Перед глазами всплывают обрывки того самого злополучного вечера.
"На моих лапах была кровь".
Ливень хлестал, лапы скользили на мокрых камнях. В полумраке он плохо видел, что происходило вокруг, но четко осознавал, что не успевает.
В голове прозвучал всплеск воды. Все смешалось.
Почувствовал, как заходится сердце в оглушающем ритме-грохоте. Почувствовал, как ненавязчиво, будто играюче, как с мышкой, вспарывают чужие когти его душу, пытаясь проникнуть глубже, пытаясь вытащить нечто из груди, но скорее заставить страдать, скорее просто намеренно ища болевые точки, путаясь в и без того хрупких нитях, рвя их.
Зачем?..
Странно было подумать: он помнил этого серого воителя еще котёнком, ещё Коршунишкой. Странно было подумать, что теперь тот решил предстать его палачом. Неужели он не осознавал всей сущности происходящего?
Темные брови медленно сдвинулись к переносице.
В груди наконец заклокотало, под толщей воды, еще слишком глубоко, на самом дне.
Он не сказал ничего, хотя острые слова уже горечью ощутимы стали на кончике языка.
Не сказал, потому что не успел: в разговор вмешалась Щелкунья, серо-белой тенью, маленькой пташкой мелькнула на периферии зрения и вдруг вырвала нити из чужих когтей.
Она его защищала?
Может, будь ситуация иной, будь ее слова другими, будь его тяжелые, неповоротливые чувства отличны от нынешних, он бы испытал настоящую гордость. Может, он бы испытал гордость за всех тех, кто встал на его сторону, кто пытался хоть немного сдвинуть этот камень с его плеч и кто готов был еще бороться за правду. И он испытал. Блекло, но это чувство действительно встрепенулось в груди, под грудой мыслей, что забивали все щели и сковывали голос, слова, движения.
Они верили ему, даже если он не верил себе. Даже если мир вокруг казался ему теперь чуждым, даже если он не мог более сказать, кто он есть и куда должен идти.
Но он не сошел с ума. Он чувствовал их присутствие.
Он должен был вмешаться в этот момент, чтобы ответить на слова Коршуна, чтобы расставить все точки над i и развеять лишние сомнения, которые блестели в чужих глазах.
" ...Откуда на твоих лапах была кровь, Одуванчиковый? Почему ты так неуверен?"
Он не мог прятаться за их спинами, он должен был понести ответ, объяснить. И, может, неважно было, поверили бы ему в конечном итоге или нет.
Может, глубоко в душе этот вопрос был им уже принят, пусть теплилась прежде ещё надежда на справедливость.
Справедливость — слово, кажется, забытое, хотя столь важное. Столь важное для всех них.
Черная фигура предводителя оборвала весь его порыв на корню, заставила насторожиться, сдвинула камень на место, откуда только-только был он смещен. Или так только казалось. Одуванчиковый вжал голову в плечи, почувствовал, как напряглись все его мышцы от раздавшихся над поляной слов.
Клокотание становилось ощутимее.
Еще ощутимее оно стало, когда в дело вмешалась в Бражница.
У него было так много слов.
Но он был слишком медлителен, слишком слаб, слишком... в этот момент он ненавидел себя за то, что позволил Проныре снова вступиться за него, что позволил сделать это Щебетунье, что позволил всему этому продолжаться столь долго.
В глотке застряло рычание, когда раздался приговор, когда столь явным стало игнорирование. Кажется, он готов был воскликнуть, но луны самоконтроля позволили палевому сдержать язык за зубами.
Он с прищуром вперил взгляд в фигуру Смерчезвезда.
Он ненавидел себя. За то, как слепо следовал за этим котом и как не замечал всего. За то, что сам своей верой привел себя к этой точке. А может и всех них.
Слова Иволги он пропустил мимо ушей. Свою ошибку он осознал и без нее.
— Почему на моих лапах была кровь?.. — его голос зазвучал над поляной вновь, словно игнорируя все то, что произошло вслед за появлением лидера. Как будто того ещё и не должно было существовать в этом временном отрезке.
— Тело убитого соскользнуло в воду, — палевый слабо сморщился, — Не знаю, поскользнулся он или произошло нечто иное. Я надеялся его спасти. Поэтому я бросился к краю, чтобы вытащить его.
