[nick]Иви-Людвиг Спенсер[/nick][status]пишем посты и никакого суецида[/status][icon][/icon][zvn]школьница, 15 лет[/zvn]
Human!AU | |||
Отредактировано Щелкунчик (24.06.2022 17:44:04)
коты-воители. последнее пристанище |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » коты-воители. последнее пристанище » игровой архив » teacher — [ˈtiːʧə] сущ
[nick]Иви-Людвиг Спенсер[/nick][status]пишем посты и никакого суецида[/status][icon][/icon][zvn]школьница, 15 лет[/zvn]
Human!AU | |||
Отредактировано Щелкунчик (24.06.2022 17:44:04)
[nick]Иви-Людвиг Спенсер[/nick][status]в следующий раз всё будет лучше[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/195101.jpg[/icon][zvn]школьница, 15 лет[/zvn]
Пастушка Джен — кто не слышал про неё? Пастушка Джен, пастушка Джен, пастушка Джен. Храбрая разбойница, лучший друг мальчишек и смелая воровка кукурузы. Ведьма с рыжими волосами, возлюбленная всех ровесников, враг всех преподавателей.
Пастушка Джен участвовала во многих громких событиях. Но настоящий фурор произвело последнее — она перестала быть учащейся своей школы.
Пастушка Джен уехала в столицу! Пастушка Джен будет поступать в колледж! — звучали голоса на обеденном перерыве. Пастушка Джен теперь в деревне. Пастушка Джен никогда не выберется в достойное общество — злобно шипели одни. Пастушка Джен вернется после Рождества, она уехала смотреть Европу, — запальчиво спорили другие.
Пастушка Джен, пастушка Джен, пастушка Джен. Её пропажа была как выстрел из ружья в тихом лесу. После секундного удивления наступила лихорадочная деятельность, сонная школа закружилась среди сплетен и подросткового максимализма. Особенно — восьмая параллель. Не удивительно, ведь Джен училась вместе с ними. Именно они, и без того яростные и веселые дети, стали эпицентром последних событий; взыграла горячая кровь, они почувствовали гордость за родство с пастушкой Джен. Крикливые, завистливые, амбициозные, они будто доказывали всем, что её наследие не скоро покинет школу.
Уже прошли четыре урока — невыносимые для детей, страшный сон для преподавателей. Наступило время пятого из шести занятий в эту пятницу, а именно Истории.
Близнецы Эриксон сидели в разных концах кабинета. Тот, что с родинкой — под самым носом преподавателя, а другой, с красными щеками — среди девчачьих бантов. Его лицо горело от волнения, он сопел и хлюпал носом, пытаясь спрятать свой восторг. А тот, что с родинкой, сохранял спокойствие. С его места осматривалось поле боя; он следил за преподавателем, как коршун, в ожидании осуществления их шутки. Изредка взгляды ученика и старика пересекались. Тогда тот, что с родинкой, скромно опускал глаза и перелистывал страницу учебника, создавая иллюзию вдумчивой работы. Но его краснощекий брат не мог скрыть своих эмоций. Он бесновался от нетерпения и никак не мог успокоиться.
Преподаватель, Чарльз-Луи Миллер, не замечал возбуждения близнецов. Теребя свободной от мела рукой свои жесткие усы, он думал про себя: Может, второго Эриксона тоже пересадить вперед? Кристофер на удивление внимателен сегодня. Видать, влияние Джерри губит его. А он толковый парень, ему бы больше терпения и дисциплины. Да, дисциплины.
Будто в подтверждение последней мысли, учитель резко и энергично провел мелом по доске. Так появилась последняя графа таблицы. Сверху над этой таблицей была написана тема урока. Снизу были три столбца: дата, описание, деятели. Вот то, чем ученикам полагалось сегодня заниматься. К сожалению, те были иного мнения - в комнате стоял постоянный шум, будто от работающего мотора. Гомон был не то чтобы наглый, но явно "осмелевший" после успеха предыдущих шуток.
