Рыжинка говорила много, и все правильно, но отчего-то юнец остро ощутил, что не о том должны вестись их разговоры. Неожиданно молодой воитель испытал совершенно несвойственную себе злость: а какого Звездоцапа, спрашивается?
Какого Звездоцапа он сидит сейчас здесь, с красавицей-Рыжинкой, такой умницей, что странно, как ее еще в воители не взяли - и говорит о Ракушке? Вздорной, эгоистичной, совершенно не-такой-как-раньше.
Внутри что-то вскипело, и речной кот протестующе поднял загривок сам своим мыслям.
- Растерянность и желание быть лучшей, но при этом ей не хватает дружбы и понимания.
- Может быть, - скупо буркнул здоровяк, отводя ухо на шорох падающей воды. - Но иногда нужно давать взамен, а не только требовать, - нехотя пробормотал Подберезовик, недовольно качнув хвостом.
Не была Ракушка такой.
Не-бы-ла.
- Спасибо, Рыжинка, - произнес Подберезовик, выпрямляясь.
- Ты настоящий... - он запнулся. Друг?
Неловкость момента морозцем пробежалась по шерсти, и внезапно буро-белый просиял.
- Ты настоящая, - зная, что нужно было произнести, сын Ласки и Плющевика широко и по-доброму улыбнулся, с легким наклоном головы глядя на рыженькую соплеменницу сверху вниз.
А потом взял и размашисто, с чувством лизнул ее розовым языком в нос.
И пусть думает как хочет.

← речной берег

Стервятнику пришлось тяжело сперва, когда он, уже забывший о детских играх и закопавший свою гиперактивность, должен был бежать наперегонки с тем, у кого она сохранилась в первозданном виде. Отсутствие постоянной практики в том, что он взращивал в себе на случай битвы, которая обходила его существование стороной, сказывалось на физической подготовке, но, тем не менее, талант не так сложно похоронить.

Он чувствовал себя живым и бодрым, готовым совершенно на все (он исходил из своих ощущений — не из логики). Его грудь сжалась от ностальгии, когда он увидел водопад — красивейшее место, по его мнению. Конечно, здесь не было непроглядной зелени, которую он ценил в ландшафте больше всего, здесь было больше голых темных камней, на фоне которых поток, пенящийся до того, чтобы казаться со стороны полностью белым, выглядел особенно контрастным.

Стервятник проводил здесь много времени в ученичестве, изучая каждый камешек. В этом было мало толку, как он сам считал, но это было захватывающе.

Он почти не обращал внимания на соперника, сосредотачиваясь на том, чтобы его обогнать. Он петлял туда-сюда, оббегая маленькие препятствия вроде растений или камней, вместо того, чтобы перепрыгивать их. И, добежав до места, которое могло считаться финишем, оглянулся, довольно хмыкая, когда заметил Лососевого, отстающего достаточно, чтобы его можно было подождать. Рыжий добежал до него в тот момент, когда Стервятник положил рыбу на пологий камень, и не выглядел слишком обиженным, чего Стервятник мог ожидать от такого котенка.

— Охохооох, ты был… — Стервятник сел, горделиво выпрямляясь, — это было… — Лососевый, кажется, пытался собрать слова во что-то, имеющее смысл. Стервятник уже хотел подать знак, что он понял, когда услышал завершение: — невероятно!

Стервятник ничего не ответил, наконец оглядываясь на водопад. Из ночной тишины около спокойной реки — и сразу сюда, в дикий непрекращающийся шум. Воздух, наполненный влагой, был приятно прохладным, но вкупе с холодным ветром составлял не самую лучшую смесь. Тем не менее, Стервятнику было плевать, даже с его короткой, не самой теплой шерстью. Он привык держаться стойко, как воин, которого он представлял себе идеалом, и осознание этого давало настоящее наслаждение.

— А ты и впрямь неплохо бегаешь, — послышалось от Лососевого.

— Спасибо, — Стервятник задумчиво наблюдал за водопадом, выдавая ответ.

