>главная поляна
— Жду, - три буквы, которые Ворон бы не пожелал слышать в свой адрес в таком контексте. Ждать можно было теплую мышь с охотничьего патруля, ждать можно было, когда лапы наконец-то обретут прежнюю силу, ждать можно было даже когда Смерчезвезд получит промеж ушей какой-нибудь огромной палкой. Но ждать котят... Ворон искренне захотел поверить, что не от него. Уж лучше он наорет на Пустельгу и выцарапает глаза тому нахалу, что надругался над его подругой, нежели возьмет на себя такой огромный практически пожизненный груз ответственности в виде котят. Да, конечно, котята потом вырастают и отдаляются от своих родителей. Но начинать нужно было с того "а хотел бы Ворон вообще быть родителем?". И здесь бы любого обывателя ожидал вполне понятный и четкий ответ - нет.
С Пустельгой ему было хорошо, иногда даже очень. Он хотел ее всем сердцем, не желал делить ни с кем - ни в разговорах, ни в каких-нибудь глупых дозорах. Это уже была даже не любовь - какая-то мания, желание владеть каждой шерстинкой этой кошки. Такой же была и сама Пустельга. Она вертела и крутила Вороном как хотела и где хотела. Так он не позволял с собой обращаться никому, даже самым близким товарищам, а уж тем более братьям.
Но сейчас между ними повис вопрос появления котят. Ворону понадобится еще некоторое время, чтобы до конца осознать происходящее, но еще больше времени уйдет на принятие. Поэтому сейчас хотелось верить, что котята - это все-таки не его лап дело. Но о принадлежности этих котят к его крови Ворон обязательно поговорит после их рождения - нечего сейчас Пустельге лишний раз трепать нервы. Да-да, он был готов и дальше любить ее даже с призрачной мыслью о том, что она обрюхатилась от кого-то другого. Главное ,что сейчас она подпускала к себе так близко только Ворона. Значит разделаться с тем отчаянным воителем не будет стоить ничего - вряд ли Пустельга будет против. Старейшина отчего-то был свято уверен в том, что разноглазая воительница не станет лезть и Ворон без особого труда сотрет все ошибки Пустельги в виде недоумков-посмевших-обрюхатить-подругу-Ворона с лица леса.
— Он ведь не вернётся, да? - такие вопросы отрезвляли и возвращали из тугих мыслей. Калека лишь пожал плечами, выражая некое пренебрежение. Хотелось бы посочувствовать Пустельге, да только поступок Одуванчикового (или все-таки Одуванчиколап?) не оставлял ни единого шанса на то, чтобы разливаться утешениями и сочувственными взглядами. Брат Пустельги и выеденной шишки не стоил.
- Его сюда не пустят, - холодный голос как-то даже противоречил новости о скором пополнении в их семействе, - Ему плевать на тебя, зачем ты сейчас беспокоишься о нем, - повел плечами старейшина. В подобной ситуации он конечно никогда не оказывался, но что-то ему подсказывало, что за подобные поступки он бы потом не раздумывая выцарапал бы такому родственнику глаза при встрече, высказав все самые нелестные слова в адрес того, кто нахально забил на семью, думая только о себе. Ворону и в голову не пришло то, что таким в их семье мог быть именно он - всегда требующий к себе внимания, желающий, чтобы ему выказывали уважение, готовый клацать зубами над ухом, лишь бы его мнение было единственно верным и правильным. Единоличник, эгоист.
Когда Пустельга улеглась на старую подстилку, попутно размышляя вслух о мотивах Одуванчикового, Ворон только и мог подумать о том, что нужно запрячь парочку оруженосцев, чтобы поменять подстилку будущей королеве. "Королеве, кхм," - слово-то действительно резало ухо. С этой мыслью нужно было переспать и уже на свежую голову идти в эту треклятую детскую и хоть что-то решить.
Пустельга нервничала. Это было видно невооруженным взглядом - взгляд беспокойный, клочки подстилки летели из-под ее когтей. И только Ворон в этой суете и ошеломляющих новостях выглядел максимально холодно и даже раздраженно.
- Хватит, - хотелось дать по лапам разноглазой, чтобы та перестала драть подстилку, - Успокойся и перестань теряться в догадках. Ты не узнаешь всей правды, даже если сильно захочется ее найти. Верить можно только своим глазам. А лично мои глаза видели, как Одуванчиковый даже взгляда в твою сторону не кинул, когда усвистел вон из лагеря, - голос его был груб, с очевидной хрипотцой. Наверное, только Пустельга в этом тоне могла бы разглядеть неочевидное беспокойство. Только вот беспокоился он совершенно не о брате подруги. А о том, куда сейчас был устремлен его взгляд - на живот Пустельги. От одной только мысли, что там внутри нее копошатся склизкие визгливые котята становилось жутко.
— Он сказал, Звёздное племя отвернулось от нас, что он имел в виду? - Ворон лишь отрешенно отвел взгляд в сторону, Ну да, нашла у кого спросить, - ну вот и отвечать не пришлось, Пустельга сама все прекрасно знала.
- А оно бы хоть раз поворачивалось к нам? - столь же очевидный ответ, - Если его вера в Предков пошатнулась, то едва ли за всем этим стояли чистые мотивы. Тебе не об этом сейчас стоит беспокоиться, как и мне, - задумчиво бросил старейшина, - И когда этот трус решит вернуться... если ты не вырвешь ему хвост, это сделаю я. Не думаю, что его мысли сейчас заняты тем, что с его сестрой, что на его глазах упала прямо посреди главной поляны, не найдя в себе сил даже встать, - конечно у Ворона не было и мысли вселять в Пустельгу нелюбовь к собственному брату, но таков был Ворон - прямолинейный, грубый, вспыльчивый.