Мистер Чарльз обернулся через плечо и обвел класс задумчивым близоруким взглядом. Ему было известно о слухах, окружающих восьмую параллель. Сам он не попадал под их прицел и надеялся, что эта тенденция сохранится в будущем. Мне не нравится эта активность Джерри, - впрочем, подумал он - Я хотел, чтобы девушки оказали на него облагораживающее влияние. Но он, видимо, смущается их присутствия.
Тот, что с красными щеками, никак не мог успокоиться. Он хихикал и хрюкал, прекрасно понимая, что мистер Чарльз всё видит. Возможно, именно это осознание подначивало его на смех.
Наконец, его соседка с силой толкнула его в бок, прорычав злобной собачёнкой: "замолчи, дурак". Тот дернулся, как от настоящего удара, и злобно шикнул на неё. Девочка это проигнорировала. Она послушной собачкой смотрела на учителя, будто ожидая поощрение за свою грубость. Впрочем, Мистер Чарльз уже вернулся к своей таблице.
Беверли, как и краснощекий, ужасно волновалась. Причиной этому служила не шутка близнецов (идея "отстоять честь" пастушки Джен всегда казалась ей глупой) — её переполняла злоба. Почему я, старательная, любимица (как ей казалось) преподавателей, вообще должна отвлекаться на Джерри? — думала она — Он слюнтяй, лентяй и отменный дурак!
Джерри разделял недовольство Беверли. Почему он должен делить место с этой скучной, противнейшей девчонкой? Зачем нужно пересаживать брата вперед и оставлять Джерри одного? Почему хотя бы не разрешить ему пересесть к друзьям: Ларри, Оливеру или Свену?
Будто в ответ на мысли краснощекого, мистер Чарльз вновь обратил на себя внимание. На этот раз не одним лишь взглядом - а своим фирменным криком.
— Повтори, что я сказал, Ларри-Шарлотта Нюман!
Фирменный крик в сторону его козла отпущения, кудряшку Ларри. Тот отвечал ему партизанским молчанием. Краснел, дергался, хватался руками то за карандаш, то за книгу, но молчал. Прятал глаза от учителя, смотрел в исписанную каракулями парту и молчал.
Ларри обещал, что на следующую придирку преподавателя ответит, как подобает смельчаку — прокричит что-то оскорбительное и глупое. Он говорил: то, что мой отец приходил жаловаться насчет меня, не дает ему никакого права! Его идею всегда поддерживали с энтузиазмом. Не мудрено — именно за подобные выходки школьники восхваляли Джен. Он должен был стать примером смелости — самоотверженной, глупой, наглой смелости с громкими и скандальными выходками. Как пастушка Джен!
И все-таки он молчал.
Беверли подняла руку. Мистер Чарльз посмотрел на неё, потеребив рукой щетку-усы. И все-таки, поразмыслив, он вызвал Фэй — девчонку с дурацкими веснушками и двумя глупыми хвостиками на голове.
Поднявшись на дрожащие ноги, скрестив руки на груди, будто молясь о милости преподавателя, Фэй быстро и неразборчиво протараторила ответ. Она дергала головой в такт словам, отчего её глупые хвостики тряслись и она напоминала клюющую курицу. Её щеки ужасно горели. Она чувствовала, что все смотрят на нее, все смеются над ней. Она чувствовала на себе взгляд голубых акульих глаз Ларри, разочарованных и злобных от своего проигрыша. Её окружал монотонный гомон чужих голосов, равнодушных к её ответу, и её голос затихал, и хвостики дергались заметнее.
Мистер Чарльз разрешил Фэй сесть, пробормотал что-то между "Хорошо" и "спасибо". Но гомон в классе не замолк. Напротив, чувствуя единение после общей нелюбви к Фэй, подростки заметно осмелели. Даже Джерри, обычно не занимающимся тем, чтобы смеяться над кем-то, прохрюкал что-то грубое в отношении Фэй. И даже Ларри, осмелев, всем корпусом повернулся к друзьям Свену и Оливеру и начал злобно оправдываться.
