Очередная ночь, что спешно перетекает в день. Казалось бы, вот уже подступает сезон Зеленых листьев, вот уже цвета захватили, одолели вездесущий монохром холодного периода, но, нет: Торнадо прячет нос от мороза и слабо ежится, прежде чем свернуться в клубок поплотнее. В палатке царят тишина и сырость, через проход внутрь нее пробивается полуденный свет, создавая уютный полумрак. Братья и сестры, что спят обычно рядом, под боком, уже давно ушли, как и большинство иных воителей двух племен. Однако, замечает то пестрый лишь тогда, когда таки умудряется открыть глаза, когда осматривается по сторонам и не замечает вокруг практически никого.
Неужели проспал?
Впрочем, то не вызывает у него большого стыда: мысль о том, что он пропустил рассветный патруль, а может и все на свете, мелькает в голове, но не задерживается в ней надолго, сменяется усмешкой на губах и шутливой отметкой, что нельзя позволить делам и дальше случаться без собственного присутствия сына предводителя. С такой идеей трехцветный кот и выкатился на главную поляну, едва потянулся и привел себя в порядок.
Удивительно, но вокруг было достаточно спокойно. Даже подозрительно лениво и неспешно, так, что даже скучно, но и никого из близких морд вокруг не оказалось, чтобы хоть немного расшевелить окружение, что смекнул воитель очень скоро. Речных же привлекать к таким вопросам вовсе не хотелось. Казалось, пестрый так за эти несколько лун и не сумел обзавестись близкими знакомствами, что, впрочем, было даже к лучшему.
Важные дела пропущены, идеи заброшены на дерево — Торнадо оставались найти себе новое занятие на этот день. Или дать занятию найти его самому.
— Эй, Торнадо, — голос серого ученика раздается как нельзя вовремя, так что пестрый даже не сдерживает улыбки, когда обращает взгляд к Смоляному.
— Ну, привет, малой, — дружелюбно приветствует воин, а после дергает усами, когда оруженосец озвучивает вопрос, с определенным даже любопытством задерживает на котике взгляд.
— Вовсе нет. Буквально ничем, если только не считать занятием то, что я дышу запахом рыбы, — полушутливо отмечает, — А ты что-то хотел?

— Да... Подобное занятие наскучило и мне.
О-о, не ему одному это дело было не по вкусу. Пестрый мельком усмехается в свои усы и понимающе кивает оруженосцу, но не перебивает его. Речь заходит о Серолапе — наставнике юнца, и в своем роде Торнадо даже жалеет его: наверное, нелегко постоянно находиться рядом с подобной фигурой? Воину так точно было бы не особо просто, но думать о том и портить себе настроение мыслями о соплеменнике — то еще занятие, к тому же, когда есть куда более интересный собеседник.
А в общем, уже через пару мгновений, верно, не только собеседник. Вот Смоляной просит о прогулки, а вот взгляд Торнадо поблескивает в солнечных лучах азартом и интересом. Видно — хочет согласиться, но ради приличия делает легкую паузу:
— Говорят, участились случаи стычек с бродягами, — тянет он будто бы даже задумчиво, щурится, очертив зелеными глазами полукруг по небу, а после останавливает взор на собеседнике и делает шаг ближе к нему, а вместе с тем и ближе к выходу, усмехается ободряюще, — Но со мной тебе бояться нечего. Так что идём!
А после — шутливо, тише (чтобы речные не услышали и, чего более, не прикопались), подмигнув:
— Не сидеть же дальше здесь посреди рыбьей вони? Так и самим чешуей обрасти можно!
С этими словами пестрый кот дожидается реакции ученика, пропускает его вперед, видно, давая право самому выбрать дорожку и направление, а после следует за ним прочь из лагеря.

В одном лишь факте того, насколько легко и безнаказанно они покидали чужой лагерь, ощущался порыв горячего пыльного ветра, населявшего пустоши, ощущалась вера, понимание, что точно также их племя скоро покинет эти земли, лишь изредка оборачиваясь назад и вспоминая невзгоды, с которыми оно столкнулось. Молодая трава приятно холодила лапы, и, вовсе не задумываясь о выбранной тропе, Торнадо шел вперед, следуя за порывами свободного воздуха, что трепал его длинную шерсть. Он слышал шаги юного соплеменника рядом с собой, и это лишь более ободряло, заставляло блистать зеленые глаза. Впрочем, он не мог бы долго молчать, и, не остановись Смоляной и не подай голос, скоро трехцветный и сам бы поспешил разорвать тишину.
Когда же заговорил ученик, воин обернулся к нему со своей лучезарной улыбкой и повел пушистым хвостом, прежде чем осмотреться по сторонам. Сказать, что на территории Речного племени было нечто действительно интересное, пожалуй, было бы слишком лестным для соседей, даже если услышать того они не могли, так что пестрый легко прикусил язык, стоило ему прокрутить в голове чужие земли.
— А ты уже бывал на границе с нашим племенем? Ну, после пожара, — спросил Торнадо вместо того и слегка усмехнулся, дернул светлыми усами. Кажется, Смоляной был ещё котенком, когда их племени пришлось спешить прочь с родных территорий. Неплохо бы было показать ему их хотя бы издалека.
— Или хотя бы около мостика, который соединяет два берега? — он бросил взгляд в сторону мест, о которых говорил. По крайней мере, ему показалось, что он стрельнул взглядом правильно. И тут же, не дожидаясь ответа, мяукнул:
— Хочешь пойдем до них?