Он звучал хрипло, но теперь твердо, он хотел отмахнуться от образов, но не мог, он хотел смахнуть все эмоции, которые были у него, но не мог.
— Он был серьезно ранен, из горла хлестала кровь. Грязный прием. Я не мог остаться чист.
Кто это был? И зачем? Что сделал ему белоснежный воитель?
Эти вопросы были столь лишними, но в расшалившемся разуме всплывали снова и снова. Он хотел правды и правосудия. В голове всплыли слова Ручей Звезд. Слова, от который зрачки его сузились.
Приложите все усилия, чтобы справедливо судить Одуванчикового. И если это не он, на ваших землях разгуливает убийца.
— Речное племя ни при чем, — кот на мгновение даже стиснул клыки, говоря то. Так странно: всю жизнь он считал их своими врагами, но, взглянув правде в глаза, он натыкался из раза в раз на свои ошибки. Они так горчили. Они так давили.
Мир продолжал крошиться и рушиться.
— Речное племя не утверждало, что я убийца. Лишь допускало. Речное племя сделало все, чтобы найти правду, — с тонких губ почти сорвался смешок. Горький. Едкий. Неприятный. Но повис в воздухе бледной искрой.
— Но почему здесь, дома, правду даже не искали? — взгляд потемнел. Наконец палевый тронулся с места, чтобы размеренно, как настороженный охотник двинуться ближе к лидеру. Голова его была опущена. Не хватало оскала, но, казалось, он мелькал в промежутках между словами.
— Почему не попытались узнать, сразу вынесли решение? Надеетесь на Звёздное племя? — он остановился. Вскинул морду вверх, чтобы посмотреть на небо.
Повисла пауза. Она длилась всего ничего, но для Одуванчикового казалась вечностью.
— Вы мышеголовы, — он прорычал это себе под нос несдержанно, но то было единственным явным проявлением гнева, что жёг его в эти мгновения изнутри.
— Ручей Звезд сразу же направилась к Лунному Камню, когда узнала все. Меня не оправдают.
Слабый смешок, взгляд опускается к Бражнице, что встряла в этот несчастный разговор, обращается вслед к предводителю.
— Они не ответили ей. Они не ответили нам всем во время Совета. Меня не оправдают, потому что Звездное племя отвернулось от нас. И вы это прекрасно знаете. Ты это прекрасно знаешь, Смерчезвезд.
Ни законы.
Ни предки.
Ни предводитель.
Не оставалось ничего в этом мире, за что было еще держаться, но почему-то он еще стоял на лапах.
— Неужели я не заслужил справедливости, Смерчезвезд?
Так гадко было на душе и так больно осознавать, что все это была его собственная вина.
Взгляд пал на Проныру, на Щебетунью. Неужели все они ошибались, заблуждались?
— Вынести вердикт, даже не попытавшись узнать истину... — усы дёрнулись, палевый двинулся ближе, сокращая расстояние. Теперь его внимание было приковано к одному лишь предводителю, — Ты просто не хотел искать ее, да? Решил, что ты не должен бороться за свое племя. Решил, что можешь отдать любого из нас на откуп, как отдал Нагретые камни. Ведь иначе придется искать иного убийцу, чтобы не навлечь гнев Речного племени. Ведь тогда придется бороться. Как воину.
Оскал блеснул на морде.
— Ручей Звезд сразу пошла к Лунному Камню. Куда же пошел ты, Смерчезвезд? — проклокотал кот, вгоняя когти в землю, — И почему вернулся, если то было важнее твоих соплеменников? Я верил тебе, — шаг навстречу, — Я следовал за тобой, как мышеголовые псины следуют за своими двуногими, — кажется, он почти прорычал эти слова, — Но, когда ты был нужен мне, ты отвернулся. Ты даже не выслушал. Все племя следует за тобой, но ты... — палевый щурится, — Ты просто бежишь, прячешься за властью, которой тебя наделил Солнцезвезд, не способный даже оправдать свое место. Не способный услышать никого. Словно котенок.
Он останавливается в паре хвостов от морды Смерчезвезда, дыхание вырывается из груди тяжело, но кот держит себя в лапах.
— Как такой кот может вести за собой племя? Не думаешь, что стал далек от него, Смерчезвезд? Ты далек даже от своей семьи.  Ты зазнавшаяся подстилка, — выплюнув эти слова, Одуванчиковый не вздрогнул. Не было более былого уважения, не было более понимание законов, этой бессмысленной иерархии.
— Скажешь что-нибудь в свое оправдание? — его дыхание почти опалило черную шерсть, — Или снова спрячешься? Сбежишь?

