[indent] Могло ли что-то всерьёз испортить настроение Ракушечнице минувшим днём? Разве что вечерняя болтовня соплеменников, не унимающихся, кажется, до самой глубокой ночи. Впрочем, горячие обсуждения о невероятно крупном сонном карпе, которого им удалось выловить вчерашним патрулём, почти пролетели мимо ушей так и не сомкнувшей век кошки, чьи мысли были заняты совершенно другим. Размолвки с Изморозью и нарастающее напряжение внутри племени отражались на воительнице сильнее, чем она могла предполагать. Признаться, Ракушечница уже была почти близка к тому, чтобы сорваться и выплеснуть гнев на ком-то, кто не был бы причастен ни к ней, ни к другу, ни даже к разгорающемуся между воителями и предводительницей конфликту.

[indent] Вздремнуть так и не удалось — голова пульсировало от количества роящихся на подкорке вопросов, тело, уставшее за день, едва ли слушалось свою хозяйку, и Ракушечница, решив, что не имеет смысла дальше отлёживать бока, когда сон все-равно не шёл, неторопливо выбралась на главную поляну, на ходу приглаживая взлохмоченную на боках шерсть. Уж лучше она насладится тишиной в одиночестве, под звёздным днём, нежели ещё хотя бы мгновение проведёт в тесной палатке, грея уши, вслушиваясь в разговоры, которые ей были неинтересны.

[indent] Она не стала отходить далеко от лагеря, под пристальным взглядом дозорного спустившись лишь на пару лисьих  хвостов к берегу реки — и, как оказалась, ни одна сегодня мечтала о покое. Плечистая фигура, хорошо узнаваемая в свете серебряного пояса, расположилась на прибрежном песке, одиноко восседая у воды. Светлые усы задумчиво шевельнулись, когда она, к своему удивлению, не увидела подле воителя вторую фигуру, хотя, казалось, что те были неотделимы. "Но не в последние луны."

[indent] Что же изменилось?

[indent] — Что такое? Попал под раздачу гнева своей подружки, и она отправила тебя ночевать под открытым небом? — усмешка, скользнувшая по губам, отразилась в льдистых радужках едва различимой вспышкой. — Я бы, конечно, посоветовала тебе выбирать кошек себе подстать — таких, которые не станут помыкать тобой, как слепым котёнком, — но, надо думать, тебя все устраивает, — проходя мимо кота, Ракушечница равнодушно взмахнула хвоста, кончиком проведя по мелководью, окропив чёрную шерсть на лапах самца речной водой.

[indent] — Любовь зла, Рогоз. Хуже только неумение ее выразить, — Ракушечница повела плечом, и в ее голосе не осталось и следа прежней насмешливости. Голубые глаза подернулись задумчивой пеленой. Она повернулась в сторону леса, будто уже готовясь покинуть компанию соплеменника, но что-то в янтарном взгляде, сверкнувшим неоднозначным огоньком (хотя, возможно, то была лишь игра света) заставило ее помедлить.

[indent] Может быть, не так уж плохо, что она столкнулась этой ночью именно с ним?
[indent] Может быть, он станет ее средством от бессонницы? 
[indent] Лишь бы не поводом очередных нравоучений, которых она достаточно наслушалась от Изморози.

[indent] Слова Рогоза заставили Ракушечницу усмехнуться. Не то чтобы ее когда-то интересовали тонкости чужих взаимоотношений, кроме рутинных племенных, но ее не могло не забавлять то, как черношкурый самец раз за разом отнекивался от привязанностей, ставя ей их в укор, при этом  продолжая следовать указам соплеменницы, ведомый, очевидно, вдохновляющими перспективами объединяющих их взглядов и совместных идей на будущее Реки? Вот только ни одна из возможных ещё не была воплощена в жизнь — не принесла Речному племени заслуженную силу и мощь. Кажется, от совместных тренировок с Ракушечницей было даже больше проку — они хотя бы были подготовлены к возможной битве за нагретые камни. 

