начало игры

Деловито спрыгнув с невысокого забора огораживающий собственный участок, Рафик, высоко подняв хвост, двигался в сторону знакомого дома. Мелкий дождь хоть и неприятно мочил ухоженную шерсть, котика это не останавливало — ему нужно было излить творческую душу! Пришлось ускориться, ведь лапы начали мокнуть, а вода неприятно заливаться на глаза.

Взмахнув на знакомый забор, Рафик внимательно посмотрел на окна, надеясь увидеть знакомую светлую фигурку. Раздосадовавшись, не обнаружив ту, он спрыгнул на мокрую траву и сдерживаясь, чтобы брезгливо не отряхнуть лапы, подоспел к окну.

— Эгле! — громко позвал соседку Рафик, следя за движениями в окне. Дождь продолжал раздражающе тарабанить, особенно раздражающе было то, что ярче всего ощущалось то головой, — Эгле, вылезай, хватит отлеживаться, — обычно черно - белый и сам спал ночью, но в этот раз ему не терпелось поделиться с кем - нибудь новым мыслями. Вернее, мыслями, которые он планировал явить на свет как истинную правду. Быть главным героем своих рассказов — главное требование.

Хозяев подруги он не боялся, обычно они не особо реагировали на присутствие Рафика на их территории. А может все потому, что они не так часто могли его заметить или просто не слышали, как он часто голосит под их окнами. Подумав о том, что Эгле может просто не слышит его из - за шума дождя, он неуклюже забрался на небольшой выступ над окошком и свисая на передних лапах вытянул голову, дабы попытаться увидеть что - то по ту сторону.

— Эгле!?

Возникшая с другой стороны окна бежевая кошечка вызвала у гуляки облегчение, не зря он все - же решил прийти сюда в столь поздний час, еще и в дождь. Услышать то, что говорила соседка не составило труда и Рафик, соскользнув с подоконника и чуть не плюхнувшись в сырую траву, пошлепал к другой стороне хижины.

Эгле уже сидела под козырьком крыши и черно - белый, ни секунды не замявшись, юркнул к ней. Здесь дождь уже не мог его достать, однако вода стекающая по шерсти все равно доставляла дискомфорт, — Вот уж не думала, что ты в такой дождь решишь прийти. Соскучился, что ли? — он даже не успел ничего сказать, лишь улыбнуться, — Извини-извини. Я рада тебя видеть, правда!

— Ну вообще - то соскучился, — радостно сказал он, пару раз пройдясь по грудке шершавым языком, — Хотел бы сегодня с тобой прогуляться немного, но думаю, что ты даже кончик хвоста не высунешь из под крыши, — молодой кот демонстративно показал свой мокрый и гладкий хвост и слегка коснулся им лапки Эгле, будто дразня.

— Да я бы и сам не высунул, лежал бы себе спокойно и спал. Но не тут то было, услышал стук как - то дурацкий, с крыши как раз, я уж подумал ну может ветки какие - то или еще - чего. Но нет, бьет и бьет, у меня даже голова болеть начала. Вылез я из дома, смотрю наверх, а там здоровая сидит птица, на ворону похожа, черная такая, с клювом большим. И вот этим самым клювом что - то там в крыше ковыряет, меня в упор не видит, — с ноткой возмущения начал рассказывать черно - белый, — Ну я залез туда, у меня там свои лазейки есть, да и на крыше часто сижу, когда дождя нет конечно. Ну вот я залез в общем, иду к ней, а крыша скользкая у нас — мрак просто. Но я решил, лучше уж так рисковать, чем всю ночь стук этот слышать. Она меня приметила и замерла и я замер, думаю, мало ли чего накинется сейчас и с крыши сбросит, от меня лепешка останется. Так она посмотрела - посмотрела и правда на меня полетела! Ну я пригнулся, она надо мной пролетела, я только и успел ее за хвост когтями цепануть, перышко ей вырвать. Хорошо возвращаться не стала, я пока слезал чуть не сорвался, — Рафик говорил на одном дыхании, потому когда речь его закончилась, тяжело вдохнул и выдохнул. А после, как ни в чем не бывало, начал вылизывать свою шерсть.

