- Ну и странный, - одними губами шепнула кремовая своей подружке, беспокойно качнув хвостом. Она подобралась передними лапами к самой кромке площадки большого столба забора, свешиваясь настолько, насколько было безопасно.
Ох, ну и страшно же он выглядит! Эгле права, его, похоже, хозяева бросили, раз он такой страшнючий.
- Или ты из бродяг? А? Как говоришь? Пле-мя?
Цукерка недоуменно переглянулась с Эгле.
- Что за племя? - громко зашептала она, округляя глаза. И пока черно-белый худыш клялся каким-то предводителем, кремовая почувствовала, как внутри просыпается жалость. Наверное, сытая жизнь научила жалеть вот таких вот доходяг.
- Думаю надо его позвать сюда и дать крылышко, - все так же громко шептала Цукерка, не подозревая, что Орех их слышит.
- Слушай, ты давай иди... ну или ползи... давай за нами, в общем, там есть лаз, - поднялась на лапы палевая, осторожно перебирая шаг по забору и не сводя взгляда с Ореха до самой лазейки к своему участку в узком проеме между двумя заборами.
- Смотри только не дерись, мы тоже можем, - нагло соврала Цукерка, и только потом мягко спрыгнула на стриженый газон своей территории.
- Ну ты и страшненький. У тебя не чумка?

Агнес повела хвостом, когда заметила, что серый незнакомец наконец успокоился и решил хоть немного ее послушать, но не смогла заставить себя расслабиться в его присутствии окончательно. Больно нова была его фигура для ее обычной жизни, больно нагла и шумна для привычного распорядка вещей. И пестрая кошка все еще ждала от него какого-то подвоха, пусть теперь он не выглядел столь грозным.
Но ей было интересно, когда тот завел разговор о своем прошлом, отвечая на вопрос. Он говорил даже с большими деталями, чем Агнес его попросила, но она не желала его затыкать, пожалуй, впервые за весь период их непродолжительного знакомства. Слабо дернула усами, в задумчивости отводя взгляд в сторону, а после снова осматривая вояку. С недоверием.
— Местные иногда говорят о племенах, — мяукнула кошка. Но да, она знала о них немного. Слышала лишь о жестокости и суровости нравов. Варвары — слово, что когда-то ловила она от старых хозяев, но которое, как ей казалось, характеризовало весь образ племенных воителей, что складывался в ее голове. Она ещё раз посмотрела на еще не зажившую рану на щеке бывшего ветряка.
— Это они с тобой сделали? — спросила она, в голосе скользнули нотки настороженности. Она хотела было подойти ближе, чтобы рассмотреть след от когтей, но сдержала детское любопытство в узде, предпочитая осторожность.
— Спасибо, — прозвучала благодарность на брошенную фразу, в то время как домашняя отвела взгляд в сторону, решая не вдаваться в споры и пререкания. — Совет за совет: будь поаккуратнее с двуногими. Большинство из них не причинит тебе вреда, пока ты сам этого не сделаешь, — вместо того, мяукнула она. И уже было села, обвив лапами хвост и скользнув взглядом по комнате, чтобы найти место, куда себя деть, но продолжившийся разговор заставил ее снова приковать взор к незнакомцу.
— Тебе правда нужна помощь или ты издеваешься? — с фырканьем спросила домашняя, прищурясь и осмотрев кота, словно бы желая и сама ответить на свой вопрос, а после склоняя голову набок, нахмурясь, — А про Сатану мы с тобой потом поговорим — это долго. Лучше отдыхай. И имя свое назови.

Черно-белый худыш явно опасался их, и Цукерка как-то даже приосанилась. Она, крепкая и лощеная, наверняка выглядела угрозой этому щуплому котику, и кремовой это явно польстило.
- Целитель? В лесу? Это как это? - переспросила домашняя, непонятливо склонив голову набок.
- Это твои хозяева в лесу живут? Ты такой худой, чем же тебя кормят-то? - сочувственно поцокала языком Цукерка, переглянувшись с Эгле. Та выглядела еще лощенее своей подруги, красивая, крепкая и стройная.