— ...но в следующий раз так просто не отделаешься — победа будет моей, — самоуверенно добавил оруженосец.

Стервятник сделал вид, что поражен смелости этого вызова, наконец взглянув на собеседника.

— Ох, нет, из такого я всегда выхожу победителем, — он замурлыкал, повторяя почти то же самое, что кричал на каждом углу, будучи котенком. Потом оруженосцем. Теперь и воителем... — Ну, так на что ты хотел посмотреть? — теперь он понимал, что, возможно, пропустил что-то интересное, не подходя ближе к падающей воде во время тщательного изучения этого места.

— Следуй за мной.

Это был тот момент, когда Стервятник окончательно убедился в привычке напарника давать ненавящевые указания, но все же поплелся следом. Он еще раз оглянулся на камень с рыбой, чтобы точно запомнить ее местонахождение. Вообще, было бы полезнее отметить в памяти тот факт, что она здесь есть, так как забыть об этом проще, чем потом найти место.

Лососевый пошел на водопад с относительной уверенностью, Стервятник шел чуть позади, осматриваясь. Черт, если здесь и было что-то, заметить это не так-то и просто: глаза почти болели, когда он дольше десяти секунд наблюдал за потоком. Он был слишком ярким, слишком быстрым и, вдобавок, что сбивало с толку, слишком шумным.

Оруженосец обернулся, беря на себя роль гида и занимаясь, кажется, любимым делом: рассказывал все, что знал. Стервятник склонил голову набок, наблюдая за тем, как Лососевый ищет лаз.

— Нашел! — Стервятник слез с камня, на который забрался, и оказался ближе к Лососевому. — Ну ты как там, идешь?

— Да! — Стервятник прокричал это, стараясь быть громче шума вокруг и делая еще несколько шагов, чтобы подойти к рыжему.

Он вздрогнул, когда капли обрушились на него, не оставляя шанса не намокнуть. Стервятник до невозможности не любил погружаться в воду, но, когда она лилась таким потоком сверху, это было новым опытом. Во время дождя он всегда прятался в палатке, а сюда попал добровольно, пока на небе ни облачка.

Тем не менее, они нашли, что искали. Стервятник оглядел расщелину, вероятно, мало для чего пригодную из-за влажности и шума, но она была хорошим укрытием. Лососевый был того же мнения, улыбаясь и выказывая свое восхищение.

Стервятник пригладил шерсть на голове лапой как мог, полагая, что не здорово будет возвращаться назад мокрым, учитывая этот ветер, что ждал снаружи. Он наклонил голову, вылизывая шерсть на груди, но быстро понял, что его попытки тщетны.

— Ой! Это у меня-то шерсть длинная, а тебе, наверное, сейчас еще холоднее.

Стервятник собирался отнекаться, но почти испуганно заткнулся, когда Лососевый резко прильнул к нему в попытке согреть. Стервятник цокнул языком, отворачиваясь. Он подозревал о существовании тех, кто не имеет понятия о личном пространстве, но доселе ему такие не попадались. В племени были безалаберные любвеобильные котята, но вид Стервятника обычно отпугивал и их. Тот, кто на совете дружески пихнул его лапой в честь знакомства, потом почему-то обходил его стороной — возможно, Стервятнолап тогда невольно показал свою однозначную реакцию. Так что он удивился настолько искреннему игнорированию его отрешенности.

— Спасибо, — поскольку он был без понятия, что сказать, это казалось лучшим вариантом.

— Да всегда пожалуйста, обращайся!

«Ага, конечно», — Стервятник уже не был уверен, что переживет этот раз. Он настолько отвык от объятий и подобного рода вещам, что совершенно растерялся.

И все-таки он с минуту еще оглядывался, запоминая местечко получше. Иногда он чувствовал, что в племени, где его знает каждый, у него не было шанса на уединение. Здесь казалось иначе, даже учитывая то, что он здесь не один.

Он кивнул на предложение посетить это место днем.

