— Львиногрив, - раздаётся как гром средь ясного неба зычный голос целительницы.
Львиногрив равнодушно поворачивает к ней голову, не особо понимая, что могло потребоваться Бражнице от него; за травами всё равно не пойдёт, пусть отправляет на это дело более молодых и неопытных воителей, за которых лишь головная боль в патруле будет.
Но горящие яростью глаза целительницы подсказали ему, что что-то не так.
Воины вокруг них расступились, чуя угрозу, повисшую в воздухе. Львиногрив поднялся, медленно обернулся к устремившейся ему навстречу кошки, не сводя с неё внимательного, любопытствующего взгляда.
Мышцы его сами собой от ожидания напряглись, и в целом он стал выглядеть гораздо больше, чем любой другой кот рядом с ним, но это нисколько не смутило уверенную в себе целительницу.
— Вот они благородные грозовые воители, избивающие своих учеников на тренировках.
Столь же любопытный взгляд устремился поверх головы Бражницу, туда, где вдалеке в остальной толпе осталась стоять Морошинка. Что, отыскала заступницу? Похвально.
Взгляд целительницы он выдержал гордо, без волнения или хоть малейшего намёка на испуг.
- Что целительница может понимать в тренировках? Я разговариваю со своими оруженосцами лишь на языке силы, - тянет простодушно Львиногрив, нисколько не понимая, отчего из простой тренировке с небольшими ссадинами и следами неаккуратного обращения с десятилунной ученицей делают какую-то трагедию. - Только так из них могут получиться достойные воители, особенно когда они родились без определённой принадлежности к какому-либо племени, - пожимает плечами, мол, это единственный шанс вырастить из них что-то путное. Для таких, как Морошинка, война - это игра, но игра не в том смысле, как для Львиногрива, а игра как нечто безобидное, нереальное.
Он и не удивился тому, что она нажаловалась. Будь на её месте другой, более достойный оруженосец, он бы воспринял тренировку как должное, ещё бы рад остался, что с ним не обращались, как с хрупкой веточкой.
И уже обернулся в сторону уходящего Чернокрыла, останавливая того зычным, громогласным тоном: - Может, хватит их оберегать? Хватит прятать за своей спиной тех, кто не способен дать отпор, как того требует твой противник? Если все те, кого мы приняли, не способны пережить даже лёгкую тренировку с выпущенными когтями, для чего нам делить с ними палатку, для чего нам делить с ними дичь? Чернокрыл! - он остановил своим голосом соплеменника, чувствуя, как под кожей искрятся молнии, - Если ты выдвигаешь свою кандидатуру, я хочу знать, что ты дашь Грозовому племени. Мы продолжим оставаться дальше сердобольным, открытым для всех несчастных и покинутых племенем, или возьмём себя в лапы и начнём думать о настоящем будущем Грозы? - взмах хвоста в сторону детской, где подрастали чистокровные, настоящие будущие воители племени.
Но Бражница, казалось, распалялась всё сильнее.
— Ты не имеешь права быть наставником, барсучий потрох.
Он зарычал, обернувшись вновь к Бражнице. Он не имеет? Да он здесь единственный, кто заботиться о достойном будущем для своего племени.
— Ты не имеешь права даже зваться воителем. Морошинке нужен новый наставник.
- Это не тебе решать, целительница, - цедит сквозь зубы воин, делая шаг ближе и ближе к той, - Знай своё место. Ты не глашатая и даже не воительница, чтобы так говорить.
- А ты, - гордо вскинутая вверх голова в ответ, - ты и когтя её не стоишь, кусок крысиного помета.
Едва Львиногрив успевает открыть пасть, как Бражница прыгает прямо на него, целясь в морду. На лице воителя отразилось мимолётное удивление, сменившееся гневом, когда ему удалось увернуться от острых когтей, прошедших в мышином хвосте от собственных глаз.
ах, вот как мы заговорили...
Как бы кровь сейчас ни заиграла в жилах воителя от осознания того, с кем и на кого, он будет сейчас драться и нападать, оставлять племя без целительницы было не желательно. И он, видя одну лишь ярость в глазах целительницы, рванул вперёд, прыгая на ту и придавливая собственным телом, стараясь обездвижить.
Но Бражница словно знала, куда бить - ещё один укус в ту же самую лапу, на которую прихрамывал воин, и Львиногрив взревел так, как, казалось раньше, никогда не мог. Ступив назад, он вновь ощетинился и бросился вперёд, уже резвее, уже жестче, намереваясь как можно скорее положить этому конец, и вновь удержать целительницу в лапах, уже с выпущенными когтями.
Бражница вырывалась и атаковала вновь и вновь, покуда Львиногрив уворачивался, делая шаг то в одну, то в другую сторону - его размеры не позволяли ему также ловко носиться по всему небольшому полю их битвы, покуда его последний уворот не выбил из целительницы дух.
Раскрыв пасть, Львиногрив задышал глубоко и часто, вздымая широкую грудь: всюду валялись клочья его шерсти, в тех местах, в которых целительнице удалось задеть, немного саднило, но в целом он был в порядке. Лишь крепко поджимал к себе укушенную второй раз лапу.