воителем в лесу в последнюю четверть луны перед Советом. Так что, едва закончив свою незаконную трапезу, он отправился искать удачи в ином месте этого леса.
[indent] Осенью это было его любимое место. Обычно его яркий мех мешал маскировке, но в этом лесу он был как рыба в воде. Листья, огненным ковром покрывающие землю так здорово сливались с ним, что иногда, глядя на свои лапы расфокусированным взглядом, Луносвет видел лишь белые подушечки, бредущие сами по себе. Но не смотря на это, дальнейшая охота не увенчалась успехом. Он на добрых полхвоста не допрыгнул до тощей бурой полёвки, которая с негодующим воплем умчалась куда-то меж корнями деревьев.
[indent] "Звездоцапова тварь," - сплюнул воитель, распластавшийся на земле в корнях дерева, пытаясь высмотреть свою беглую добычу.
[indent] - Я до тебя доберусь завтра, не волнуйся! - прорычал он ей в след и с досадой поднялся, чтобы отряхнуться. Высокое солнце в пелене тумана не могло обмануть кота, он знал, что до сумерек остались считанные часы. Самое время вернуться в лагерь. Но не с пустыми же лапами! Что ж это будет за воитель такой, полдня шлялся на охоте, и пришёл ни с чем.
[indent] Луносвет огляделся в поисках иной другой зацепки для себя и обнаружил старый разваленный пень. Одна из сторон его была разломана, на другая торчала, как спинка лесного трона. И от неё до сломленного края пауки наплели столько паутины, что казалось, будто бы клок тумана зацепился за мертвое дерево. Воин чуть ухмыльнулся и принялся наматывать паутину на свой пушистый хвост. Пусть ему придётся потом потрудиться, очищая мех от липкой субстанции, зато он принесет целителю ценный ресурс. Тогда точно никто не скажет, что он весь день прогулял без дела.

==>> Лагерь Грозового племени

Отредактировано Луносвет (19.09.2018 17:43:41)

→ главная поляна

Грозовой кот аккурат шагал следом за своей соплеменницей, внимательным прищуром наблюдая за её силуэтом. Пытался ли он не потерять из поля зрения рыжебокую кошку, которая в непонятной ему спешке торопливо двигалась в глубины леса, или же просто старался разгадать в чужих движениях причину этой прогулки, одно было ясно — темногривый воитель не мог отвести взгляда. Удивительно, как легко ей удалось убедить хмуроликого кота пойти следом. Настолько же легко, как и выбить из его головы все мысли о недавней неудаче и совете, ненароком заменив их на думы только о... ней? По старой привычке, Камень хотел было встряхнуть головой и отвлечься, как вдруг осекся и осознал, что этот способ ухода от проблем уже давно перестал работать.

— Эй, Бурецапка, так что мы вообще тут делаем? — осторожно спросил он, сам подивившись собственной растерянности, но, как и прежде, совершенно не заботясь о мягкости интонации. В конечном итоге, кто вообще знает, что происходит в голове у этих кошек? Тем более у этой! Впрочем, по какой-то неведомой ему причине, он больше не испытывал к ней колких эмоций (читать: не хотел оторвать уши), хоть и всячески старался убедить себя в обратном. Синеглазый и сам не заметил, как очередная попытка разозлить кошку превратилась в беседу, где оба обменивались взглядами. Как желание держаться подальше — в желание всегда присутствовать там, где есть она. Поначалу он верил, что это его новая тактика, новый маневр: будет на виду и будет её бесить. Точнее, хотел в это верить.

Что ей было от него нужно? Зачем позвала? Что хотела сказать?
Слишком много вопросов, на которые ему не было дано ответов.

А вокруг было очень красиво. Повернув голову и смотря на раскидистый лес, кот, столь любивший созерцать, заметил это только сейчас. Земля окрасилась в кроваво-багряные тона, укрытая покрывалось сухих, хрустящих листьев. Он тихо усмехнулся, а голове что-то щелкнуло. Пусть он того и не осознавал, но впредь, на протяжении всей его жизни, это место будет ассоциироваться у него только с одной кошкой. На миг ему даже показалось, что Бурецапка привела его в свой собственный мир, где правят ветра и золотистые листопады, где каждый уголок пропах терпким запахом, присущем только осени и... ей. Он даже захотел приблизиться к ней вплотную, чтобы проверить наверняка.