— Наверняка, если бы ночь была котом, то обязательно тобой, — снова не сдержался Лососевый, оставляя черного кота в еще большем недоумении.

Стервятник старался не зацикливаться на поэтичной фразе, чтобы не чувствовать себя обязанным сказать что-то в ответ. (Он думал об этом: «если бы у солнца и меда был ребенок, он был бы похож на тебя». Иногда ему правда не стоило раскрывать рот.) Теперь воитель едва ли мог отделаться от навязчивой мысли, что Лососевый хочет завербовать его и потом манипулировать лестью, чтобы Стервятник носил ему еду или отмазывал от работы.

— Завтра рано встава-аать.

Стервятник согласился, понимая, что жизнь его ничему не учит: он уже сотни раз убеждался в том, что на простой прогулке лучше не заходить далеко, потому что едва ли будет желание возвращаться. И вторая часть прогулки таким образом превращается в мучения.

— Да, пошли назад.

Стервятник повернулся, направляясь к выходу, и откопал в памяти заметку о том, что где-то там лежит три рыбешки. Когда он вылез из расщелины, вместо ожидаемого света его встретила еще более непроглядная тьма и кажущийся ледяным из-за намокшей шерсти ветер.

→ главная поляна

Отредактировано Стервятник (08.08.2020 20:12:00)

Словно рыбка, лавирующая меж речных камней, Рыжинка лавировала меж острых углов, чтобы не задеть своими словами буро-белого. Внутренний критик тут же дал знать, что она промахнулась со словами. Кажется, она только вызвала раздражение своими словами. Шерсть на загривке Подберезовика поднялась, а рыжая застыла, словно листья дерева в безветренную погоду. Ну вот, молодец просто, поддержала, - рыжая ткнула себя в самое болезненное место и резко оборвала свою последнюю фразу. Пожалуй, лучше ей помолчать. Что ей мешало сказать правду о своем отношении к Ракушке? Она будто сама пыталась для себя оправдать ее поведение, только не понятно зачем. Подберезовику было больно, а она просто предложила ему проглотить свою обиду и пойти на контакт. Глупая, глупая кошка со своими советами. Рыжинка нервно дернула хвостом и посмотрела на воду водопада. Ее настрой и тактичность сменились критиканством, а атмосфера стала казаться совсем неловкой. Ее нудянка опять привела не к самому лучшему результату, и она была недовольна. Так же как падающая вода будоражила спокойную гладь маленького "озера", так же и она сейчас почувствовала будто взбудоражила чувства Подберезовика, заставив того разозлиться. Рыжая все же подняла виноватый взгляд на друга, как раз когда он решил ей ответить.
Может быть, - буро-белый отвел взгляд в сторону воды, и рыжая ощутила полный провал в своих навыках поддержки. Но иногда нужно давать взамен, а не только требовать.
Ты прав, кто захочет дружить с тем, кто не отдает ничего взамен, - рыжая молчаливо кивнула, соглашаясь со словами юного воителя. Она могла его понять, ведь именно из-за этого она не общалась с некоторыми сверстниками. Отдача - это важно, без отдачи - нет желания. Ей больше нечего было сказать, да и не нужно было, наверное. Молчание затягивалось, но не тяготило. Рыжинка только надеялась, что все же не ее вина его напряжение и раздражение. Ей еще многому стоило научиться, как быть хорошим другом. Лапы предательски затекли, и ученица улучила возможность немного размять их, "потоптав" ими землю берега.
Услышать слова благодарности - последнее, о чем она могла подумать. Рыжинка неловко улыбнулась, надеясь, что она взаправду смогла чем-то помочь. Вот только еще большее удивление было, когда на этом не было все сказано. Настоящий? Друг? Это ты хотел сказать? - рыжая навострила уши, ожидая какого-то пояснения или продолжения фразы, но он просто поправился, а потом... Рыжинка удивленно распахнула глаза, когда после этого всего ее лизнули в нос. Она не привыкла к таким проявлениям эмоций и таким нежностям. Это было приятно, но одновременно заставляло смущенно краснеть и опускать голову. Это ведь был дружеский жест, правда?
Это потому что я рассказала ему о себе? Пытается поддержать?.. Он же сказал, настоящая... настоящая кто? - растерянная и запутавшаяся в своих мыслях, она прокручивала варианты, отгоняя одну единственную, но такую странную мысль. Какой-то пазл в голове начал складываться, открывая картину под новым углом. Возможно ли, что ее догадки верны? Или она просто не правильно трактует?
- Я... - тебе нравлюсь? - немой вопрос так и застыл в воздухе, но ей было слишком неловко спросить это вслух. Поэтому ученица, смутившись еще больше, протараторила первое, что пришло ей в голову: - ...рада, что смогла помочь.
Почувствовав шкурой налетевший ветер, она была рада, что в такую погоду он дал о себе знать. Внутреннее чутье боролось с доводами. Подумать только, всего лишь пару лун назад она намекала об этом Щукатой, а теперь... уже ни в чем не была уверена. Рыжая выдохнула. До этого ей казалось, что внимание Подберезовика было лишь дружеским, но теперь... Или она сейчас просто надумывает?
- У тебя тут шерсть топорщится, - мурлыкнула ученица и осторожным и быстрым движением пригладила шерсть на боку буро-белого. Не одной же ей смущаться, право слово. - Пошли! Нас, наверняка, уже Дубравница хватилась. А то подумает, что нас какая-нибудь неизвестная рыбина проглотила.
Шутливо произнесла Рыжинка и резко отскочила назад, то ли смутившись от своего же жеста, то ли от этой атмосферы, то ли просто решив побыстрее успокоить соплеменницу их присутствием.