— Предки молчат, потому что такие, как вы, не поднимают взгляд к небу и не взывают к их мудрости.
Но это неправда! Искорка всегда хотела услышать глас Предков, почувствовать их присутствие и мудрость. Но это не значит слепо ждать их ответа! В золотых глазах ученицы блеснуло недовольство, но спорить с Бражницей она не стала; тем более, все происходило слишком быстро.
— Если он и правда нарушил закон, отец поступил милосердно, оставив его в лагере...
Лишь один ошарашенный взгляд в сторону сестры (”Как ты можешь думать такое?”) - и вот уже река времени стремительно несется вперед. Счет на секунды.
Щебетунья выходит вперед, и она говорит разумно. Искорка с пониманием и благодарностью смотрит на вторую сестру, которая так хорошо описала и подытожила все происходящее. Теперь ты понимаешь, отец?
Нет.
Нет, нет, нет...
Все аргументы и слова будто не достают до черной фигуры Смерчезвезда.
Искорка молчит от понимания безнадежности любых попыток донести до предводителя иное мнение. Ты не слышишь нас.

А затем голос Одуванчикового снова взлетел над поляной, сильнее, чем раньше, увереннее; Искорка подняла на него взгляд, полный необъяснимого чувства довольства, странной радости, будто так должно быть. Это правильно. Маленькая бунтарка смотрела на своего друга, и золотой ее взор подмечал каждую деталь, каждое движение, в нем отражалась поляна, отец, мать, племя, Одуванчиковый.
- Но почему здесь, дома, правду даже не искали? 
Почему, Смерчезвезд?
Искорка все еще стояла рядом с Одуванкичовым, когда он начал свое постепенное движение вперед; оставшись позади, кошка наблюдала. Гнев. Вот, что двигало им. Жажда справедливости. Ярость. Чувства, витавшие в воздухе.
Но, сделав шаг, он уже не смог остановится. И пересек черту.
— Они не ответили ей. Они не ответили нам всем во время Совета. Меня не оправдают, потому что Звездное племя отвернулось от нас.
Удивление, дрожь холодком пробегает по коже. Неужели это правда?
-...Решил, что можешь отдать любого из нас на откуп, как отдал Нагретые камни.
И тут Искорка стало страшно. Все зашло слишком далеко. Она переводит взгляд на отца, взгляд, полный вопроса, сомнений, затаенной боли: скажи же, что это не так. Я так хочу верить тебе.
Здесь и сейчас происходит страшное, отпечатываясь зигзагообразным разрывом внутри. Пропасть между другом и отцом, справедливостью и Законом, в который все так верили. Я верила. Верила, что он защищает невиновных, каждого из нас.
Но, видимо, это не так.
Искорка молчит, придавленная новым видением, которое пробирает до костей, до мельчайших частиц тела, отзываясь тупой болью. Воинский Закон - формальность. Звездное племя - не отвечает. Отец - не хочет слушать.

Пестрая юница растерянным взглядом скользит по поляне, находя глазами Проныру, Щелкунью, Щебетунью, и, наконец, Лунолапку.
В это время Смерчезвезд спешно заминает конфликт.

- Львиногрив?

Она вернулась с охоты, бегло бросила двух мышек в общую кучу и, шустро перебирая мягкими лапами, оказалась неподалеку от возлюбленного. Едва не пропустив события на главной поляне, Алоцветик, по-привычке округляя яркие зеленые глаза, осторожно коснулась кончиком хвоста плеча Львиногрива.
Не то что бы она умела считывать настроения возлюбленного, просто... Она так старалась. Заглядывая в морду воителя, Алоцветик пыталась прочесть его мысли, чувства, пыталась понять, что беспокоит золотистого.

Впрочем, здесь угадать было несложно, и этот факт разбивал сердце черепаховой кошечки.
Снова.

- Не надо, - тихо, робко, опасаясь острого взгляда Львиногрива, она прошептала ему, нутром ощущая каждую напряженную мышцу возлюбленного, его напряженные скулы, вздыбленную шерсть.
Он снова не соглашался с политикой Смерчезвезда, и этот факт снова причинял боль Алоцветик.
Она любила отца, но это было совершенно не важно сейчас. Дочь Смерчезвезда была воспитана как Грозовая воительница, и она и уважала воинский закон, и опасалась его.
А потому все, что происходило сейчас - было диким, но для нее, юной, осторожной, сейчас могло рухнуть что-то еще большее. Что-то, что они выстраивали с Львиногривом несмотря ни на что, ни на котят в детской, которых так усиленно ему приписывали, на разницу характеров, ни амбиции воителя.

Кошечка просто стояла с ним рядом, как стояла бы всегда, и чувствовала, как сердце на части рвется.
И Львиногрив наверняка об этом знал.

Отредактировано Алоцветик[x] (04.06.2022 23:48:39)

Волчеликая возвращалась в лагерь словно гонимая чувством надвигающейся беды: ветер обжигал щеки, дыхание, прежде мерное и спокойное, отчего-то трепетало в груди, в лапах гудела тревожность, и чем ближе самка приближалась к ежевичному лазу, тем острее чувствовала запах страха и смятений — знакомый душок сдавил горло тонким оплетающим вьюном.

На поляне, как обычно, пестрели спины соплеменников, но глаз зацепился за светлые бока — Одуванчиковый. Нашелся, даже в добром здравии; на мгновение трехцветная решила, что волноваться не о чем, делает шаг к соплеменнику, и вдруг останавливается. Голос Смерчезвезда гремит оглушительно и нетерпимо, заставляя воительницу напрячься, а затем поневоле вздыбить загривок.

— Что здесь, Цап его дери, происходит?

Новость о Речном племени вновь всколыхнула горечь внутри, подобно вскрытому старому рубцу. Глаза, прежде выражавшие непонимание и желание разобраться в ситуации, вдруг мелькнули отсветом ярости. Рано поздравлять старого товарища по палатке и радоваться его возвращению; услышанное «убийца» остро резануло вдоль челюсти, а во всем теле не нашлось ничего, кроме страха за племя, и страх этот выливался в гортанный рык. Настоящий черный ящик — Волчеликая верить в правдивость истинных злонамерений Одуванчикового не хотела, она прожила с ним всю жизнь, ровно как и остальные, которые рьяно пытались встать на его защиту, однако не могла так слепо доверять Грозовому. Не теперь. Ни одного законопослушного кота-воителя в лесу не имели права подставлять настолько нагло, откровенно лицемерно и подло. Звучит дико — на деле оказалось еще хуже. Рокот созывает патруль к Нагретым камням, но Волчеликая, делая один шаг, замирает.

Доказательства в виде чужой крови на теле Одуванчиколапа звучат страшно и гулко. Волчеликая оскалилась, стоило коту подойти к Смерчезвезду слишком близко; светлогривого словно подменили. Она его больше не узнавала — видела лишь зазнавшегося увальня, который упивается собственным положением, вооружившись парочкой-тройкой воителей да оруженосцев за пазухой.