[indent] — У меня нет столько времени, чтобы всерьёз думать о твоих подружках, не обольщайся, — Ракушечница фыркнула. — Просто жалко смотреть, как ты растрачиваешь свой потенциал на преданность не той кошке, — отозвалась воительница, многозначительно шевельнув усами, но уже с меньшим весельем в голосе.

[indent] — Хорошо, что меня такая чушь не волнует. Вот что Изморозь шепчет тебе каждую ночь перед сном?

[indent]  Ракушечница раздраженно взмахнула хвостом, различая в грубом тоне знакомое ей пренебрежение. Вспомнились его последние слова после их тренировки и последовавшей прямо за ней потасовки с Изморозью о том, каких союзников она выбирает. Едва ли она нуждалась в его оценке своему выбору, тем более от того, кого волновали только неприкосновенность собственной шкуры и жалкие попытки выставить перед всеми своё неуязвимое эго.   

[indent] — Неудивительно, что ты сбежала.

[indent] — Я уже давно не нуждаюсь в твоём одобрении каждому своему шагу, если ты не заметил, — искорки негодования промелькнули на дне голубых глазах. Почти так же она смотрела на Изморозь, когда тот в очередной раз пытался защитить предводительницу и обьяснить подруге важность сохранения нейтралитета между племенами. Дипломатия прежде всего. Вот только для Ракушечницы само существование мира в лесу было чуждым, и она мечтала поставить на место зазнавшихся мышеловов и вернуть племени исконно законные земли, которые Солнцезвезд однажды подло отобрал у Реки. Она жила с этой жаждой мести всю последнюю луну, мысленно отсчитывая дни до момента долгожданной битвы и ни секунды не сомневалась в ждущем их триумфе. Разве могло быть иначе?

[indent] — И то, что он шепчет мне на ушко ночами, тебя не касается. У Изморози есть другие обязанности, кроме заботы обо мне и наших с ним отношениях. Как и у меня, — холодно процедила Ракушечница, разворачиваясь и отходя на пару лисьев хвостов вдоль берега, будто в раз потеряв желание продолжать этот разговор. Да и стоило ли ждать участия от этого эгоистичного комка шерсти, который с лунами словно совсем не менялся, но только сильнее отдалялся от племени? От Ракушечницы. Видимо, даже от Выдры.

[indent] После нескольких лун общения с чёрным котом, стоило привыкнуть к его самодовольству, к его язвительности и почти неподкупной уверенности в своей правоте, но насмешливый тон все-равно продолжал действовать на нервы всякий раз, когда Ракушечница пыталась с ним заговорить. Особенно сейчас. Когда не выспавшаяся, уставшая после изнурительного дня, кошка, кроме того, потратившая остатки терпения на перепалку с Изморозью, была на грани эмоционального взрыва, и даже холодный сумеречный ветер, то и дело поддувающий в светлую спину, не мог остудить разгорающееся внутри пламя.

[indent] — Эти обязанности не дают тебе спать по ночам? Звучит интригующе. Вот что тебя так раздражает? — голос воителя эхом отзывался в ее голове, заглушаемый пульсирующим от злости шумом. "Сейчас меня раздражаешь ты, и я близка к тому, чтобы пройтись когтями по твоей самодовольной морде." Ракушечница нахмурилась, упорно пытаясь сохранить самообладание, но подёргивающийся кончик хвоста выдавал ее недовольство теперь уже кажущимися через чур навязчивыми попытками кота копнуть глубже в ее отношения с Изморозью. Будь его интерес действительно искренним, она бы только усмехнулась в ответ, польщенная таким вниманием к ее личной жизни, будто ему вправду было до этого дело. Но Ракушечница слишком хорошо знала Рогоза, чтобы воспринять его удивительно проницательные слова за новую порцию насмешек. 