— Прости за такую спешку, я просто... — оборвала она, тем самым еще более интригуя и озадачивая Камня. Застыв на месте, кошка, кажется, совершенно не находила в себе сил повернуться к нему лицом. Только сейчас грозовой смог прочувствовать напряжение, которое повисло в воздухе. Задергав кончиком хвоста, он ждал. Ему неспокойно, — Кажется, я люблю тебя.

Тук-тук и сердце пропустило удар. По инерции прижав уши к голове, кот сделал один шаг назад.
Он не ослышался? Может, она его раскусила? Это шутка? Если это шутка, то это очень жестокая шутка, Бурецапка! 

Под ребрами заныло да заскребло, обдав воина волной жара. Ощутив всплеск счастья, кот не смог заглушить его в себе. Неужели они действительно все это время тиранили друг друга только из-за того, что... не смогли набраться храбрости, чтобы признаться в очевидном?

— Так ты тож... Ты хочешь сказать, что все это время... — обычно холодный и строгий, сейчас мямлил словно котенок, которого застали на месте преступления — Ты, я, столько лун... — Долгая пауза, и он уже с привычной хрипотой начал заново, собрав последние крупицы самообладания, — Неужели ты...

Еще одна пауза. Для храбрости. Она выложила свои карты на стол. Пора выкладывать свои.

— Как и я тебя. Уже очень, очень давно. — с печально полуулыбкой он сделал шаг вперед, потупив синий взор и вскоре вновь подняв его на рыжебокую кошку, в этот раз смотря без тени упрека, насмешки или холода.

Отредактировано Камень (16.10.2018 00:15:25)

граница с племенем Теней.



— А вы с Топью старые друзья, да? Ты, наверное, со многими успел там подружиться. Ну, я не в смысле, что ты старый, просто ты... Зрелый и опытный, вот. Или всё-таки старый... Ладно, неважно. Я к тому, что положительный. Тебе должно быть легко заводить новые добрые знакомства. - вопреки ожиданиям, утверждение Сипухи заставило его задуматься на более долгий срок, чем он предполагал. Во время дороги обратно в лагерь кончик тонкого хвоста покачивался в меланхоличном ритме туда-обратно, высказывая за черношкурого его задумчивость. Слова молодой ученицы, вряд ли нёсшие в себе намерение озадачить его, тем не менее, лёгким облаком опустились на подсознание, слабо шевелившееся, просыпавшееся от долгого режима энергосбережения. Старые друзья. Друзья. Были ли они, в сущности?

- У племени Теней вряд ли есть друзья. Лишь потенциальные враги. - протянул старший воин, выкрадывая неопределённой фразой себе время на раздумья. Янтарные глаза отстранённо скользили по голым стволам деревьев, дабы обнаружить не то дичь, не то позарившихся на земли Грозового племени. - Не думаю, что у меня есть друзья, Сипуха. Я не хочу превращаться в угрюмого каменного старшего воина с пустым взглядом, а они не хотят полагаться на того, кто выглядит... легкомысленным. - подобрал подходящее слово Змеелов, пошевелив ушами. Кажется, им повезло, что снег в этот раз был неглубоким, и не приходилось тонуть в нём по самое брюхо. - Хотя, возможно, мы по-разному понимаем слово "друг", - заметил старший воин, вопросительно глядя на ученицу Куницы через плечо.

Отредактировано Змеелов (27.01.2019 14:19:28)