— Как жизнь так легко иногда может поменяться, да, Одуванчиколап? — ярость в глазах оседала, а на ее место приходило тяжелое разочарование, — Ты забыл, с кем разговариваешь. Речное племя научило тебя хорошим навыкам дипломатии, — внутри клокотало от позора за того, кто верой служил Грозовому племени, но теперь, в награду, все обесценил: будто шагнув к предводителю ближе, тот пересек точку невозврата; что самое главное, воитель действительно не стремился в должной мере оправдаться — для Волчеликой уже все будет ничтожно малым: что тело в воде, что порванное горло.

Слова о том, что Предки отвернулись от них, вспыхнули в груди новой порцией отвращения: как он мог говорить подобное? На всеобщее обозрение, зная, что в лагере уже собрались те, кто жадно заглядывают в эту пасть, не видя перед собой ничего кроме. Поступок низкий, но почему Одуванчиколап так сделал она могла понять, и глумливая насмешка оставила свой отпечаток на морде воительницы.

— Для оруженосца много на себя берешь подобными речами, — сквозь зубы произносит Волчеликая, уставившись на него немигающим взглядом, — Неподобающее поведение со своим предводителем, перед всем лагерем — где это видано? — голос, тем временем, все больше срывался на рычание от тупой досады, бессильной и мрачной, — И прямо сейчас Одуванчиколап считает, что имеет право высказаться против Предков. Ты кем себя возомнил?

Грудь горячо вздымалась, голова шла кругом, но взгляд оставался непроницаемой коркой льда.

— Надеюсь, после подобных сцен Предки дадут знак Бражнице о том, что его следует вышвырнуть из лагеря. Не за убийство — так за самонадеянно посеянное зерно беспорядка и неуважение к решению Смерчезвезда.

Волчеликая фыркает в последний раз, глядя на собравшуюся толпу, и исчезает вслед за Рокотом и Тисовником.

Она могла перед оруженосцем извиниться за то, что допустила мысль о физическом преступлении, но за преступление в раздоре — никогда.

»»»» нагретые камни

Отредактировано Волчеликая (05.06.2022 09:50:48)

Одуванчиковый прищурился. Равнодушие, с которым отнесся собственный предводитель к словам и к жизням котов своего племени, неприятно вгрызалось в мысли и неприятно тянуло на дно.
Разве не были они соплеменниками? Не спали в одной палатке? Не ходили в одни патрули? Не встречали боль, радость вместе? Или со званием лидера то не значило более ничего? Или проблема была в самом смольном коте?
Или в Одуванчиковом, который хотел видеть племя как единую семью, где каждый бы значил что-то?
Он готов был вынести многое. От удара, как сделал его отец, до перепалки, пусть то не было его целью. Это бы хотя бы значило, что слова дошли до сидящего перед ним воителя. Но этого не произошло.
Раздался восклик Пустельги, и палевый кот в мрачном молчании повернул к ней свою голову. Болезненно защемило в груди.
Она была в палатке целителя? Что-то случилось?
Он так соскучился.
Но вряд ли это имело сейчас значение. Своеобразное сожаление, адресованное сестре, блеснуло в бирюзовых глазах, своеобразное извинение за то, что ей, несмотря на состояние, каким бы оно ни было, приходилось наблюдать за всем этим. За то, что он не мог уберечь ее от лишней боли.
Когда вмешивается Щелкунья, Одуванчиковый бросает на нее настороженный, внимательный взгляд. "Нет, стой", — говорит он, — "Это мой бой".
Но это был их "бой", их долг, их право. И он был не один. Палевый прикусывает язык. Палевый чувствует, что ощущение несправедливости жжет лапы не одному лишь ему и чувствует, что не смог бы подвести.
— Щелкунья, отойди, — говорит невысокий кот строго, пусть в глазах его искрится на мгновение огонь благодарности. Он не хочет, чтобы и ей досталось на этом бале безумия, где враг — каждый, кто не согласен с предводителем. В этом и без того уже была замешана Проныра.
Стоило понимать, он не мог уберечь всех тех, кто сидел на этой поляне. Он чувствовал на себе множество глаз, он знал, что среди них есть те, для кого происходящее ранило не хуже когтей. Стоило понимать, что предводитель был глух и продолжение могло сделать лишь хуже. Но его учили стоять до конца, защищать до конца. И если он не мог защитить себя, как он мог желать чужого доверия?
Была и иная сторона медали
Он не тронулся с места, наблюдая за Смерчезвездом. Кот поспешил замять тему. "Спрячешься? Сбежишь?" В понимании Одуванчикового, он сделал и то, и то.
— Это превышение полномочий, Смерчезвезд, — сухо бросил палевый, наблюдая за лидером. Может, где на периферии уже мелькнули фигуры молодых воителей, среди которых был и Львиногрив, что также выступил ранее в защиту воинской чести, чем не мог не вызвать гордости со стороны некогда старшего воителя. Но это было неважно.
— Проныра не нарушала Воинский Закон. Ты не имеешь права наказывать ее за собственное мнение. И ты не имеешь права наказывать меня, если не считаешь так или сомневаешься в этом. Ты не имеешь права заставлять кого-то молчать, — палевый говорил холодно и строго, с напором. Так отчитывают малолунных котят или непонятливых оруженосцев, но никак не предводителей. Он это понимал. Понимал, что пути назад для него нет.
— Не способен решить проблему самостоятельно: пользуешься властью. Не способен защитить себя сам: ждешь, что тебя защитят те, кто еще верит тебе, — Я верил тебе.
Одуванчиковый молчит, впиваясь в зеленые глаза. Может, Смерчезвезд не услышит его, но могло услышать племя. Возможно, вместе они смогли бы сделать многое. Если бы были достаточно смелы, если бы желали. Даже заставить кого-то понять свои ошибки, ведь то было порой столь сложно.
"В Грозовом племени не учат так общаться с предводителями".
"В Грозовом племени учат бороться за правду", — в мыслях палевый горько усмехается. Когда-то он был на стороне Ласточки. На стороне Волчеликой.
Нет, перед ним сидел самый обыкновенный кот. Не мудрец. Не воитель Звёздного племени. Обыкновенный кот со своими недостатками, которые племя старалось не замечать, идеализируя того, кто носил звание предводителя.
Возможно, что он даже не обладал сейчас даром девяти жизней, ведь не было более небесных наблюдателей, чтобы воскресить его.
Единственное, на чем держалась его власть, — желание ему подчиняться. За его спиной более не было предков.
— Я положил бы голову за каждого из вас, если бы потребовалось, — Одуванчиковый обвел взглядом поляну, дернул усами. Были и те, кто, как и он, слепо верил закону. Он их не осуждал, ведь был таким же, ведь понимание — длинный и не простой путь, для которого порой необходимо сломаться, — Но я не могу считать кота, который не способен своими действиями доказать, что он воитель, своими лидером.
Он выдержал паузу, остановив взгляд на черном коте.
— Смерчезвезд не мой предводитель. Я не стану выполнять его приказы.