---> к Дубравнице, а затем в лагерь

- закрытие первого разрыва -

Отредактировано Рыжинка (10.08.2020 20:21:18)

разрыв

Совсем близился Совет, и пусть стоило бы высыпаться за сутки до него - Ручей не могла сомкнуть глаз. Она и вовсе стала страдать бессонницей: непонимание предводительницы, почти страх перед ее непредсказуемостью, точно страх за ее котят. Кто знает, что теперь может вытворить Созвездие со своей внезапностью? Может, ей и вовсе взбредет пойти отвоевывать Нагретые Камни в одиночку?
Ручей все думала-думала-думала, бесцветным взглядом всматриваясь в темноту ночного лагеря из воинской палатки. Доверить глашатае повести бой было бы самым разумным вариантом пятнистой, хотя ей, возможно, страх за своих не позволит отпустить племя в битву без лидерши.
Или гордость.
Словом, Ручей жила эти дни как в полусне, в вечных мыслях, и неудивительно, что Желудь выдворил ее из лагеря. Рысью в ночь, в прохладный воздух, освежающий мысли - да, он точно знал, что нужно речной воительнице.
— А ты бы смогла на спор съесть жабу? — внезапно поинтересовался здоровяк, заставляя кошку изумленно вытянуть уши от неожиданности вопроса, — Огро-омную такую, склизкую.
Ручей невольно скривила переносицу, но улыбнулась.
- В Голые Деревья что угодно съешь, - с дьяволинкой в глазах усмехнулась серая. Она уже представила, как выловит голодному, злому Желудю какую-нибудь слизкую лягушку и уговорит съесть.
Что ж, даже во взрослых воителях живут дети.
- Но я бы предпочла какую-нибудь жирную сойку, - потягиваясь, Ручей аж зажмурилась: она любила птиц как редкую дичь, - или мышку. Племя накормлено, можем побаловаться. В смысле, - синие глаза лукаво блеснули, - побаловать себя.

Желудь был в настроении, и его бодрость и дух слегка отпускали когти тревоги с сердца речной глашатой. Она, прищурившись, усмехалась, глядя как самец на глазах оживляется, и сама понемногу расслаблялась.
В конце-концов, иногда это необходимо всем.