>палатка целителя

Как только их небольшой целительский отряд покинул пределы лагеря, Орех облегченно выдохнул. Он любил эти вылазки за травами. Сбор лекарственный снадобий придавал ему сил, давай надежду на светлое будущее. Ведь какая жизнь в племени, если тебе нечем вылечить соплеменника. А судя по напряженной обстановке во всем лесу - травы всегда пригодятся.
"Главное, чтобы барсуки не вернулись."
Лапа предательски заныла, напоминая о прошлом недосражении. Орех еще не скоро это забудет. А может и вовсе - никогда. Через всю лапу тянулась широкая бледная полоса. Там больше не росла шерсть, а вся кожа была испещрена грубыми рубцами. Они сделали, что могли. И... лучше уж так, чем принимать участь Сивой. Орех до сих пор не мог поверить, что эта кошка до сих пор имеет в себе силы, как физические, так и моральные, жить с такой травмой. Уж он-то, до сих пор изрядно прихрамывая, чувствовал дичайший дискомфорт, то что говорить о той, которая обречена пожизненно быть калекой.
Кот сглотнул, прогоняя прочь дурные мысли, и молча направился к багровому лесу. Воздух был чист и свеж, так, что легкие заполнялись невесомым, приятным ароматом весеннего леса. Поблагодарив Сивую за визит и проведенное время, Орех с Бабочкой разминулись с целительницей Речного племени и засеменили к весенним запасам трав.
- А знаешь, в это время Сезона уже можно попробовать найти ракитник. Рановато, конечно, - резко разрезал тишину звонкий голос черно-белого худыша, - Но попробовать можно. Он хорошо помогает от глубоких ран. Если бы мы смогли его найти в прошлый сезон, то он бы о-о-очень помог бы мне, Кунице и Бурецапке в остановке кровотечения, - сколько ценных уроков прошли Бабочка с Орехом, разбираясь в названиях и свойствах трав, сколько потраченных часов на усвоение информации. Сам Орех обожал учиться и учить. Раз за разом, повторяя название травы, ее свойства, он непременно вдохновлялся, радуясь тому, что из него вышел бы неплохой воин. Оружием которого являлись бы не когти, а мозг. Увлеченно рассказывая о ракитнике, Орех попутно сорвал лопух и принялся собирать в него дубовые листья.
"Потом еще ястребинки наберем обязательно..."
- И все-таки удачно нам этот филин морошку принес. Погляди, ты совсем свежей выглядишь, - да и сам Орех чувствовал подкатывающую к плечам энергию. Ягода оказалась ценным ресурсом. Теперь бы понять - откуда птица это добро притащила.
- А еще Полуночник пустырник советовал, помнишь? У нас его как раз нет, - продолжил целитель, - Ну, мы когда-нибудь до него доберемся. Помнишь же от чего он? Температуру понижает. А нам в такую погоду очень бы пригодились лекарства от Кашля.
Увлеченно мурлыкнул кот и продолжил сбор листьев дуба.

Орех тщательно выбирал из пожухлых листьев дуба те самые, что еще не успели заплесневеть, разложиться за эту зиму. Находились и отличные экземпляры - сухие, цельные листья, которые непременно сгодились бы для лечения. На глаза попалась сеть паутины, аккуратно сплетенная каким-то пауком. И Орех ни разу не задумываясь, засеменил к ней.
- Нет, у ракитника нет ягод. Только семена, которые потом превращаются в цветки. Ярко-желтые. Потом покажу, как зацветет, - поправил Бабочку целитель и принюхался, попутно набирая на палку здоровенный моток паутины, - Мы будем использовать как цветки, так и сок с листьев. Сейчас нам повезет встретить разве что совсем молодые образцы. Но и их можно набрать. В них много полезных веществ, - грозовой целитель обожал эти поиски. Словно как в детстве ищешь какой-нибудь клад. Только этот клад был необходим для каждого соплеменника, а не тебе единолично.
Бледно-зеленые глаза скользнули по силуэту Бабочки. Как же сильно она выросла. Это уже была взрослая, крепко слаженная кошка. Не та малышка, к которой надо было наклоняться, чтобы прилизать встопорщившуюся шерсть на лбу, а та, что уже давно догнала по росту самого Ореха. Худыш на ее фоне начинал казаться еще меньше, ведь Бабочка уже успела обрасти и красивой шубкой, пусть и не столь густой, как у той же Ласточки, например.
- Не знаю, Полуночник у себя на территориях пустырник искал. Я думаю, нам не составит труда попросить на Совете разрешения на проход на их территории. Мне кажется, нам очень нужна эта трава, - задумчиво протянул Орех, глядя на Бабочку.
- Мать-и-мачеха, точно. Надо и ее собрать, верно, - черно-белый забегал глазами в поисках желтых цветков, но пока не находил, - Потом еще кошачьей мяты бы. Только еще рано очень. Она тоже от кашля чудесна, - Орех и сам не замечал, как повторялся. Казалось бы, он рассказал Бабочке уже все на свете, а все равно юный целитель считал, что лучше повториться, чем забыть. Ведь так? - Ты кстати Малине что-то дала? На что она вообще жаловалась?
И тут его настигло беспокойство. Нет, конечно он доверял Бабочке во всех целительских вопросах. Но бедняга была такая уставшая, вдруг что. А Малина уже в преклонном возрасте, ошибки тут просто недопустимы.
- Ты же не давала ей маковые семена? Ей для сердца вредно такое...

