[icon]https://forumupload.ru/uploads/0013/6e/7e/2/255926.png[/icon][zvn]котёнок[/zvn][nick]Горькушка[/nick]
Горькушка слушал Бурьяна, который, казалось, выскреб когтём из головы и озвучил его собственные мысли. Любая, самая малая воля к сопротивлению — бесполезна. Он уже попался в ловушку, возможно даже по своей вине — подошёл слишком близко, дал себя сцапать. А когда попадаешь в ловушку, какой бы она ни была, самое главное — это твоя воля спастись. Ты можешь страстно желать спасения, кричать о нём и говорить себе: вот спасусь, и вот тогда-то все увидят, каков я! Я найду себе и тех, кто меня полюбит, и тех, кто оценит. Тех, кто поможет и приютит. Нужно только спастись. Но воля... её-то у Горькушки и не было. Он не дёрнул бы и лапой, чтобы спастись, предпочтя страдать. И сам факт того, что Бурьян теперь говорил «бежать бесполезно» был смешон, ведь если бы Горькушка действительно хотел сбежать, он заголосил бы ещё в лагере и привлёк к себе внимание взрослых.
Бурьяну всё сойдёт с лап. А Горькушка его, если что, отмажет. Сам примет наказание за побег и за всё, что они сотворят вне лагеря. Он будет послушной игрушкой Бурьяна, на которую тот сможет нажимать сотнею своих излюбленных способов и заставит сделать всё, что только придёт ему в голову.
— Хорошо, — ответил Горькушка совершенно бессмысленное, ведь его согласие никому не было нужно. Он хотел, чтобы его пронзили иглы, лишь бы почувствовать хоть что-то, кроме щемящего одиночества в этом морозном, диком краю. Но что с Бурьяном, что без Бурьяна, ему всё равно будет тоскливо, и одному задиристому коту с серебристой шёрсткой этого ни за что не изменить. Да он и не захочет. Он будет только рад тоске и одиночеству Горькушки.
Под толчками Бурьяна Горькушка был конвоирован к водной кромке, затянутой слоем льда. Он пропустил один толчок, весь сжавшись на месте, чтобы Бурьян не столкнул его прямо на лёд, и обернулся на него, оглянув жалким, запуганным взглядом. «Иди дальше» — таков был вердикт. Горькушка, набрав воздуха, спрыгнул на лёд. И зря, ведь если бы не спрыгнул, а осторожно спустился, возможно, его лапы не разъехались бы так резко и безнадёжно. И сам он не шлёпнулся мордой о лёд, разбивая в кровь десну и подбородок. Горькушка нелепо задёргал разъехавшимися лапами с растянутыми мышцами и, подобравшись, кое-как сел. Его колотила мелкая дрожь.
Он поднял взгляд на Бурьяна. Его рот был приоткрыт, на мордочке выступила красная пена — кровь вперемешку со слюной. Горькушка был один, совершенно один, он принадлежат этому миру — но этот мир не принадлежал ему даже на долю когтя. Вспомнилась мать, которая покинула его, едва он перестал нуждаться в молоке. Неназванный отец, серый и бесцветный, как отпечаток лапы на снегу. Весёлая возня Жабки и Квакушки, такая далёкая, словно он зашёл в чужой дом без спроса и смотрит, как играют чужие котята. Из чужого мира.
— Я. Справляюсь? — в глазах у него помутнело, а под лапы шлёпнулся красный ошмёток. Но взгляд Горькушки всё так же цеплялся за Бурьяна, за последнюю его связующую с царящим кругом белоснежьем, в котором тот был своим, и Горькушка — одиноким, бесприютным чужаком.
Отредактировано Горчак (27.05.2022 23:25:57)