— Значит, очередная тропинка к твоему сердцу — это сойка, что ж, — воительница не шевелилась, пока серо-бурый обходил ее по кругу, почти сливаясь с синеватой темнотой вокруг - впрочем, луна светила ярко, близилась ночь Совета, и каждое движение самца окрашивалось серебристым светом, — Придется поднатаскать себя в ловле птиц. Любой каприз, Ручей. Рано или поздно я найду к тебе путь.

Ручей отвела уши назад, медленно и глубоко втягивая воздух, словно наконец окончательно вслушиваясь в собственные ощущения. Она смотрела на Желудя, с которым всю жизнь жила бок-о-бок, изучала, казалось, каждую его шерстинку, каждый шрам. Взгляд пробегался по оцарпанной в боях переносице, по надорванному уху, по сильным косматым лапам и широкой грудине.
Казалось, кошка избегала прямого взгляда ему в глаза, поскольку... уже давно не могла всматриваться в золотистую радужку с привычным равнодушием.

Его напор и уверенность подкупали. Да, Ручей держала соплеменника на... небольшом расстоянии, но дело было вовсе не в Буране.
Теперь уже нет.
Глашатая отпустила отца своих котят, своего наставника. Жизнь продолжалась, и в этой жизни было слишком много проблем насущных, чтобы еще и горевать по ушедшим.
Она еще молода, и она еще поживет.

— И чем ты хочешь побаловать себя сегодня? Птица, мышь, рыба, лягушка? Выбирай, сегодня баловать тебя моя работа.
Бархатный тон Желудя отдавался тихой вибрацией под шерстью, и Ручей, не шевелясь, слегка усмехнулась. Она сама удивлялась собственной уверенности, эти ощущением почти власти над полюбившим ее котом, и, слава предкам, кошке хватало чести не играть с ним...

...прежде.

Потому что до распаленного нутра Ручей поняла свои ощущения. Убедилась в них за последние луны, и теперь оттягивала этот момент, наслаждаясь каждой реакцией Желудя.
Да, в истинно кошачьей натуре дымчатая воительница почти смаковала момент за моментом, наблюдая, как будет меняться его выражение.
Как он будет счастлив.
Счастлив, потому что получит её.

- А может я не голодна.

Ручей наблюдала за тем, как теряется улыбка с морды самца, и торжествующе приподняла подбородок.
Вот он, воитель, у которого самые сильные чувства скрываются где-то внутри, за нахмуренными бровями, за янтарными глазами, которые смотрели так, что сердце, казалось, выпрыгнет. Серая всматривалась в малейшее изменение мимики, ловя себя на моменте, что, оказывается, не только Желудь ждал, когда эта стена между ними рухнет - сама Ручей уже смаковала этот момент, представляла, и все же...

... все же в секунду, когда соплеменник сделал широкий шаг к ней на встречу, речная оробела. Она, ярая воительница, уважаемая в племени, ощутила себя маленькой и почти беспомощной, когда на нее надвинулся Желудь. Насупленный, с этим взглядом, с этими лопатками, перекатывающимися под шерстью с каждым шагом.

Кошка рвано выдохнула, поднимая точеный подбородок на нависнувшего над ней Желудя. Да, глашатая уступала ему в размерах, но Ручей выцарапала бы ему и кому бы то ни было глаза за хотя бы намек во фразе, что она хоть в чем-то ему не ровня. Что в ней меньше пыла и азарта, что в ней меньше амбиций и воинской сноровки - пусть бы попробовал сказать, или заставить, или подчинить.
Пусть бы только.

Он наклонился, и Ручей в последнее мгновение, совсем чуть-чуть подалась щекой навстречу серо-бурой щеке, размеренно мурлыкнув. Она зажмурилась, проходясь скулой по щеке Желудя - смешно думать, будто бы она ему поддавалась, или позволяла, или подчинялась.
Ручей тоже брала свое. Ручей знала, что ей, вольной воительнице, нужно.