- Рябины? Да, давай, - идея Бабочки Ореху понравилась и тот удовлетворенно глянул на ту. Нет, все-таки растет прямо на глазах! Скоро по знаниям и наставника обгонит, небось. О, Орех пророчил ей такое большое будущее. Но отлипать от образа заботливого наставника, который готов пожизненно вытирать с мордочки грязь у малышки Бабочки. Да только та уже была далеко не малышкой. В этом вопросе Орех не был достаточно осведомлен, привыкший, что за ним вплоть до становления целителем вечно ухаживали сестра и названная мать, внимательно следили и трепетно сдували каждую пылинку. Бедный худышка Ореховник даже будучи одиннадцатилунным котом ведь так нуждался в чьей-то заботе! Пф.
Орех тщательно выискивал в траве сухие листья дуба, отбрасывая в сторону полусгнившие и сырые экземпляры.
- Нет, ты что, я и не называл тебя глупой, - какая-то неприятная нотка коснулась ушей грозового целителя и тот неуверенно взглянул на голубоглазую, - Спросим потом у Полуночника про пустырник. Может его можно будет Малине дать, - попытался свести на "нет" свой провал Орех, переводя тему в иное русло.
Наконец, в глаза попался ракитник. Черно-белый уверенно захромал к небольшому желтоватому кустарнику, маня хвостом Бабочку.
- Вот ракитник, гляди! Остановит кровотечение в два счета, даже при самых глубоких ранениях. Очень полезный и часто встречающийся у нас кустарник. Срываем его прямо у корня, желательно вместе с корешком. Так дольше сохранится, - кот удовлетворенно замурлыкал. Наконец в их палатке появится это нужное растение. Тем более сейчас... когда весь лес гремит от стычек и драк.
"Надеюсь, патруль Солнцезвёзда вернется в целости и сохранности."
Думать о дурном хотелось в последнюю очередь, но все же от таких навязчивых мыслей избавиться было сложно. Собирая ракитник, кот так увлекся, что совершенно серьезно, не подозревая об очередной глупости, коих за сегодня уже было предостаточно, спросил Бабочку:
- А ястребинку ты набрала? - зеленоглазый и сам пока не догадывался, какую дурацкую ошибку он совершил. Не зли Бабочку, дурачок, ты ведь прекрасно знаешь ее.