Мистер Чарльз чувствовал, что он должен навести дисциплину в классе. Пожалуй, самым разумным было бы... "спасти" младшего Эриксона от самого себя. Это не дело, — подумал тот, пряча гримасу злости за щеткой-усами.
— Джерри — рявкнул мистер Чарльз — поднимайся.
Учитель постучал пальцами по парте девочки, сидящей ближе всего к окну, непосредственно перед его столом. Он рассудил так: если Джерри будет на этом месте, то не сможет переговариваться с близнецом, но при этом будет на виду у меня.
— Поменяйтесь местами с Джерри, — сказал он девочке, не потрудившись назвать её имени и лишь пальцем показав куда-то в центр зала.
Девочка заметно вздрогнула и сразу вскочила на ноги.
Не то, чтобы она была изгнанником, как Фэй. Не популярная девчонка, как Беверли и её подруги. Не часть оппозиции, как кудряшка Ларри, Оливер и Свен. Серое пятно на периферии учебной комнаты. Ни отличница, ни двоечница. Ни красивая, ни уродливая.
Она просто... была. Старалась учиться, но не пыталась кому-то понравиться.
Возможно, именно поэтому мистер Чарльз не заботился о её чувствах. В его приоритетах был громкий, заметный, пусть и ленивый ученик.
— Теперь вы всегда будете так сидеть, — продолжил учитель — Вы, Джерри, будете сидеть здесь до конца года.
— Хорошо, мистер Чарльз, — пискнула девочка.
Она старалась как можно быстрее освободить место. Чем сильнее она торопилась, тем становилась неуклюжее, более шумной и смешной. Над ней сгущался гомон голосов скучающих людей, и она чувствовала, будто всем мешает. Но ручки, карандаши, бумажки - всё сыпалось у неё из рук. И она злилась, торопилась и мяла бумажки, пытаясь упихнуть всё как можно быстрее. Стоило щелкнуть замочку на сумке, как она резко дернулась и отошла от своего места, будто оно было ей ненавистно.
Иви-Людвиг Миллер — вот, как её звали. Глупое имя, глупая внешность — даже глупее, чем у нелюбимой всеми Фэй.
Её волосы были неопределенного цвета, то ли русые, то ли светло-коричневые. Такие, что в свете зимнего ненастья были неприятно седыми. Иви собрала их в две толстые косы, однако растрепавшиеся у основания. Сколько бы она не пыталась пригладить их, они упрямо пушились и падали длинными перьями на лоб, спину и плечи. Как неопрятно! — думала бедная девочка. Но сделать ничего не могла.
С лицом, искаженным в гримасу страха и стыда, Иви заняла предписанное ей место. Теперь она, и так незаметная, совсем терялась среди белых бантов и широких спин других учеников. Не поднимая глаз, она шепнула глупое "привет" соседке Беверли. Но та, слишком поглощенная уроком, не услышала тихого голоса (или просто не захотела услышать?), и Иви почувствовала себя маленькой и никому не нужной. Всего спустя пять минут — она уже чувствовала тоску по своему прошлому месту.
Будто насмешка над ней, над тем, как она торопилась собраться — прозвучал звонок. Не успев вынуть своих вещей из портфеля, Иви торопливо поднялась и посеменила к выходу. Она прошла мимо учителя, пробормотав что-то на прощание и, как обычно, пряча глаза.
Глаза её, как и волосы, были дурацкого неопределенного цвета. Серо-зеленые с вкраплениями карего вокруг ободка радужки. Они производили неприятное впечатление "драконьего взгляда", как однажды ей сказала Дафния. Поэтому Иви не любила свои глаза и всё чаще смотрела в пол, на руки, в книжку. Будто смотреть в кому-то глаза было чем-то постыдным, чем-то "не её уровня".
Стоило ей отойти на пару шагов от кабинета, как класс взорвался хохотом: наконец произошло то, что с таким нетерпением ждал Джерри. Иви почувствовала, как её лоб и щеки покраснели. Она вжала голову в плечи. Шаг ускорился сам собой. Туфли-лодочки застучали по холодному полу, всё ускоряя дробь, пока не перешли на скорую рысь. Казалось, что она пыталась спрятаться от этой жестокой шутки, чувствуя, что она тоже виновата в произошедшем. Зачем, зачем, зачем так делать?