Отредактировано Одуванчиколап (05.06.2022 11:15:44)

Шум, тем временем, не смолкал. Наоборот, он всё больше и больше нагнетался. Вот выступила маленькая Щебетунья, пытаясь их защитить от гнева собственного отца. Проныра молчаливо уставилась на то, с каким волнением и трепыханием ученица высказывается на весь лагерь. Вряд ли Смерчезвёзд это оценит. Она бы, как наставница или мать, вряд ли бы порадовалась за дочь, которая лезет в разговоры воителей.

— Тогда не будем затягивать, Проныра. Может ты и не хочешь раскола, но забываешься уже достаточно, — шикнул ей предводитель, и воительница молчаливо вынесла укоряющий взгляд. — Надеюсь, несколько лун в палатке оруженосцев помогут тебе вернуть слух и наконец услышать, что именно я сказал.
Воительница чуть пошатнулась на лапах: почему это произошло? Она хотела защитить своего друга, соплеменника от обвинения Речного племени. Они наши враги, а я всегда готова защищать своё племя от косых взглядов и ложных слов. Неужели она не права в том, что встала на защиту, даже начав перечить слову Смерчезвёзда?
Проныра с какой-то тоской глянула на палатку воителей, откуда сегодня выскользнула на поляну. Она ведь только вчера вечером пододвинула свою подстилку ближе к Рокоту, чтобы узнать его получше, а теперь ей придётся ютиться с учениками несколько лун и получать насмешливые взгляд со стороны соплеменников.
Она была расстроена и рассержена: под шерстью закипал гнев.

Кошка даже ничего не успела ответить: на поляну ворвалась Иволга, бросаясь словами на Одуванчиколапа.
А потом разъярился и оруженосец-воитель. Совершенно внезапно, он начал рассказывать подробности о том самом дне: голос был хриплым, но твёрдым. Это не было похоже на того Одуванчикового, который тихонько мяукал себе под нос так, словно его эта ситуация вовсе не касается. Проныре лишь оставалось удивленно округлять глаза да изредка пятиться в сторону.

— Речное племя не утверждало, что я убийца. Лишь допускало. Речное племя сделало все, чтобы найти правду, — внезапно сказал он.
Проныра удивлённо вздёрнула нос. В голосе кота она услышала горький смешок, разлетевшийся над поляной. Мне кажется, или он даже восхищается? Кошка понимала, что Одуванчиковый злится: его не расспросили при всех, а сразу дали наказание. Проныра тоже бы злилась, но начала бы с самого начала отстаивать свою позицию, а сейчас Одуванчиковый, казалось, переходил границы. Что с ним происходит? Ему плохо? Надо бы позвать Бражницу дать ему маковых семян.

— Вы мышеголовы, — прорычал обвиняемый.
— Одуванчиколап! — ахнула Проныра. В голосе послышался гнев с нотками ужаса. Но, казалось, её выкрика всё равно никто не услышал, так как воитель продолжал рычать на поляне, продолжая и продолжая распыляться всё больше.
Кошка впилась когтями в землю, взрыхляя её, когда услышала про то, что Звёздное племя отвернулось от них.
— Это не может быть правдой! Звёздное племя никогда не бросит своих детей, — растерянно замяукала наказанная воительница, пошевелив ушами. Он точно сошёл с ума.

— Ты зазнавшаяся подстилка, — выплюнул слова Одуванчиколап.
Проныра пораженно переводила взгляд с разъяренного ученика на предводителя. Нет, не за это она вступалась, не за это она начинала это "сражение". Она встала на защиту гордости Грозового племени, на защиту верности и преданности соплеменников друг другу. Воительница была верна своему племени и будет верна предводителю, каким бы он ни был. Да, в этот раз она оспорила его решение, и её наказали. Ей было обидно. Она уже долго лун служила своему племени и ей хотелось приносить ему пользу в патрулях и охоте, а не быть запертой как малый котёнок.
Но даже будучи наказанной, она бы не смогла так обращаться с собственным предводителем.