----из лагеря

…смерть странная вещь. Она кажется тихой и беспомощной, неподвижной, и её запах слаб, пока тело не начнёт разлагаться. Умерший не вернётся к живым, чтобы мстить или пугать по ночам; даже самый опасный и злой кот, погибнув, становится спокоен и безобиден, как камень. Но в какой-то момент понимаешь, что смерть распространяется, как болезнь, как плесень во влажном воздухе, заражает мысли, изменяет внутреннюю суть вещей; стоит ей оказаться поблизости, она невидимо вторгается всюду, и жизнь теряет всякий порядок:  обычные движения и слова кажутся странными и бесцельными, напрягаются и трещат невидимые связи между котами, и Вальдшнеп остро, как никогда, чувствует, как хрупко поддерживающее этот мир равновесие - их непрочные палатки, их гордо звучащие должности, их границы (она вздрагивает, вспоминая, за что сражался и погиб Филин), обозначенные лишь зыбкой цепочкой пахучих меток: подуй ветер посильней, их сдунет без следа, и нужны напряжённые общие усилия, чтобы удержаться… А ветер сегодня как раз был сильный.
В такие моменты, как сейчас, она особенно отчётливо ощущала себя слабым звеном. Казалось, что ворвавшийся в плавное течение вечера хаос, вызванный смертью Филина – отчасти и её заслуга, следствие каких-то промахов и злосчастных промедлений; она вдруг почувствовала, как всё вокруг течёт мимо неё с пугающей бесконтрольной скоростью, и, словно боясь упустить ещё какую-то смутную возможность, выскочила в лес – слегка лихорадочная, торопливая, дрожащая мелкой постыдной дрожью невольного облегчения.
Уже темнело, в высокой траве быстро сгущались тени. Честно признаться, Вальдшнеп всегда слегка побаивалась этого времени – времени сумерек, когда даже кошачий глаз хуже различает контуры, будто не в силах определить, свет кругом царит или тьма; в это время кажущиеся в другое время суток нелепыми страхи и беспокойства разрастаются, обретая в теряющем очертания мире вполне реальные формы. На секунду она пожалела даже, что вышла из лагеря, какая бы тяжёлая атмосфера там ни царила, но тут же мысленно устыдила себя - не малый котёнок ведь, чтобы пугаться невесть чего, - и быстро и нервно пошла в глубину леса.
Казалось, лес ропщет сегодня с особенной тревожностью, даже с гневом; ветки под порывистым ветром метались, будто живые, и всюду чудилось одушевлённое шевеление, обманывавшее слух даже лучше, чем рябящий полумрак – зрение; пару раз Вальдшнеп настороженно замирала, спутав потревоженный ветром кустик с дичью. Она прижимала уши, стараясь не слышать в шуме листвы и свисте ветра пугающе отчётливых кошачьих интонаций, но выходило ровно наоборот: как она ни пыталась настроиться на нужный лад, вместо шуршания мелких зверьков в лесной подстилке напряжённый слух упорно улавливал чьи-то грозящие шёпоты и неясные стоны.
Но вот в травянистом духе вечернего леса послышался отчетливый тёплый запах – кролик, кажется?.. Она тихонько шагнула вперёд, затем ещё, надеясь, что сможет заметить хотя бы резкое движение вспугнутой дичи и успеет схватить её прежде, чем та скроется в подлеске; и правда, среди травинок отчётливо мелькнула серая шерстка насторожившегося зверька. Может, стоило потратить ещё миг, чтобы лучше примериться, но ей было уже невмоготу сидеть, притаившись, и пытаться не вздрогнуть в ответ на какой-нибудь особенно жалобный древесный скрип – она прыгнула, на секунду ощутила под лапой прижатое маленькое тельце, но в следующий миг другая её лапа, не найдя опоры, ушла во что-то мягкое и сыпучее, и она, потеряв равновесие, покатилась куда-то вниз, издав жалкий короткий звук вроде «миуф!..» и испуганно зажмурившись.
Сверху посыпались комья земли, - один из них стукнул её по голове, и Вальдшнеп подскочила, судорожно пытаясь за что-то зацепиться и толком не соображая, что произошло; единственное, что в эту секунду было понятно – это то, что вокруг почему-то одна мягкая влажная земля, остро пахнущая и осыпающаяся под лапами, норовя засыпать, сглотнуть, погрести под собой, как засыпают сейчас где-то мёртвое тело Филина. Инстинктивный страх оказаться в подземной ловушке и быть погребённой заживо на несколько секунд выбил из головы все здравые мысли, и какое-то время она просто панически скребла лапами по сыпучему склону, что толку не возымело – только крошились вниз новые земляные комья да обрывки каких-то корешков.

офф: если чо, свалилась она в яму из-под недавно упавшего дерева (под корнями) х)

Отредактировано Вальдшнеп (22.08.2019 20:59:09)