Она знала, что для дружбы со своими ровесниками ей нужно присоединиться к общему гомону, ей нужно нагло и озлобленно смотреть на мистера Чарльза, краснеющего, как и она сейчас, и беспомощно улыбающегося в щетку-усы.
Но она убегала.
Цокали носки туфель, прыгали на плечах косички, в портфеле путались ручки, тетради, мелки. Её некрасивые глаза щурились, силясь удержать эмоции обиды, жалости и злости на саму себя — чтобы они не вылились в виде глупых, неуместных слез. Её одинокие красные туфли заклацали по ступенькам, пока она бежала со второго этажа на третий, а затем и в нужный кабинет. Какая же я плакса, — проскулила она, утирая косичками лицо.
Пустой, неестественно тихий класс.
Даже преподавателя еще не было.
С низко опущенной головой она прошла к своему месту — третья парта от доски, ближайшая к окну. Иви-Людвиг села, открыв перед собой учебник, и зябко повела плечами. Её серое платье, даже с черным жилетом поверх, было слишком холодным для зимней поры. Поэтому она прикрыла ноги своим широким шарфом, связанным руками мамы. Может, она и вовсе укрыла бы плечи курткой — но так было нельзя. Ученикам запрещено ходить в верхней одежде по школе.
И всё равно куртка осталась внизу, на вешалках, — с тоской подумала девочка. От холодного стекла её отгораживал цветок в огромном горшке. Но это не помогало от мороза — скорее было моральной поддержкой для щуплой, вечно мерзнущей девочки. А иногда она могла спрятать лицо за длинными, ниспадающими листьями. Тоже своего рода спасение.
Отредактировано Щелкунья (27.02.2022 19:59:29)
Мгновения до звонка длились, верно, вечность, и до смешного странно было ощущать это чувство, что должно бы было преследовать тех, кто сидел за партами, а не его, преподавателя. Поскорей бы конец. Скорее бы все это закончилось. В юные годы он молился, чтобы звонок не звенел как можно дольше: минуты урока служили ему защитой от потенциальной угрозы, что исходила от окружения. Сейчас все поменялось. Он спиной чувствовал на себе пристальные взгляды. Он был заперт, словно заяц в клетке с волками.
Тебе некуда бежать, Адриан. Что за чушь ты несешь? Они всего лишь дети.
Мел ломается под пальцами, когда он доводит номер домашнего задания на доске — маленький просчет его идеального плана. Но от полного краха его спасает наполняющий кабинет звон, что ставит жирную точку на пятом из шести пунктов расписания.
Заканчивайся уже.
Краткое пояснение, прощание. Усталым взглядом он провожает мигом засобиравшихся ребят. Им тоже не терпелось уйти. Сжимает в пальцах злосчастный мелок, словно боясь позволить ему развалиться у всех на виду. Молчаливо кладет его на место, когда последний из учеников покидает класс. И уходит следом. У него было минут семь на одиночество и на то, чтобы прийти в себя.
Он по фамилиям мог назвать каждого, из-за кого в этой школе у него начинался нервный тик — ночным кошмаром было, когда в классе таких было слишком много: слишком шумных, непослушных, неугомонных, видно, позабывших об уважении и морали. Старший? Ничего не значило.
Хотя с его возрастом, с этим ростом...
Рваный горький смешок срывается с губ, Арье упирается руками о борта раковины, но даже не поднимает взгляд, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Он наблюдает лишь за тем, как с журчанием из крана бьет холодная вода. Так ровно. Уверенно.
Он сжимает зубы. На этот день остается пересечь последний рубеж. На этой неделе — лишь три дня. Полгода до отпуска. Вечность до скончания жизни или хотя бы пенсии.
Он не хотел верить, что теперь так будет постоянно, но не находил и малейшего намека на улучшение ситуации.