Проныра ожидала, что Смерчезвёзд взорвется и выместит весь гнев на соплеменнике, но тот лишь устало отмахнулся от него, приказав Львиногриву и Сороке отвести их палатку. Проныра вновь почувствовала, как гнев прокатился по её груди: она дорогу знает! Кошка не стала дожидаться своих конвоиров, поэтому сделала шаг в сторону палатки учеников. Поговорим с Одуванчиколапом в палатке. Спрошу у него, что за представление он устроил.

Послышался голос Ласточки: она сказала о готовности своих детей к посвящению. Неужели сейчас всё закончится? Проныра с облегчением поняла, что сейчас точно устроит выволочку своему другу, когда они останутся вдвоем. Или не вдвоем, учитывая то, что Щелкунья высказала своё желание к ним присоединиться. Зачем ты лезешь в это?
— Ты забыл, с кем разговариваешь. Речное племя научило тебя хорошим навыкам дипломатии, — теперь Волчеликая начала рычать в сторону Одуванчиколапа.
Да, он точно объелся местной рыбы. Придётся переводить его на белок, чтобы мозги на место встали. Я ведь верю ему всем сердцем: не мог он убить другого воителя. Он храбрый и верный воитель. Но тогда почему он взбеленился? Каким бы не было наказание, так себя вести с предводителем, неправильно.

Но Одуванчиколап и не думал останавливаться. Проныра застыла в ступоре, когда услышала продолжение этой гневной тирады, и ей стало стыдно.
— Не способен решить проблему самостоятельно: пользуешься властью. Не способен защитить себя сам: ждешь, что тебя защитят те, кто еще верит тебе.
Замолчи. Замолчи. Ты делаешь только себе хуже. Давай просто уйдём в палатку и там поговорим. Проныра с болью в глазах глянула на друга: она совсем его не узнавала. А дальнейшие слова воителя заставили землю под её лапами развернуться. Голова закружилась от этих сказанных слов:
— Смерчезвезд не мой предводитель. Я не стану выполнять его приказы.
— Одуванчиколап! — со злостью отчеканила это имя кошка. — Ты забываешься, — даже у неё, наказанной, не хватило бы ума перед всем племенем подрывать авторитет предводителя. — Эти слова недостойные воителя, — и она перевела на него тяжелый взгляд, пытаясь отыскать в очертаниях соплеменника того самого друга, за которого она вступилась перед всеми.

А затем послышался вердикт Смерчезвёзда.
— Отведите Одуванчиколапа на границы, я больше не намерен слушать этот визг в племени и не хочу заставлять остальных тоже.
Изгнание. У кошка пошатнулись лапы. Может ли быть что-то хуже, когда тебя выгоняют из собственного племени? Когда выгоняют из племени, где ты родился и вырос? У кошки заныло сердце. Она отчаянно глянула на друга, словно вопрошала: этого ты и добивался, да?
— Проныру и Щелкунчика тоже, если им это потребуется, — он тоже дал им выбор.
У Проныры округлились глаза от гнева и ужаса одновременно. Неужели Смерчезвёзд готов так легко отказаться от меня?
— Я продолжу служить Грозовому племени, пока не умру, Смерчезвёзд, — хрипло и решительно мяукнула Проныра. — Позволь мне тоже проводить Одуванчиколапа до границ и вернуться обратно.
Больше всего на свете она боялась остаться без соплеменников, без шутливых споров и бесед, без поддержки друг друга. Нет, она была не готова от этого отказаться. Ради того, чтобы быть с ним? Воительница перевела взгляд на Одуванчиколапа. Нет. Он не тот, кого я знала раньше.

Смерчезвёзд начал посвящение юных котят, переходящих в оруженосцы. Возможно, я бы тоже могла стать наставницей кого-либо из них, но теперь меня вряд ли допустят до юных умов. Она с сожалением скрипнула когтями по земле и осталась ждать решение предводителя по поводу её вопроса.

—> четыре дерева

Отредактировано Проныра (13.06.2022 12:11:02)

Лагерь раскалывался напополам, как и само племя. На памяти Львиногрива, такое никогда не происходило под тяжёлым взглядом Солнцезвёзда. Или это он был несмышлёным юнцом, который не замечал ничего иного, кроме света, исходившего от своего предводителя?.. Как знать. Но идеальному образу всегда легче следовать, чем принимать недостатки и поддерживать нынешнего предводителя тогда, когда он принимает не самые, возможно, нехорошие, но без сомнений правильные поступки.

И всё встало на свои места, когда заговорил Одуванчиколап.

Широко раскрыв от удивления глаза, Львиногрив, который был готов отправиться восвояси, замер на полпути, обернулся, не веря собственным ушам: это произносит сейчас этот знакомый палевый воин? Их старший соплеменник?
— Не надо, - шепнула, как голос разума, появившаяся из ниоткуда Алоцветик.
Но это уже было лишнее.
Его приводит сама Речная предводительница, обвиняет в убийстве, а теперь он стоит здесь и, глядя в глаза своему предводителю, дерзит, призывая всё племя к неподчинению. Да у Солнцезвёзда, смотрящего на них с Серебряного Пояса, давно дыбом шерсть встала.
хватит, пора разделаться с этим слабым звеном.
Племя, раскалывающееся на глазах у соседей, является потенциальным заманчивым куском дичи, идеальным растерянным и потерявшим ориентацию врагом. Не этого Львиногрив хотел для Грозового племени. И Смерчезвёзд, он надеялся, тоже.