Ни капли сомнения: на мордочке Торнадо отражается улыбка, стоит лишь юному серому ученику ответить полным согласием, и сам он довольно щурится, находя подтверждение своей уверенности в том, что сможет заинтересовать оруженосца в небольшой вылазке к родным территориям. Казалось резонным, что каждого ветрового кота так или иначе тянуло к пустошам, что, несмотря на дружелюбие рыбомордых, засиживаться на их землях не доставляло ни одному из них никакого удовольствия.
Так считал пестрый воитель. Так считало все племя Ветра, ему казалось.
— Торнадо, давай пойдём туда!
— Тогда следуй за мной!
Воодушевленный взмах хвоста и смена направления, по движению ветра, прямиком к границам, откуда доносится запах свободы и легкая прохлада реки, что служит своеобразным разграничителем между двумя некогда враждующими племенами. Никакой гари. Никакого намека на пожар, пусть с внутренней тревогой Торнадо втягивает воздух и, признаться... боится обнаружить следы пугающего происшествия, что преследует его по пятам во сне. Он хочет верить, что не увидит черноту и языки пламени более, не задумываясь, разделяет ли его мысли серый котик. Почему-то ответ кажется ему очевидным.
Слышится вопрос. Воин дергает ушами в сторону своего спутника и на мгновение медлит, прежде чем ответить:
— Нет, — признается, — Но очень хочу побывать, — произносит он уверенно и твердо, но в противоположность своих слов куда менее весело. Однако, ободряюще улыбается Смоляному, не сбавляя шаг:
— А ты? Не хочешь влезть через границы и осмотреться? — спрашивает, прежде чем подмигнуть ученику, дернув усами, уже заслышав шум воды, смекая, что они близки к цели.

Воодушевленное начало раздавшегося согласия сменилось сомневающимся: "Разве так можно?" — и зеленые глаза Торнадо остановились на сером котике с лёгким удивлением, непониманием, которое развеялось через пару мгновений и осело уверенной улыбкой на губах пестрого воителя. Он не позволил себе заразиться вопросом, что возник в голове оруженосца.
— А почему бы и нет? — раздался звонкий голос, и ободряющий веселый прищур замер на мордочке воина, — Никто не запрещал возвращаться на свои земли. Главное быть осторожными, чтобы не наткнуться на тех, кто мог бы на них уже повадиться, но в остальном... — он качает головой и обращает взгляд в сторону границы снова, — Нет, таких законов нет.
"Но это опасно", — мог бы справкдливо возразить ученик (Дроковник уж точно не обрадовался бы двум раненым, как и Сивая с Тростником), и все же сын предводителя не сомневался в том, что вместе им ничего не угрожает. Возможно, это было слишком самоуверенно, но допустить мысль, что их могли бы ранить пестрый не мог. Он знал, что, если бы на пустоши повадилось племя Теней или Грозы, а то и клан, патрули бы уже об этом донесли. Сейчас же максимум, что угрожало им — парочка бродяг, но в том не было и капли опасности, как считал трехцветный. Нет, с бродягами он сталкивался и прежде, ждать от них подвоха — как ожидать нападения от мыши.
Торнадо продирается сквозь заросли высокой травы, бурление реки нарастает, и вот, выскочив, трехцветный кот замирает, остановив взгляд на мостике. Кажется, он немного обуглился со стороны степей, чернеющее вдали дерево навевало мрачные воспоминания, но там, за ним, уже виднелась зелень. И пестрый не желал циклиться на мрачных картинах, воспоминаниях о пожаре и обо всех тех бедах, которые он после принес.
— Ну что, идем? — интересуется воин, делая первый шаг и вступая на поверхность построенного двуногими сооружения, вслед обернувшись на Смоляного и улыбнувшись ему.
— Если тебе страшно, могу пообещать, что не заведу нас далеко, — подметил кот, дожидаясь реакции ученика, чтобы знать, двинуться ему дальше или вернуться на Речное побережье.