— А ты чего не спишь?

Похвала Эгле была медом для ушей и Рафик, притворяясь смущенным, отвел глаза, проведя белой лапкой по древесине. Даже не смотря на то, что Эгле в большинстве случаев было легко впечатлить, так как она не особо любила далеко отходить от дома, ее мнение было особо приятным. Он мог бы питаться ее похвалой ежедневно, засыпая существующими и не очень историями.

Про перышко она конечно подметила хорошо, трофеи это одна из доказательных частей рассказов Рафика. Он бы несомненно оставил ее, если бы история не была приукрашенной. Ему и вправду мешала спать чертова ворона на крыше, но подниматься на крышу в такой дождь, ради того чтобы просто согнать ее, он не стал.

А вот новость о том, что Эгле была в парке, заинтересовала черно - белого. Вряд ли она пошла бы туда одна, а если не одна, то с кем? Не припоминал Раффи что его соседка имела каких - то знакомых, по крайней мере, ни о чем таком она не рассказывала. Глаза котика хитро сощурились, сам он подался чуть вперед, внимательно заглядывая в мордочку бежевой.

— Что - то я не припомню, чтобы ты выбиралась из дома аж в парк, — не то что бы котик хотел сильно давить на Эгле, скорее его просто раздирал интерес. Он не видел здесь других котов или кошек, кроме Цукерки ... могла ли она вытащить бежевую кошечку так далеко? — Не уж то Цукерка решила тебя выгулять? — выразил свои мысли вслух он. Да, ее слова о том, что хозяева подруги уехали он пропустил мимо ушей, так как навязывать ей желание показать дом не хотелось. Да и сам он хорошо помнил, как неохотно Эгле слушает предложения других посидеть внутри, когда людей не было.

По эмоциями Эгле было понятно, что пахнет чем-  то нечистым и интересным. У Рафика защекотало в животе, а по телу пробежали легкие муражки. То ли ночной прохлады, то ли от жгучего любопытства. Когда наконец Жгле начала рассказывать, он было подумал что так, простая прогулка, ничего большего. Кто не ходил в парк? Черно - белый бывал там много раз, да, возможно, там симпатичнее чем здесь, на их улицах, но проводить там время он бы не стал. Еще и собирать косточки, похоже Эгле была коллекционером всякого барахла. Возможно когда - нибудь ей удастся спрятать находку от своих хозяев, но это уже другая история. По крайней мере она не таскает в дом трупы животных, знавал Рафик одного такого индивида, из всех щелей тухляком воняла. Балбес - балбесом.

— А еще я там встретила какого-то бродягу, который бывал в лесах и видел там котов, которые живут целой толпой, представляешь? — А вот это уже интересно. Рафик, несомненно слышал о каких - то котах, которые по лесам разбрелись и живут себе там. Ну мало ли у кого дома нет или еще чего. Казалось, обычные бродяги, просто лесные и наверняка безумные, потому что с кем там в лесу поговорить то можно, но сейчас ... наверное оттого они и жвут семьями, чтобы с ума не сойти. Хотя, может это все просто приувеличение.

— Там, может приют какой - то? Ну, знаешь, заповедник для бродячих кошек, — предположил Рафик, легко усмехаясь себе в усы. Конспирацию Эгле он не поддерживал, не о чем шептаться, когда на улице такой ливень. Да и кто мог их подслушивать? — А бродяги, знаешь, им верить нельзя. Едят что - то попало, спят где попало, да у них наверное уже в голове жижа, вот и рассказывают байки, — не то что бы Рафик был скептичен и не верит всему, что говорили другие. Скорее его смущал факт появление какого - то бродяги, который был в лесу и что - то там видел. Если в этом городе и будут первооткрыватели, то это должен быть Раф, а не какой - то бездомный, блохастый кот.