Срываться тоже было некуда. Сорваться — бросить все на самотек вновь, а там лишь дно жизни с шатанием по притонам, с грязными шприцами и саморазложением. В свое время гнилое дыхание уже обожгло его затылок.
Прежде чем уйти, он ополаскивает лицо ледяной водой, закрывает кран.
Нужно взять себя в руки — от себя становилось противно.
В кабинете было тихо и прохладно, весьма пустынно, хотя до начала занятия оставалось не так много (может, минуты три). Лишь невысокая фигура замерла у окна, но, видно, была слишком увлечена своими мыслями и тревогами, чтобы обращать внимание на явившегося преподавателя. Адриан не знал, нужно ли ее беспокоить. Он чувствовал себя не в своей тарелке, наблюдая эту картину, но ничего не мог сделать. Он постарался отстраниться.
Короткое сдержанное приветствие, место учителя у доски, дружной гурьбой ввалившиеся в класс гогочущие и, видно, развеселенные ребята. Его мало интересовало, что именно их так возбудило: он лишь хотел, чтобы они замолкли и перестали его нервировать.
Прозвенел звонок — началось новое испытание. Какие-то дурацкие темы, какие-то дурацкие дети, какой-то дурацкий он. Адриан выводит на доске задания и формулы. Ему приходится постараться, чтобы добиться в классе тишины, когда начинаются перешептывания и смешки. Он знает, что они не хотят его здесь видеть. Он знает, что им нужна их старая преподавательница — милая старушка, а не какой-то мужчина, который не побоится, в лучшем случаи для обеих сторон, отправить их к директору за малейшую провинность.
Но сейчас все прошло достаточно тихо. Кажется, класс уже нашел себе жертву дня, и Адриан мог радоваться тому, что это был не он.
[nick]Адриан Елита-Лихтенберг[/nick][status]Узник оков разума[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/485880.png[/icon][zvn]Преподаватель математики, 23 года[/zvn][sign]
Said if I were you, I wouldn't love me neither[/sign]
Отредактировано Одуванчиковый (02.02.2022 19:53:48)
[nick]Иви-Людвиг Спенсер[/nick][status]и что "взросление" должно означать?[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/878/195101.jpg[/icon][zvn]школьница, 15 лет[/zvn]
All the kids are depressed ㅤㅤГромкие всхлипы стали реже, лицо ослабило напряжение, но слёзы никак не останавливались. Лились и лились, следуя протоптанной дорожке. ㅤㅤㅤㅤНе показывай слабость |
ㅤㅤИви-Людвиг видела, как Габриэль появился в шумном коридоре, как он шел, ссутулившись и болезненно морщась при каждом шаге. Но, что важнее, она увидела бордовые пятна, которые он так отчаянно пытался скрыть. Она вскочила со своего места. Габриэль, Габриэль, Габриэль, — в ужасе подумала девочка — это опять они с тобой сделали? Какой кошмар, мой милый, бедный... это далеко не первый раз... сейчас, я- |
Отредактировано Щелкунья (27.02.2022 20:01:04)
Тишина — иллюзия, которую он пытается сохранить, страх — замена уважению. Ловя на себе взгляды из толпы, Арье знает, что притаенные канцелярские ножчики, циркули, остро заточенные карандаши станут оружием против него, стоит только погасить свет и развязать окружению руки.
Он моргает, смахивает крупицы кошмарных сновидений. Но насмешливые взоры из класса реальны. Даже пятнадцать лет жизни не могут изменить их, возвращая события к прошлому, заставляя Адриана почти незаметно отдернуть рукав чуть ниже, чтобы скрыть шрамы от ожогов.
Перешептывания, небольшая перекличка, преподаватель кладет на стол стопку с заданиями. Была ли то месть, желание, как говорится, приструнить? Когда по классу прокатывается мимолетная волна оцепенения, Елита-Лихтенберг не испытывает радости, лишь ведет плечами, вслед за этим немилосердно убеждая класс в их маленьких догадках:
— Приготовьте двойные листочки.