Отредактировано Торнадо (09.09.2022 23:24:51)

Довольная ухмылка и уверенный шаг. Под лапами несется водный поток, торопливо огибая извилины, подъедая берега и волнами разбиваясь о встающие перед ним преграды, дикий, свободный, неостановимый, может, прямо как они сейчас. Торнадо вслушивался в его шум и всматривался в гладь, выглядывая порой сбоку. Вода не внушала ему страха. Даже если именно вода унесла одну жизнь его отца, для него и для всего их племени она стала спасением от чего-то, как казалось, более ужасного.
Вполне возможно, Торнадо недооценивал опасность, которую могла представлять река. Но сейчас она была далеко, даже если всего лишь — под лапами. Сложно бояться чудовище двуногих, наблюдая за ним с холма, если оно никогда не сворачивает с гремящей тропы. Наверняка, узри пестрый воин огонь в отдалении, а не так, прямо у своего носа, он бы тоже не относился к нему с такой опаской.
— Как думаешь, там вся добыча погибла?
Воитель дергает ушами в сторону оруженосца и вскидывает на него взгляд в легкой задумчивости.
Он никогда не задумывался об этом вопросе, даже если он был сам собой разумеющимся и достаточно важным.
— Мы же сбежали, — спустя непродолжительную паузу отозвался Торнадо, и все-таки снова улыбнулся. Там, на другом берегу, цвела обновленная степь, и в голове не укладывалось, что там могло бы не оказаться добычи. Это было бы... Неправильно?
— Наверняка разбежались, а потом вернулись обратно, — послышалось предположение, — Может, даже раньше чем мы.
А то значило бы для Торнадо, что покинуть рыбомордых они смогли бы даже и прежде, но продолжали рассиживать в их лагере. Неприятный факт. Но пестрый не стал зацикливаться на нем, соскакивая с мостика прямиком в траву и оборачиваясь на ученика.
Он верил, что они вернутся домой достаточно скоро, чтобы не сетовать.
— А что, хочешь поохотиться на своей территории? — решая не позволять разговору уйти в меланхоличное русло, поинтересовался оруженосец с раздавшимися в голосе нотками азарта.

Для Торнадо было то удивительно, но, обернувшись на Смоляного, он не уловил и капли воодушевления: скорее потерянность, сомнение, может... может, нечто еще, что пестрый кот не мог понять при первом взгляде, беглом осмотре, на основании которого он и сделал выводы, что что-то грызло юного товарища, неприятно пробиралось изнутри и травило его душу. Трехцветному было сложо понять, что именно стало причиной того. По крайней мере, пока ученик не подал голос, пестрый и подумать не мог на этот счёт.
Так вот как? Смоляного беспокоило, что на территории племени Ветра теперь мало добычи?
Воин отвёл взгляд от своего соплеменника, чтобы окинуть пустоши взглядом.
— Кролики первые заметили опасность и кинулись бежать, мы отреагировали позже них, — поведя плечами, произнес воитель с легкой задумчивостью, вспоминая тот день, когда заполыхала степь.
Странно было, что воители отреагировали на пожар с таким запозданием и позволили себе попасть в его жгучие лапы, претерпеть боль, понести потери. Торнадо до сих пор видел обожженым глазом значительно хуже, нежели тем, который не был задет языками пламени.
— Может, не все, но значительная часть из них точно уцелела, — он обернулся на собеседника, взглянув на него даже в своем роде серьезно, но затем улыбнулся Смоляному все с тем же дружелюбием. Стоять на месте не слишком хотелось, взмах хвоста стал сигналом двигаться дальше, и воин неторопливо тронулся с места. Родная степь казалась перерожденной и незнакомой, пусть в чертах не улавливалось нечто близкое.
— Уверен, наше племя не умрет с голоду, когда вернется на свои земли, — ободряюще отметил Торнадо, и добавил далее шутливо, желая хоть немного приподнять вдруг резко спавшее настроение своего спутника:
— Иначе, если твои прогнозы верны, нам придется и на следующий Сезон Голых Деревьев жить у рыбомордых! Сплюнь!