Подруга явно имела какое - то другое мнение на счет бродяжек, однако озвучивать его не решилась, просто на просто согласившись с уже высказанным Рафиком мнением. Конечно, он немного стушевался, осознавая что его слова отчего не являются для Эгле истинной. Он ведь так много знал, так много где был, а тут слова незнакомца кажутся ей более реальными. Вздор!

— Но представь, если вдруг такое место существует... — голубые глаза кремовой кошечки закрылись, видимо, чтобы в голове засияла более четка картинка. Раф не удержался и просто состроил очень недовольную морду, если бы Эгле его увидела, непременно бы обиделась. Да, он считал себя менее наивным, более умным и рассудительным чем подруга. Даже не смотря на то, что по возрасту они были довольно близки, кошка казалась более домоседом, более закрытой от всего мира. И теперь, стоит ей только рассказать историю о котах, что живут в лесу — все! Романтика, мечта всей жизни, бесконечная свобода и дикое солнце ласкающее бока.

— Ой, Рафик, слушай! — только он заметил, как пасть Эгле распахнулась, выражение морды вернулось в изначальный вид, — А ты когда-нибудь ловил какую-то добычу сам? Может, птичку или мышку? — черно - белый дернул носом вверх, тяжело выдыхая прохладный воздух. Он уже читал ход ее мыслей, уже ожидал примерные следующие слова. Наверняка тот бродяга, который привык таскать помойных крыс показал ей какого это. Ну почему ей не хватает чистой, домашней еды? Почему бегать за вонючими грызунами ей кажется интересным и ... забавным? Только если играет охотничий инстинкт, но стоит понимать, что живность в городе не так уж и полезна.

— Эгле, послушай. Поймать мышку или птичку здесь — совсем не трудно. Они такие - же раскормленные и большебрюхие, как тот старый кот, живущий на отшибе. Он еще любитель забирать на свой забор, правда, без помощи хозяина ему это редко удается, — черно - белый усмехнулся, — Но сам я, конечно, ловил. Мыши иногда у нас в подвале появляются, приходиться показывать кто хозяин. Но ловить их для еды, это - же ужас. Только подумай чем они питаются, Эгле, сплошной мусор. А теперь представь, что завтракая такими вот, казалось бы, дарами природы, ты ешь уже переваренный мусор, бе, — Рафик вывалил наружу розовый язык и сморщился.

— Я уверен, лесные эти, будь у них выбор, такую дрянь есть не стали бы. А с голодухи - то, что угодно в пасть потянешь. Меня когда на целый день без еды оставил, я быстро какой - то куст в горшке обшинковал, так есть хотелось.

Отредактировано Рафик (29.05.2022 21:14:58)

— Ох умора, ну и — вкусный был куст? — Эгле выдавила смешок, но черно - белый не услышал в нем лжи. То ли от шума дождя, то ли потому что просто не хотел слышать. Рафик вообще часто слышал сомнения в интонации собеседников, даже если аргументы его были, казалось, железными, а доводы несломимыми. Впрочем, в любом рассказе Рафик мог найти весомое подтверждение своих слов, тем более что, в выдуманных историях такие найти проще простого.

— Не очень, но выбирать не приходиться, — серьезно ответил черно - белый. Дворовые коты едят вещи и по - хуже: остатки еды Двуногих, больных крыс, грязных птиц и всякое другое. Тяжело представить как они мучаются от болей в животе после таких пиршеств. Не удивительно, что они худощавые, такое питание не дает никаких витаминов.

— Мне иногда нравится погрызть траву, что у нас вон во дворе растет. Она такая свежая, прикольная на вкус. Но чтобы ее от голода есть — нет, на такое только ты способен, — она опять улыбнулась и Рафик, чуть смущенно улыбнулся в ответ. Конечно он ел траву постоянно, все один раз в жизни. И то, в тот день, хозяин вернулся совсем скоро и накормил Рафа нормально, так что особо желудок его не  пострадал.