Он знает, что последует за этим: кто-то посмотрит еще с надеждой, кто-то растерянно, кто-то (большинство?) с неприязнью, а кто-то просто отмолчится.
"Вы же не предупреждали!" — раздастся глас вопиющего в пустыне откуда-то с задних рядов, мимолетный, неуслышанный призыв к справедливости. Ответить на него просто, но Арье лишь раздраженно поджимает губы, взглянув на ученика и вскинув бровь.
Единственная фигура трогается с места в свете нерешительности и забирает листки со стола. Молчаливый протест рушится под одним неизбежным актом подчинения. Никто больше не возражает. Возражать дальше бессмысленно. Власть установлена, роли прописаны.
Преподаватель ждет, когда перед каждым окажется задание, лишь вслед за этим он принимается за его краткое объяснение, как будто намекает, что материал уже был пройден, словно стремясь тем самым подчеркнуть неозвученный прежде ответ. Он не тратит на это много времени, прописывает заодно на доске домашнее задание. Мел крошится и пытается выскользнуть из пальцев, но Арье лишь фыркает, сжимает его крепче.
— Вопросы?
Тишина — ответ.
— Можете приступать.
"Списать не удастся", — то, как обозначил свою позицию Адриан еще на первом занятии и теперь неуклонно следовал за ней, внимательно, едва ли не подобно сторожевому псу, наблюдая за классом. А подслеповатый и слабый сторожевой пес, верно, был более агрессивен, нежели большой и уверенный в себе.
Первые листки оказались на столе. Почти пустые, но Арье и не ожидал иного. Затем еще, число доходит до десятки, переваливает. Почти все. Со звонком еще несколько работ оказываются на столе. Не хватает одной.
Молчаливо Адриан останавливает взгляд на Иви. Юная трудяга еще старается что-то вывести на исписанном листке, и, может, с минуту он не трогается, наблюдая за тем, как стрелки старых часов, висящих на стене, отбивают свой ритм. Однако, надавливая на глазные яблоки пальцами, чтобы снять напряжение, поправляя очки, он говорит себе, что не должен делать поблажки.
Было ли сочувствие, понимание? На мгновение, да. В памяти промелькнули неприятные, а то и болезненные воспоминания, образы.
— Время вышло, — был короткий и чуть усталый ответ на кроткую улыбку и потерянный взгляд.
И Иви-Людвиг Спенсер снова не сопротивлялась, как и тогда, она... оказалась на его стороне?
Листок был в его руке, мимолетно Арье пробежался по нему взглядом, чтобы оценить объем выполненной работы.
Ужас, с которым ученица выпалила слова извинения, стыдливое выражение на лице. "Чтобы слушаться, они должны меня бояться?" — вопрос, который пронесся в голове преподавателя. От него неприятно заныло под ложечкой, это был протест. Свой против себя. Неразрешенное противоречие, заставляющее отступить и положить листок в стопку.
— Все в порядке? — он спрашивает это, обращая на Иви взгляд снова. В классе уже никого нет, все разошлись в тот момент, как только им дали такую возможность. Почти все, точнее.
— Если тебе что-то непонятно, мы можем договориться о консультации, — произнес Адриан на выдохе, дернув плечами, и вслед добавляя уже строже, сдержаннее:
— Если не секрет, какие уважительные причины преследуют Габриэля? Это не первый пропуск.
Глаза пробежались по работам, подсчитывая их количество вновь. В голове в расписании уже было отмечено время для их проверки. И для еще тройки стопок листков и тетрадей, которые он забрал домой.
[nick]Адриан Елита-Лихтенберг[/nick][status]Узник оков разума[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/c8/05/725/485880.png[/icon][zvn]Преподаватель математики, 25 лет[/zvn][sign]
Said if I were you, I wouldn't love me neither[/sign]
Отредактировано Одуванчиковый (12.03.2022 12:41:35)
Вы здесь » коты-воители. последнее пристанище » игровой архив » teacher — [ˈtiːʧə] сущ