Шутливость, что отразилась и в образе пестрого воина, с дуновением ветра, которое сопроводило слова юного ученика, сменилась искренним добродушием и воодушевлением. Возможно, Речное племя и не отказало бы им, и добробушно позволило бы остаться на еще одну смену сезонов под своим крылом. Но куда лучше было считать, что пустоши восстановились достаточно, чтобы принять своих детей в свои объятия, что бескрайние просторы не погубят тех, кто был на них взращен, и станут родными и для тех их наследников, которые еще никогда не видели степь вживую.
Торнадо хотел в это верить. Или, может, правильнее бы было даже сказать, что его уверенность в том была непоколебима. Невзгоды, что встретились ему на жизненном пути, еще не могли сбить его настроя, и, даже столкнувшись с опасностью и болью, представляя, что воплощает собой судьба, он, возможно, был в своем роде наивен. И, может, для его возраста это было даже благом. Зависало на его губах очередной улыбкой и блеском одобрения в зеленых глазах, обращённых к Смоляному.
— Не отставай! — дразнящий восклик, с которым с шумом в широкую грудь Торнадо вбирает воздух, и после ныряет в траву. Юная, зеленеющая, мягкая, но обещающая к сезону Листопада смениться жесткой и угрожающий порезать лапы.
Впрочем, и сейчас среди поросли встречались подобные экземпляры.
И воин мог с уверенностью сказать, что уже отвык от ощущения свободы, отвык от чувства в подушечках лап, которое возникало здесь. Дома.
Но в противовес словам, он не бросился бежать, лишь ускорил шаг, не позволяя своему спутнику отстать.
— Ну что, куда хочешь податься?
Не разбираясь, Торнадо бы мог броситься прямиком к лагерю, а точнее к тому, что к нему осталось, но задержался, чтобы посмотреть на Смоляного, возможно, поймать в его решении иной вариант.
— Может, у тебя были любимые местечки? — пестрый вскидывает бровь. Лишь на мгновение думает о том, что не увидеть того, что ожидаешь узреть, — всегда больно.
— Или, может, нечто, что тебе более всего хотелось бы проверить? — дергает кончиком хвоста, а после осматривается, чтобы оценить их местоположение, выбрать направление.

Под звук негромкого урчания, что рвалось из груди Смоляного, Торнадо прищурился довольно, в очередной раз и снова осматривая просторы родной земли. Ученику здесь нравилось, и это казалось столь естественным и правильным, что не хотелось задумываться ни о каких причинах, деталях, проблемах. Нет, был лишь факт, был лишь ветер, былт лишь они и столь близкая душе степь.
Торнадо пробирался сквозь нее торопливо, нетерпеливо, но так, чтобы это "торопливо" не обращались для оруженосца в "слишком быстро", "страшно". Его тянуло двигаться дальше. Его тянуло увидеть все, убедиться, что ничто не пострадало настолько, чтобы не уцелеть. Он хотел идти только вперед, а правильнее — бежать до жгучей боли в легких, до слез из глаз и невозможности подняться на лапы. Он хотел показать это ксе Смоляному, убедиться, что тот тоже это чувствует. Он так давно здесь не был.
И все же он был достаточно сдержан для своего порывистого характера и настроения. Может, воин понимал, что не должен подавать серому котику дурной пример и должен выступить в роли его проводника, временного наставника, но никак не несмышленного юноши, которому весь разум выносил ворохом листьев завывающий ветер. Или беспокоился, что ученик просто не угонится за ним, и тогда пестрый обратит всю их вылазку в тревогу и кошмар.
— Уверен, в лагере ничего интересного не найдем, — мяукнул воитель, пробираясь сквозь заросли травы, высовываясь, осматриваясь, — Зато мы приближаемся к Ущелью, — констатировал он, усмехаясь. В воздухе уже повис низкий гул.
— Ты только будь осторожнее.
Пока что они двигались вдоль течения реки, чтобы не сбиться с пути и не потерять направление, чтобы углубиться в территорию племени Ветра, оставляя за спиной мостик и расположенные не столь далеко от него четыре дерева.
— У нас было так много красивых земель, — выпалил Торнадо воодушевленно, обращаясь к спутнику. Лапы его чесались.
— Если обогнем ущелье, выйдем к поляне люпинов, а оттуда... — тут взгляд воителя блеснул озарением, в голове вспыхнула замечательная мысль, от которой он даже взмахнул хвостом и незаметно для себя ускорился, — Оттуда мы можем выйти к дозорной скале! С нее очень многое видно!
Но, ощущая, как под лапами сменяется трава холодным камнем, пестрый должен был затормозить, чтобы не проморгать и не свалиться вниз с обрыва, что уже был заметен невооруженным глазом. Ущелье, черная полоса, след от чьего-то укуса, вырвавшего плоть земли, простирался впереди, оставалось лишь с десяток лисьих хвостов, чтобы можно было приблизиться к его краю.
— Туда лучше не подходить, — оборачиваясь к Смоляному и меняя направление, отметил Торнадо, — Я, конечно, уверен, что мы с тобой молодцы и не свалимся, но кто знает, — добавил он с улыбкой.