— Я и не на такое способен. Держу пари, знаю я по - больше, чем любой бродяга. Они только и умеют за драться за последнюю кость, да плодить себе подобных без разбора, — он чуть наморщил нос. Конечно, котята не виноваты что их родители бездомные и живут как черт пойми кто. Но рано или поздно котята вырастают и тогда к ним уже нет никого сожаления, разве что они не попытаются привести свою жизнь в порядок и обзавестись хорошим жильем. Ведь кому - то все - же везет и в возрасте котят их забирают в дом. Но в большинстве случаев, таким образом везет только симпатичным на внешность. А на улицах следить за собой не всегда удается, — Ну да ладно, — он отмахнулся тонким хвостом, — Нам, главное, с ними не связываться. Я слышал, в городе много бездомных развелось. Представь появиться кто - то, как две капли воды на нас похожий. Вот захотят они собственных хозяев и крышу над головой, нас выкинут, а сами будут нежиться на наших подстилках. Только волю дай.

Стоило лишь первым совсем ещё мягким, практически незаметным и удивительно быстро рассеивающимся по всей сонной округе золотистых лучам восходящего над землёй солнца невесомо коснуться величавых тонких стен невысокого, такого однотипного с десятками подобных дома, как молодой кот, прежде своим толстым хвостом приобнимающий лежащую поблизости трёхцветную особу, что за последние луны стала удивительно близкой и родной, тут же без особого труда поднялся с их общей подстилки и, наспех пройдясь шершавым языком между треугольных ушей подруги, бесшумно выскочил сначала с кухни, а после и порога своего нового, хотелось бы верить теперь уже постоянного убежища. Трогать извечно заготовленные с предыдущего вечера неожиданно заботливыми Двуногими коричневые катышки, которые, как и думалось раньше, были слишком пустыми на вкус и после неприятной сухостью оседали в пасти до того самого момента, пока половина миски с водой не была жадно опустошена, самец не имел никакого желания да и не видел в этом хотя бы малейшего смысла: сезон Зелёных Деревьев, как и следовало, благоволил привычной охоте, непуганные толком птицы и грызуны порой почти самостоятельно прыгали в лапы. Увиливать от того, что, впрочем, в сезон Голых Деревьев эти самые катышки, теперь оставшиеся на завтрак так и не полюбившей жёстковатое и жилистое мясо диких зверьков с их улицы или городского парка Агнес, действительно неплохо спасали всё положение и позволяли не оставаться голодным по несколько рассветов и даже совсем не терять в весе бывший воитель совсем не стремился и продолжал несколько уважительно относиться к подачкам приютивших его людей, отчего никогда не приносил мёртвых тушек к их двери и всегда возвращался обратно по прежнему чистым и здоровым.

Фактически, сегодняшний день изначально ничем и не отличался от десятков и сотен предыдущих точно таких же, но казалось так городскому бродяге лишь до того самого момента, пока его широкая лапа не ступила на прохладный и уже выученно скользкий кафель прихожей, а в чёрный нос, инстинктивно дрогнувший от внутреннего отторжения, не ударил характерный запах Резчика. Хотелось бы верить, пока лёгкой рысцой домашний миновал поворот в спальню Двуногих и после через большой гостевой зал устремился прямиком на кухню к своей с пёстрой домашней подстилке, что всё это обозначало лишь приход людского Резчика, которого ему приходилось видеть несколько раз в разгар дождливо го сезона Юных Листьев, но стоило лишь янтарным глазам упереться в заметно округлившуюся фигуру возлюбленной в дальнем углу, как все возможные опасения подтвердились. Цепко Янтарь окинул внимательным, немного обеспокоенным взором весь силуэт приподнявшейся кошки и после с мельтешащим в сузившихся зрачках однозначным вопросом упёрся в аккуратную трёхцветную мордашку прежде, чем сделать широкий шаг навстречу и позволить их взгляда ожидаемо пересечься.