- Вальдшнеп?
Знакомый-знакомый голос - откуда-то сверху, откуда ещё секунду назад валились на голову земляные комья; она запрокинула голову, пыхтя, как перепуганный ёж, и различила на смутном фоне далёкой листвы очертания лобастой головы и тускло блеснувшие янтарём глаза.
Эта интонация – беспокойное удивление – «опять отстала?..», «ты меня слушаешь?» – была такой привычной, что она одна заставила её замереть и навострить уши, позабыв на миг о перспективе бесславной гибели под землёй (что оказалось весьма кстати: по крайней мере, когда она прекратила бездумно молотить лапами, склон перестал осыпаться).
— Тише. Успокойся. Я здесь. Я тебя вытащу.
Ежевика.
Вместо ожидаемой глыбы земли на неё свалилось чувство такого острого облегчения, что от него жалко сжалось горло, а лапы, только что судорожно напряжённые из-за внезапного падения, стали как ватные – Вальдшнеп в последний момент сдержалась, чтоб не всхлипнуть совсем уж по-котёночьи, и только прерывисто вздохнула, не отрывая взгляда от глаз наставника, словно боясь, будто свалится в какие-то ещё неведомые недра, стоит ему отвернуться. Трясущаяся, забывшаяся от испуга, она на короткое время снова превратилась в семилунное недоразумение на тонких лапках, для которого первая в жизни куропатка, стремительно выпорхнувшая из кустов прямо на неё, была сродни такому вот падению в яму – и чуть прохладный, ровный, как наст на первом снегу, голос наставника был единственным ориентиром, успокаивавшим судорожную дрожь и направлявшим мысли, кидавшиеся врассыпную. Всё хорошо, всё..
И пока Ежевика молча, вероятно, обдумывал план её спасения, она бестолковейшим образом пялилась вверх, на минуту перестав мыслить вовсе – в голове её царил превосходнейший туманный кисель, в котором даже прошлое от настоящего отделялась слабо; она было совсем уж отправилась ловить ту самую куропатку в подлеске десятилунной давности, когда её вернул к реальности чуть насмешливый голос наставника:
— Как ты там оказалась? Решила вырыть туннель под рекой и в одиночку напасть на рыбоедов?
Ему ли было не знать, что в голову ей иногда приходили планы немногим лучше этого; в ответ она издала нервный то ли всхлип, то ли смешок, не сумев выдать ничего более осмысленного на другой вопрос, чем беспорядочное:
- Я.. охотилась. То есть, там немного тяжеловато быть после… Ну, сейчас, - не решившись почему-то произнести имя умершего, она сглотнула, собирая в кучу рассыпавшиеся слова и надеясь, что удивительно тонкий и осипший голос хоть немного придёт в норму. Теперь, когда чуть утихомирилось бьющееся, как паникующая пичуга, сердце, она почувствовала сразу кучу всего - боль в немного ушибленных лапах (особенно почему-то в передней правой), оцарапанное плечо, грязь, забравшуюся не то что в шерсть – даже в нос и уши и успевшую облепить её так, словно она впрямь маскировалась перед тайной вылазкой на вражескую территорию, - и одновременно представила всю эту картину разом: часто ли Ежевика встречает в лесных ямах своих бывших учениц, дрожащих что осиновый лист и готовых растечься лужицей?.. Желание, чтобы большой сильный Ежевика чудом выволок её за шкирку наверх, сменилось вдруг пока слегка размытым – всё-таки страх ещё не отпустил – но уже загорающимся в горле и на кончиках ушей пятнышками горячего весеннего солнца стыдом.
«Почему ты ушла из лагеря одна?»