[indent] — О моей тяжёлой судьбе? — кончики серых ушей вспыхнули возмущением такой наглости. — Ты вообще способен говорить, не демонстрируя свое необъятное эго? Почему обязательно нужно пытаться всегда вставить своё безукоризненное мнение, даже когда тебя об этом не просят? В чем твоя выгода, Рогоз? — не выдержав, Ракушечница резко повернулась к коту, едва не столкнувшись с ним носами. Предложение заставить его покинуть берег хоть и прозвучало донельзя заманчиво, но, к счастью, места здесь вполне хватало для двоих. — Чего ты хочешь добиться от меня, снова пытаясь поддеть Изморозью? Ждёшь моего разочарования? Хочешь, чтобы я признала, что ошиблась, а ты потешил своё самолюбие тем, что снова оказался прав? Какая разница, если тебе плевать на чувства окружающих, кроме тех, что приносят тебе очевидное удовлетворение, — читать котов, видеть их слабости, чувствовать страхи — это ведь так увлекательно. То, чему Ракушечница так и не смогла научиться у него, привыкшая действовать и говорить прямо. — Но у меня нет желания угождать тебе в твоих играх, поэтому закрой пасть, если не можешь совладать со своим язвительным языком в моем присутствии, — холодные глаза едва ли не метали молнии, пока кошка вглядывалась в янтарную радужку, все ещё оставаясь в близости опаляющего кончики усов дыхания.

[indent] — Или найди ему наконец применение, которое я могла бы по достоинству оценить, — словно поддавшись внезапному порыву ветра, Ракушечница шумно выдохнула, раздувая чёрную шерсть на щеке, и так же резко отступила, касаясь светлой шерстью чужого бока. Почти провокация.

[indent] Повисшая в воздухе тишина была почти интригующей, но Ракушечнице снова показалась невероятно долгой. Слишком долгий путь — длинной в несколько сезонов, — слишком много неясных попыток, предисловий, ошибок, ссор, недопониманий, которых можно было избежать, обладай Ракушечнице чуть меньшей терпимостью, — чтобы вдоволь насладиться этим заразительным мгновением огонька замешательства в янтарных глазах. Того огня, что вспыхивал в этих глазах, так часто обращённых на неё с насмешкой, оценкой, недовольством или одобрением, но никогда ещё она не видела в них настоящей жажды. Не от того ли так хотелось это чувство испытать самой? И почему-то она была уверена, что именно он сможет ей его дать. Не Изморозь. 

[indent] — У меня был хороший наставник, — и думала она совершенно не о Плотве. — Ты удивишься, сколь многое мне удалось от него перенять, — коротко выдохнув, Ракушечница дернула ухом от кольнувшего шерсть холодка на контрасте с горячим дыханием кота. Выгибаясь всем телом, потерлась носом о его грудь, оставляя такой же мокрый след на шее, украдкой замечая, как неуклонно меняется оттенок его глаз: от тусклого золотистого до насыщенно янтарного, уже не горящего сдержанным любопытством, но пылающего неподдельные желанием. Ни участие. Ни любовь. Ни привязанность. То, что Ракушечница сейчас видела и чувствовала каждой воспалённой клеточкой своего тела даже близко не походило на эмоции, которые испытывал к ней Изморозь.

[indent] Очевидно, страсть к играм тоже была одним из скрытых упомянутых талантов. С разницей лишь в том, что Ракушечница предпочитала словам действия.

[indent] — Так бы сразу, — на выдохе произнесла кошка, удовлетворённо хмыкнув, когда влажный язык коснулся ее загривка — и в этом касании не было ничего целомудренного и романтичного, каким казались ей прикосновения Изморози тогда на заводи. Мысль о том, что проблема все это время была только в том, что им было нужно, чтобы между ними обязательно кто-то стоял, чтобы этот лёд под их лапами наконец треснул, пронеслась в сознании с невероятной скоростью, но тут же была отринута, исчезнувшая в омуте нахлынувших чувств. И, поддавшись вперёд, напрягая до звона мышцы, будто желая вырваться из сильных объятий, Ракушечница почувствовала столь знакомую и понятную ей силу, с улыбкой подчинившись ей.