— Что случилось, Агнес?

Агнес была сама на себя не похожа сейчас, с заметным в её привычно худощавой фигуре беспокойством и будто бы крепкими, пусть и абсолютно невидимыми то ли железными, то ли стальными путами сковывающей каждую её крошечную и так до сих пор и не доведённую до достойного результата серогривым горе-наставником мышцу тревогой расположившись в их совместном здешнем гнёздышке. Будто бы в одиночестве узнавшая и без ощутимой защиты за своей пёстрой спиной в морде бывшего ветрового воителя встретившаяся с какой бы то ни было шокирующей и явно вызывающей не малый всплеск ярких, враз охватывающих с головы до подушечек лап новостью и искренне отчего-то испугавшаяся, ужаснувшаяся ей, словно бы откуда-то совершенно случайно услышавшая и теперь посеявшая в своей черепной коробке необъяснимое и незнакомое зёрнышко будущего неизбежного раздора, будущей какой-то наверняка пугающей пропасти, она не то сидит с немного подогнувшимися под себя лапами, не то всё ещё лежит, всего лишь немного приподнявшись, да вперяется в его немного приплюснутую морду своим виноватым взглядом глаз цвета свежей степной травы, позволяет даже своему обычно достаточно спокойному кончику хвоста невольно подрагивать и выдавать её с потрохами.

Винишь себя? задумывается всего лишь на одно мгновение, с очевидным и уже наверняка близко знакомым этой трёхцветной кошке недовольством хмуря практически неприметные посреди всей остальной тёмно-серой шерсти брови и чуть щуря единожды дрогнувшие веки, а после незаметно тянет чёрным носом воздух этой комнаты, тщательно пробует и вкушает тот в себя, пытается отыскать в том нечто, какой-нибудь маленький след, позволивший опознать причину такого поведения подруги. Головой, без сомнения, молодой самец неизбежно понимает и тот очевидный факт, что, будь здесь даже чуть раньше, даже до его прихода обратно домой, хотя бы какой-нибудь другой кот, хотя бы один вшивый нарушитель границ его собственных владений, то его мерзкая вонь ударила в чувствительный охотничий нос ещё на самом пороге и уже тогда поселила бы в ревнивой душе множество десятков вопросов, но отсутствие такового могло означать лишь что-то другое... что же это тогда?

Дёргает вопросительно треугольным, порванным однажды кем-то очень удачливым и неоспоримо ловким ухом на своей макушке в момент, когда Агнес всё же чуть рвано и несколько неуверенно срывается со своего прежнего места и знакомо мягкими, не ожесточёнными ни затвердевшими и загрубевшими от часто вынужденного контакта с различными поверхностями и порой недостаточного ухода подушечками и ни едва выглядывающими из тех острыми коготками, шагами приближается к своему другу, рьяно утыкается аккуратной, точёной мордочкой в широкую грудь и молчит. Его вряд ли можно было бы задобрить чем-то подобно ласковым и нежным и лишь благодаря такому, пусть и ожидаемо вызывающему глубоко в грудине неизбежное тепло и какую-то не имеющую под собой ни малейших логичных обоснований радость, пробиться сквозь враз надетый лёгкий защитный панцырь ближе к душе, и оттого взгляд его янтарных глаз в одно мгновение становится лишь более высокомерным и равнодушно-серьёзным, пока серый хвост где-то позади напрягшихся плеч начинает с пока ещё только начинающим бурлить и кипеть раздражением покачиваться из стороны в сторону. Желание уже грубее и строже переспросить у возлюбленной о причинах подобного её несвойственного и кажущегося слишком подозрительным поведения практически успевает преобразоваться в крутящиеся и вертящиеся на кончике розового языка жалящие и ядовитые слова и почти слетает с едва приоткрытой пасти, как вдруг совсем тихий, изначально даже неразличимый и непонятный шёпот не аккуратным мажущим движением касается чуткого кошачьего слуха и острой иглой впивается в подсознание, моментально начиная обрастать новыми, никогда раньше никому невидимыми тканями и сосудистыми переплетениями. Запоздало Янтарь с характерным шумом сквозь крепко сжатые зубы втягивает в себя воздух и на подрагивающих лапах делает один короткий шаг назад, тут же впиваясь мгновенно потеплевшим и откровенно удивлённым взглядом в мордочку домашней.