Она вжала голову в плечи. Самое главное было то, что он спросил это так просто, по обыкновению серьёзно и встревоженно (почти без упрёка, скорей с беспокойством), будто она и впрямь ещё бестолковая ученица, которой не положено покидать лагерь без взрослых – мало ли что может случиться.
Мало ли. И разве поспоришь тут?.. Она вцепилась когтями в землю – и тут же поняла, что опять погрузилась в собственные ощущения далеко не вовремя – Ежевика сверху уже деловито вещал что-то куда более осмысленное, чем её печальные размышления.
- …Ты должна попробовать подняться по той стороне ямы.
Она повернула голову к другой стене своей ловушки и только тут сообразила толком, куда свалилась: с той стороны к ней хищно тянулись жутковато выглядящие в полумраке оголившиеся корявые корни. Вальдшнеп неуверенно оглядела эти странные отростки, слишком гладкие в сравнении с привычными ветками: коры на них не было вовсе, и на вид они казались предательски скользкими.
- …Хотя бы немного. Потом я подхвачу тебя.
Она снова подняла взгляд на Ежевику – тот смотрел уверенно. Она попыталась унять мелкую дрожь в лапах. Корешки, казалось, только и ждут, чтобы вцепиться ей в шкуру и хорошенько потрепать; но тут, на счастье, снова проснулся стыд, обжёг уши и подстегнул. Посмотри на себя. Что, и впрямь будешь ждать, пока он сам за тобой сюда полезет?!..
- Х-хорошо. Хорошо, я попробую, – и Вальдшнеп торопливо и немного неловко оттолкнулась лапами, чтобы уцепиться за кажущийся самым толстым корень.
Тот не спешил обламываться, только мягко спружинил под лапами, наполняя тело знакомым с детства ощущением. Всё-таки Вальдшнеп была какой-никакой грозовой кошкой – лазанье по деревьям у них в крови (даже если эти деревья находятся в несколько.. необычном положении); мышцы с готовностью отозвались на привычные усилия, она подтянулась, нащупала другой корешок, торопливо отыскав задней лапой какую-то невидимую опору внизу, подняла взгляд и увидела кусочек тёмно-серого неба в прорехе листвы и ободряющий взгляд наставника.
Дальше было сложнее: корни торчали вкривь и вкось, норовя то ткнуть её в бок, то обнаруживая прорехи, к тому же многие из них были или обломанными, или слишком тонкими. Она растерянно замерла, стоя задними лапами на самом первом толстом корешке и щупая передними жалкие хвостики других, свисающих сверху. И что дальше? За дерево можно уцепиться, даже если нет удобных веток, а тут вместо ствола какое-то месиво из земли и древесины. Вальдшнеп ткнулась мордой вперёд и сморщилась: пахло червями и затхлостью – так не пахнет свежая земля на поверхности, этот дух старое гибнущее дерево выворотило глубоко из земли, оттуда, где не положено быть никому, кроме личинок да подземных грызунов с их полуслепыми глазками. Её снова обдало инстинктивным страхом подземелья, удушья, могилы, и она, вздрогнув, чуть не сорвалась.
Кое-как дотянувшись до какого-то дальнего корня (спасибо предкам за несуразные длиннющие лапы), Вальдшнеп полезла дальше, отчаянно сопя и выбирая зацепки почти наугад. В какой-то момент, подняв голову, обнаружила край ямы так близко, что сердце радостно подпрыгнуло; торопливо потянулась вверх, дёрнулась – и очередной корешок, не выдержав её веса, жутко, как ломающаяся кость, хрустнул и обломился.
..Только каким-то чудом она не свалилась вниз, оставляя шкуру на торчащих остриях сломанных корней – а, зацепившись передними лапами невесть за что, повисла, качаясь, как листопадный лист на ветке - вот-вот его сорвёт ветер, - и зажмурившись от страха, в каких-нибудь полутора кошачьих хвостах от поверхности.