И вот это касание, оказывается, тоже было нужно.
— Я в твоей власти, Ручей, — лапы подрагивали, мышцы натянуло, и серая тихонько выгнула спину, чувствуя, как накатывает напряжение. Она чуть-чуть извернула точеную шею, чтобы заглянуть в глаза Желудя, такие близкие, — Чего же ты хочешь?
Эти луны изменили её. И должность, признаться, тоже, принося за собой ответственность. Вопрос самца пульсировал в голове, в жилах, под ребрами, и Ручей медленно улыбнулась, уверенная в каждом звуке, отчетливо произнесенном на ухо Желудю:

- Всё.

Поначалу Ручей казалось, что Желудь прирос к земле всеми четырьмя лапами, потому что не верит ей. Да и можно ли осуждать речного кота? Если верить словам Желудя, он так давно любил соплеменницу, что сейчас, спустя столько лун... да, наверное, ему непросто.
Но Желудь, кажется, счастлив.
Воительница улыбнулась, зажмурившись и как-то счастливо сморщив переносицу, а после потянулась носом выше, опять к нему, словно их первое касание сломало выстроенные границы. Желудь был ласков, но только слепая не поняла бы, как он сдерживается.

В конце-концов, с ней был воитель, а не домашний котик. Характерный, ярый, волевой.
— Я положу весь мир к твоим лапам, если пожелаешь.
Такой, каким должен быть воитель.

Дымчатая кошка вздрогнула и встрепенулась, когда Желудь рванул к ней, подмял под себя и навис, касаясь щекой ее затылка. Ручей тихо выдохнула, погруженная в древесный и какой-то речной запах соплеменника, оттянутыми вперед передними лапами подаваясь спиной ближе к нему.
Пусть сам вздрогнет.
Пусть.

***

Она лежала тихо-тихо, мерно мурлыча себе под нос. Голова кошки лежала на передних лапах Желудя, и Ручей почти физически ощущала, как концентрированное счастье, спокойствие и ощущение наконец свершившегося переливается от самца к ней и обратно.
И было так тихо.

— Ты невероятная.
Ручей научилась верить таким словам, с тихой улыбкой утопая щекой в густой шерсти соплеменника. Былая девичья скромность заметно поубавилась, и серая откровенно наслаждалась возможностью быть желанной, любимой.
Особенно - этим котом.
- Не жалеешь, что не выбрала лягушку?
- Лягушку? - с издевкой переспросила Ручей, рассмеявшись и перевернувшись чуть на спину, заглядывая в мужественную морду вышеназванной лягушки. Она притворно сморщила переносицу, тихонько хохотнув.
- Не жалею, - помотала головой глашатая, почти физически ощущая, как Жёлудю было необходимо услышать эту фразу. Он был простым котом, а оттого притягательным: без мрачного прошлого, без сложных взаимоотношений, без стремительно меняющихся мыслей и решений. Желудь был уверен в себе, в своих желаниях, а таким воителем положена награда.

Ручей не представляла, насколько приятно будет оказаться в окружении этой силы - вот сейчас, лежа рядом, под шум водопада. Такого же сильного, буйного и непоколебимого, как ее спутник.
Желудя хотелось любить. Серая кошка до острого ощущала, как он нуждается в этих простых проявлениях: потереться щекой о щеку, прикоснуться боком, ласково лизнуть в плечо. Ручей уверилась в собственных ощущениях и поняла, что такой друг будет ей по душе. И что сама она, конечно, сможет быть хорошей подругой.
Наверное, именно такие пары сворачивают горы: без юношеских порывов, без бабочек и цветочков - два уверенных сильных воителя, которые нашли друг друга в схожести взглядов, в страстных натурах и... предки, на уровне чего-то еще. Чего-то такого, что заставляло внутренности переворачиваться - и пока Ручей считала, что это сила, волнами исходящая от Желудя.

И все-таки один вопрос не давал покоя.

- Как ты... смог? - тихо спросила речная, осторожно подбираясь к боли соплеменника. Если всё так, как говорил Желудь - предки, что же он выдержал, глядя, как Ручей отдавала свое сердце то Львинозвёзду, то Бурану. Как носила и воспитывала котят почившего глашатая.