— Котята? У нас с тобой будут котята, Агнес? — искренне до конца не веря в каждое произносимое собственными губами слово и никак не представляя, как такую новость вообще можно уложить в своей голове так, чтобы мысли о ней не рвались отовсюду наружу, басовито бормочет городской бродяга и смущённо ведёт широкими плечами. — Это уже точно? Откуда ты узнала, как?

Стоит лишь этой первоначально бурей и вихрем ворвавшейся в серую кошачью голову и устроившей там абсолютный, совершенно не поддающийся ни логике, ни понимаю беспорядок мысли хотя бы немного улечься и хотя бы немного устаканиться, как накатывающее и обхватывающее с кончиков треугольных ушей по подушечки мускулистых лап осознание и понимание всей этой новости буквально заставляет невольно пошатнуться на своём месте и мимолётно прикрыть пошедшие кругом по своим орбитам-яблокам янтарные глаза. Тепло и раньше никогда во всей его явно непростой и местами даже переполненной самыми различными событиями жизни уют, что крошечным зёрнышком поселились в чёрствой и десятками шрамов израненной душе молодого самца ещё несколько лун назад, когда он всё же поселился в этом доме со своей Агнес и пристрастился к жизни домашнего, сейчас, эхом нескольких слов трёхцветной ежесекундно отдаваясь в черепной коробке, неимоверно и неудержимо разрастаются и охватывают собой весь организм, каждую его крошечную клеточку и уголочек. Удивление, правда, лишь бесконтрольно единожды усиливается от слабо уловимого движения точёной головки возлюбленной, видимо, тоже вполне смутившейся и испытавшей немалый всплеск самых различных чувств и эмоций, чтобы затем после взрыва, характеризуемого закачавшимся неровно и несдержанно кончиком хвоста за широкоплечей спиной, враз обратиться в настоящее и совершенно бесстыдное счастье. Фактически, нечто действительно окрыляющее и заставляющее чувствовать себя совсем не тем приземлённым и ничего не могущим котом, а кем-то всевластным присутствует в этой, казалось бы, обыденной закономерности жизни, и Янтарь, уже однажды не по своей вине пропустивший подобное и почти упустивший этот шанс, теперече хватается за данный благосклонный билет в некую новую жизнь всеми своими зубами и когтями.

— Уйду, — хочет остаться всё тем же относительно хладнокровным и серьёзным грубияном, так и не научившемся проявлять свою любовь и симпатию через буквы и слова, но сам быстро замечает как дрожит и надламывается под навязчиво бурлящим в глотке мурчанием басовитый голос и потому через секунду с отразившейся на грубоватой морде ответной лёгкой улыбкой делает широкий шаг к подруге. — И буду уходить каждое утро, чтобы приносить к твоему завтраку свежее мясо и его необычайный вкус. Мы будем уходить с тобой каждое утро вместе и возвращаться обратно сразу же, как только ты почувствуешь первую усталость, а до этого будем гулять, дышать свежим воздухом и теперь уже редкими лучами солнца, — цепляясь необычайно мягким и ласковым, заметно преисполненным заботой и нескрываемой любовью взглядом за аккуратную мордочку будущей матери его котят и при помощи ещё всего лишь одного шага по направлению к ней прижимаясь серой щекой к макушке, негромко урчит бродяга и спешно облизывает тонкие губы. — Ты сама-то... Рада этому? Хочешь ли ты вообще этих котят?