Он вырос рядом с Одуванчиколапом как огромная скала после приказа предводителя. Угрюмый, молчаливый. Несмотря на то, что Одуванчиколап был некогда старшим воителем, Львиногрив значительно превосходил его в росте, поэтому вряд ли у того будет достаточно сил сбежать из-под его надзора.
Где-то с другой стороны возникла Сорока.
- Хватит, - гортанно прорычал он, - Разваливать, - угрожающий шаг вперёд, заглядывает прямо в глаза взбунтовавшихся соплеменников, - Мой дом.
К ним подошла Щелкунья, Львиногрив ощетинился, но Одуванчиколап его опередил:
— Щелкунья, отойди.
Палевый воин снова заговорил, а златогривый намерено загородил собой проход к Смерчезвёзду, если Одуванчиколап решит пойти дальше пустых слов. Но нет, кишка тонка.

— ...Смерчезвезд не мой предводитель. Я не стану выполнять его приказы.

— Если наказывают невиновных, если не слушают, то с этого момента я тоже не Щелкунья, а Щелкунчик.

Львиногрив резко обернулся, пронзив взглядом молодую воительницу, которой явно хорошо так задурили голову, он уже без тени сомнения знал, кто был виновником торжества.
- Смотри, что ты натворил, Одуванчиколап,- склонившись, шепнул тому на ухо воитель, переглядываясь с Сорокой, которая также могла слышать его томный шёпот, - Не смог защитить ни себя в глазах Речной предводительницы, ни Грозовое племя от позора.
И выпрямился, да так быстро, словно от стухшей дичи отмахиваясь.
- Отведите Одуванчиколапа на границы, я больше не намерен слушать этот визг в племени.
Но все те, кто поддерживал Одуванчиколапа и громко возникал, неожиданно стихли. Львиногрив не сдержал издевательский смешок - всё ясно.

- Щелкунья, - позвал молодую воительницу Львиногрив снисходительным тоном, будто разговаривая с несмышлёным котёнком, - определись, с кем ты. Уйдёшь сейчас или потом? - последний вопрос был блажью. Понятно, что воитель больше не позволит ни одному смутьяну оставаться в лагере рядом с остальными соплеменниками, этому пора было положить конец. - Убирайся из лагеря, Одуванчик. Если не исполняешь приказы Смерчезвёзда, то исполнишь мои. И Проныру прихватим прогуляться, правда, я бы её там и оставил, слишком тесно она с ним общалась, - обратился уже к толпе воитель, махнув небрежно хвостом. Он лишил бывшего соплеменника сразу и воительского, и ученического имени, коли тот открыто отвернулся от своего предводителя. Пусть носит материнское - это единственное, что ему осталось от племени.

Ему не было жаль никого из них. Но в большей степени, в какой мог, внимание Львиногрива было приковано к Щелкунье. Молодая, энергичная, совершает необдуманные поступки, яростно борется за какую-то справедливость, которой племя не накормишь. Не хотелось бы терять такой потенциал.
Львиногрив кивнул Сороке и Ласточке, мол, окружаем их.

Отредактировано Львиногрив (05.06.2022 16:16:10)

Ласточка гарпией со стальной спиной сидела рядом с Иволгой и Волчеликой, острым взглядом цепляя то виновника торжества, то поддерживающих его воителей. Когда заговорила Щелкунья - предки, Ласточка закатила глаза от такой раздражающей самоотверженности, - стало совершенно ясно, что ситуация раскаляется донельзя.
Кошка до последнего сдерживала клокочущую в горле ярость и раздражение, зная, что тяжелое и гнетущее молчание давит куда сильнее.

И все смотрели на Одуванчиколапа, и даже те, кто бросился его защитить, не узнавали своего соплеменника. Ласточка не понимала, как сознание воителя, не молодого и зеленого, а зрелого, пусть и попавшего не в то время и не в то место, могло поменяться столь быстро. Влияние речных котов? Шоковое состояние после смерти того воителя?
- И как давно это копилось в тебе? - с вызовом, пусть и негромко, мяукнула грозовая кошка, мягко качнув черно-белым хвостом.
— Это превышение полномочий, Смерчезвезд, - заявил светлый воитель, и Ласточка изумленно подняла одну бровь.
- Поверь мне, Одуванчиколап, - мягко, почти елейно мяукнула кошка, которая некогда была глашатаей, - будь предводительницей я, полномочия превысились бы еще на первом твоем слове, - голубые глаза смотрели прямо, открыто, с вызовом.

Одуванчиколап закапывал себя сам. Ласточка ухмыльнулась: откуда в спокойном, добродушном воителе проснулось столько спеси? Заяви его речами Ласточка, так может, никто бы так и не удивлялся.
— Смерчезвезд не мой предводитель. Я не стану выполнять его приказы.
Хвост шлепнул по земле, и все посмотрели на Смерчезвёзда.
Все всё поняли.
И - наконец, - стали одумываться.
Львиногрив взбеленился, Проныра всколыхнулась, Смерчезвезд издал приказ, и кошка с готовностью поднялась.
Не только для того, чтобы выпроводить бывшего соплеменника, но и чтобы увидеть посвящение своих котят.