[indent] Она не знала, что именно заставило ее это сделать, чтобы принять это, кажущиеся раньше унизительным, положение — но ощущения, пронёсшиеся по всему телу зарядом электрического тока, показались настолько ослепительными, что захотелось продлить их как можно больше — и как можно дальше оттянуть момент долгожданного пика.

[indent] — Только не говори, что волнуешься за свою репутацию, — отозвалась она, не удержавшись от усмешки, исказившей черты морды мимолётной, кривой тенью, впрочем, так и оставшейся незаметной во мраке ночи.

[indent] Последовал грубый, настойчивый укус в загривок, от которого Ракушечница едва заметно вздрогнула, но с места не сдвинулась, обуреваемая стремительно разгорающимся внизу живота тянущим жаром. Острые игры чужих клыков пустили по коже стайку мурашек, заставив кошку на несколько мгновение прикрыть глаза и, гортанно урча, крепче вцепиться когтями в шероховатую поверхность земли под слоем растаявшего снега.

[indent] Думала ли она в этот момент о том, как отразится эта мимолётная интрижка на ее отношениях с Изморозью? Едва ли Ракушечницу заботили муки совести, которые она возможно будет испытывать с приходом рассвета, когда эмоции угаснут, и оба вновь отправятся каждый по своим делам, забыв об этой ночи, как о сне — просто сон, приятный и будоражащий разум внезапно ожившим, долгое время тщательно скрываемым в самых потайных уголках души, влечением. В нем — в ней? — не было абсолютно ничего возвышенного, безупречного и кроткого. Просто порыв, потребность тела и, может быть, немного разума. Любопытство, желание убедиться наконец в несерьёзности когда-то испытываемых к Рогозу чувств. Наставник, воитель, соплеменник, однажды притянувший ее к себе своими радикальными взглядами на существующее в лесу устои, но впоследствии оттолкнувший (или нет?) своим равнодушием и холодным отчуждением. Эта преграда, что когда-то отдаляла ее от него нерушимой ледяной стеной, в один миг вдруг перестала иметь смысл — так просто на деле оказалось ее растопить. И теперь, почувствовав, как кот поддаётся, Ракушечница уже не находила в себе сил и желания отступать, решительно настроенная довести начатое дело до конца. 

[indent] — Скажи мне, — вибрации хриплого дыхания ласкали слух, и Ракушечнице казалось, что слаще звука зарождающего в чужой грудкой клетке рычания ничего быть не могло — так боролись в теле самца жажда и нетерпение. — Чего ты хочешь на самом деле? — прозвучали слова, грозившие в один момент все испортить, отчего хвост кошки негодующе разрезал воздух, выдавая ее недовольство.

[indent] — Чтобы ты не останавливался, — шипением отозвалась Ракушечница, до боли выпуская когти и выгибая спину, чтобы коснуться шерстью разгоряченного живота, упираясь лопатками в напряженную грудь. Сотни, тысячи возможных колкостей вертелись на языке, но отметались лихорадочно работающим подсознанием, с каждый секундой все сильнее притупляемым туманом стремительно накатывающего вожделения. И Ракушечница больше не пыталась его сдержать, сильнее вжимаясь в чёрную шерсть, то подстраиваясь под заданный ритм, то намеренно навязывая собственный, точно пытаясь подогнать и одновременно распалить в нем ещё больший огонь сопротивления. Она настолько свыклась с ролью послушной и исполнительной ученицы, что сейчас, почувствовав малейший намёк на власть, пусть даже временную, не могла остановиться, позволяя заключительной дрожи охватить оба тела и пронзить их до самых кончиков ушей.