Отредактировано Вальдшнеп (25.08.2019 08:30:48)

Резко дернули загривок чужие острые зубы – Вальдшнеп успела только невнятно пискнуть от боли, и почти тут же ощутила под собой прохладную мягкость травы и, о предки, твёрдой, настоящей, правильной земли. Свежий запах лесного дёрна показался сейчас приятным до мурашек – она лежала ещё несколько секунд, жмурясь и судорожно втягивая воздух.
— Умеешь же ты находить приключения на... хвост свой полосатый, - Вальдшнеп наконец-то открыла глаза и попыталась отлепиться от земли – получилось не сразу: лапы дрожали, как будто она только что не пару кошачьих хвостов вверх пролезла, а покорила Большой платан. Да и внутри всё будто перевернулось – когда под лапой у неё сломался тот корень, сердце, кажется, ухнуло куда-то в живот и теперь низко колотилось там, отдаваясь во всём теле и не торопясь возвращаться на место.
Она подняла на Ежевику виноватый взгляд – снизу вверх, потому что по привычке опустила голову, словно опасаясь какой-то оплеухи (которую ей, по-хорошему, можно было бы и отвесить – за такие-то охотничьи успехи), и растерянно улыбнулась. Что правда, то правда: пожалуй, большего изумления, чем её сверхъестественное умение попадать в передряги, заслуживало только то, с каким постоянством Ежевика оказывался рядом, чтобы её из этих передряг вытащить. И если раньше, в её незабвенные ученические луны, это было вполне естественно – то теперь, когда у них больше не было официальных взаимных обязанностей, в голову невольно приходила мысль, что хмурого воина связывает с ней какой-то особого рода рок. Вот и сейчас – ну какова была вероятность, что во всём вечернем лесу, в час не слишком-то славный для охоты, окажется именно он – и именно в том месте, где он смог на неё наткнуться?..
Сколько она себя помнит, Ежевика всегда был рядом. Память её будто впервые проснулась в те зябкие листопадные дни сразу после посвящения – и вместе с ворохом новых впечатлений в ней неотступно присутствовал он. Он был мостом, связывавшим её блуждающие мысли с реальным миром; он всегда знал, что делать, всегда знал, что правильно, он говорил ей, как ставить лапы, куда смотреть, к каким звукам прислушиваться и к каким запахам принюхиваться в головокружительном оркестре леса. До того она была каким-то бесформенным сгустком пространства, клочком шерсти, не знающим толком, зачем она вообще существует; он медленно и кропотливо, будто и впрямь лепил заново из неподатливой глины, придал ей форму, дал её мыслям и лапам путь и цель, и пусть она постоянно оскальзывалась и сбивалась – он всегда был здесь, чтобы снова её направить. Говоря по правде, Вальдшнеп порой до сих пор словно чувствовала на себе внимательный наставнический взгляд – даже тогда, когда его не было рядом, она ловила – на самом краю сознания – ощущение, что он смотрит, и это одновременно и успокаивало, и подхлёстывало – страх разочаровать его так тесно сплёлся в её голове с доверием, что она и сама бы не сумела их разделить.
— Цела хоть? Сильно за загривок цепанул? Ты не поранилась, когда падала? – вопросы простые и даже как будто пренебрежительные – но она, давно привыкшая различать оттенки в его голосе, так мало меняющемся, что порой он казался совсем безэмоциональным, отчётливо уловила теплоту – вроде той, что чувствуешь, когда солнце падает на зажмуренные веки.
- Н-нет, всё хорошо, - Вальдшнеп помотала головой, и загривок тут же вспыхнул огнём, как будто она была каким-нибудь кроликом, схваченным ловким охотником – она сморщилась, не сдержавшись, и тут же ощутила досаду на себя – хотя на самом деле скрывать ничего не хотелось: хотелось расслабиться, растечься, довериться, как всегда – так рядом с ним было спокойно, так безопасно…
Её мир был кружащимся хаосом, захватывающим вихрем туманных впечатлений – а Ежевика в нём был неким стержнем, чем-то постоянным, с чем можно поверять свои мысли, когда те особенно уж походили на бурелом. На её вопросы он всегда отвечал просто и твёрдо – и даже если ей не нравился ответ, кажущийся слишком ясным, то потом, в минуту, когда в пространстве без очертаний и твёрдых форм вдруг становилось слишком страшно, эти простые прописные истины становились спасительными островками.
И сейчас, пока ещё не опомнившись от падения, она поддавалась чувству прошлого, накрывающему, как, должно быть, снег накрывает спящих в норах зимующих зверьков – доверчиво потереться о широкую лапу, треплющую макушку, спрятаться, стать такой же маленькой, как пять (не таких уж и долгих, впрочем) лун назад. Просто принять эту помощь, как принимала множество раз до этого. Всё в порядке, Пичужка. Всё хорошо.
Всё правильно.
…Но она-то знала, что неправильно. Что, даже если он сам видит в ней всё ту же маленькую ученицу, взять и просто быть той, кого он видит – чего так хочется, отчаянно хочется каждый раз, когда она встречается с ним – значит предать его. Кроме всего прочего, Ежевика был для неё примером: может быть, единственное, что она смогла от него по-настоящему хорошо усвоить, единственное, что было в ней от настоящей воительницы – это те высокие воинские принципы, с которыми она всю жизнь безуспешно пыталась себя сравнивать. Разве зря он потратил на неё все эти луны – каждый день, каждый урок, каждое размеренно сказанное, веское слово?... Разве для того, чтобы она падала в ямы и была дрожащей и хнычущей неуклюжей ученицей?..
С новой силой нахлынул стыд – теперь настоящий, горячий, горький, как желчь, знакомый, как собственный запах. То, что она чувствует так часто – что должна чувствовать, потому что до сих пор, Звездоцап подери, до сих пор ничего не может!..
Вальдшнеп напряглась и прижала уши, чувствуя, как болезненно стискивает виски; перед глазами быстро пронеслись последние несколько минут – как она сидела в яме, как лезла вверх, как свалилась, хотя лезть-то было всего ничего, тут и котёнок взберётся… Не удержавшись, отвела глаза:
- Это было ужасно глупо, я знаю. Я… - она запнулась, буравя взглядом собственные лапы и чувствуя, что голос предательски оскальзывается.
- Прости, что я всегда так подвожу, - сдавленно закончила она, и даже не решилась ещё раз поднять на наставника взгляд - отчего-то казалось, что теперь и он должен непременно смотреть на неё с презрением.

Отредактировано Вальдшнеп (29.08.2019 11:08:59)