Вместе со всеми выкрикивая имена новых оруженосцев, которые, конечно, запомнят происходящее, Ласточка одобрительно хмыкнула. Огнецапка - хороший выбор, строптивица видела в ней юную себя, а потому она, конечно, обучит дочь так, как положено. Терновник - Ласточка усмехнулась, понимая, куда все идет, - проследит уж непременно.

Черно-белая коснулась плечом плеча Львиногрива.
- Идем, - мяукнула Ласточка, бесцветно глядя на Одуванчиколапа.

Отредактировано Ласточка (05.06.2022 17:29:51)

>палатка старейшин.

Первое желание Ворона - вцепиться в чью-нибудь шкуру. Он злой и абсолютно неуправляемый ковыляет из палатки старейшин, слыша как общий гомон превращается в настоящие подобие хаоса без возможности вылезти без царапин на шкуре. Его бесит всё. Его бесят все. Когда привычный уклад и порядок превращаются в нескладное "чудовище" обвинений и конфликтов, Ворон готов зубами вырывать языки тех, кто этот порядок превращает в хаос.
Он любил свое племя. До кончиков пальцев любил и был готов на все. Сначала он пристально сверлил глазами Проныру, затем на детях Смерчезвёзда (тут даже хотелось усмехнуться), Алоцветик, Ежевику, Иволгу, Ласточку, Холод, наконец Одуванчиколапа. Все в старейшине вскипало и с нетерпением хотело вырваться наружу. Если бы не уходящий за пределы лагеря Смерчезвезд, если бы не это столпотворение вокруг. Кому тут надрать задницу?!
- Да как вы все смеете превращать лагерь в... - стиснув зубы, прошипел Ворон, но договорить не успел. Наконец-то янтарные глаза увидели Пустельгу.
Она лежала, скорчившись так, словно бы только что по ней прошлось целое племя. А всем будто бы было это не так важно. Заковылял как мог к голубоглазой воительнице, распихивая попутно воителей и оруженосцев своими угловатыми плечами.
- Эй-эй-эй, Пустельга, - желание убить кого-нибудь быстро сошло на нет. Когда он увидел Пустельгу, в голове поселилась лишь одна мысль, - Кто это сделал с ней, а?! - и вот он наконец у цели.
Подошел вплотную к Пустельге, сразу же заглядывая в ее глаза:
- Кому выцарапать глаза? - все еще в состоянии крайней нервозности обратился к Пустельге Ворон, пытаясь приподнять ее  своей косматой мордой, - что с тобой? Эй, Хвойник, что стоишь? Неси скорее сюда свои черные лапы. Грозовое племя кажется совсем обезумело. Мышеголовые! - он крайне беспокоился за Пустельгу. Был зол на всех, но всю свою энергию сейчас был готов отдать только на то, чтобы хоть кто-нибудь, да посодействовал. Сейчас Ворон ненавидел свои лапы пуще прежнего. Он не может ее поднять и отнести в палатку.
"Слабак."
Внутренний конфликт вполне мог вылиться в настоящую потасовку с кем угодно, кто сейчас попадется под горячую лапу Ворону.

--> разрыв ( после патруля с Рябиной. граница грозы - ветра )

Патруль с Рябиной прошел не плохо, более подробного описания подобрать не получилось. Он точно не знал как себя чувствовать, что говорить, да и думать. Пестрая кошка довольно прямо ответила на все вопросы, что все утро плясали в голове смольного воина. Он был озадачен, вдумчиво и в каком - то смысле потерян в пространстве.

Появившись на поляне, Хвойник внезапно с головой окунулся в какую - то суматоху. Встав в проходе как истукан, он загородил Рябине проход внутрь, сам - же непонимающе бегал глазами по собравшимся. За последнее время в его голове часто были застои, подобное начинало надоедать. Он нахмурился, застава момент изгнания Одуванчикового, которого отчего - то звали теперь Одуванчиколапом. Застал громкие возгласы, холодные речи и все это почему? А Цап его знает почему, из - за патруля он пропустил все, а расспрашивать что - то у заметно разгоряченной толпы не хотелось.

— Эй, Хвойник, что стоишь? Неси скорее сюда свои черные лапы. Грозовое племя кажется совсем обезумело. Мышеголовые! — голос брата смольный услышал с другого конца поляны. Небольшие отряды воители, в том числе сопровождаемые Одуванчиколапого двигались к выходу. Черный воин поспешил освободить проход, быстрым шагом двигаясь на зов Ворона. Причина его беспокойства была понятна сразу, Пустельга прижавшись к земле скрючилась, будто бы ей кто - то в брюхо когтями вцепился. Брат беспокойно стоял подле, вглядываясь в морду серой воительницы. Взгляд уткнулся в Бражницу, что так - же была на поляне.

— Бражница! — громко позвал целительницу Хвойник, прекрасно понимая, что долгое бездействие выведет Ворона из себя. Судя по ситуации в лагере, меньше всего сейчас нужен гнев старейшины, — Не уверен, что ее стоит трогать, — не громко сказал черношкурый, понятия не имея, из - за чего Пустельга сейчас кривилась от боли.