— Спасибо за ваше, хм, гостеприимство. У нас так не принято встречать неприятелей.
- Это где это у вас? - еще разок переспросила, на всякий случай, домашняя. Все-таки, поразмыслив, она решила, что никаких человеков у этого худыша нет. Слишком уж он был неупитанный и загнанный, да и что бы ему тут забыть, если бы за спиной оставался дом и хозяева?
- Странный ты какой-то. И пахнешь странно. А ты кушай, кушай, - не жалко, когда живешь в сытости, и дом полнится угощениями.
Даже теми, которые хозяева не планировали давать своей любимице.

А потом черно-белый протянул крылышко им, и Цукерка подтолкнула носом Эгле, мол, доедай. И так некрасиво получилось у нее отобрать.
- Конечно вкусно. Моя хозяйка готовит ого-го, - распушилась домашняя, которая перепробовала не одно блюдо втихаря.
- Так ты кто такой-то? И что это ты все рассказываешь про место такое?

[indent] Он всё ещё видел в стройной фигуре и явственно лоснящейся трёхцветной шерсти не свою новую, таящую в себе ещё бесчисленное множество тайн и секретов знакомую, а именно ту кошку, расплывчатый образ которой уже некоторое время подряд старательно пытался выбросить как можно дальше из своей головы и наконец освободиться от её посмертного наваждения. Неудержимо, не скрывая плещущегося в самой глубине чуть прищуренных янтарных глаз любопытства и словно бы животного интереса к этой безымянной домашней киске, то и дело скользя взглядом по её чёткому силуэту и с настоящим огнём упрямства впиваясь в травянисто-зелёные зеркала души напротив, бывший ветряной воитель лишь иногда бесшумно покачивал кончиком серого хвоста или едва заметно разминал затёкшие от долгого напряжения плечи, с небывалым терпением и спокойствием выслушивая очередные речи пёстрой собеседницы и даже молчаливым кивком принимая её совет. Первичный страх незнакомой местности и спокойно расхаживающих в этой округе Двуногих с неизвестно какими роящимися мыслями в их головах и множеством расставленных поблизости смертельных ловушек для того, кто родился и всю прежнюю жизнь провёл на абсолютной свободе обдуваемых всеми ветрами степях, постепенно отходил куда-то далеко вглубь и уводил за собой неконтролируемую злость и желание сражаться до последней капли крови, уступая место остаткам благоразумия и даже некоторой прослеживаемой в потускневшем взоре безразличностью. Неторопливо, всё ещё не до конца доверяя этой игрушке Двуногих и мысленно пытаясь отыскать хотя бы какой-нибудь подвох во всей этой ситуации – эти бесшёрстные чудовища не стали бы просто так помогать, – расслабляясь и окончательно пряча всё ещё высовывающиеся из мягких подушечек когти, Янтарь позволял кошке договорить все крутящиеся на её розовом язычке слова и задать интересующие вопросы.

[indent] — Конечно, больше некому, — мимолетно скосив глаза на ещё немного влажную от почти засохших каплей крови и сукровицы собственную щёку и вспомнив о парочке таящихся под пушистой шкурой шрамах от бывалых прежних стычек, с абсолютной уверенностью подтвердил серогривый здоровяк догадки знакомой незнакомки и позволил беззлобной, словно бы даже горделивой за самого себя улыбке юркой мышью скользнуть по его губам. — Я некоторым тоже оставил подобное напоминание о себе, такова наша жизнь. Что там ваши местные говорят о племенах? Очередные обиженные племенными воителями бродяги, которым не дали своровать дичи? — тяжело выдыхая скопившийся в лёгких воздух и с толикой привычного раздражения вспоминая наглость и беззаботность каждого нарушителя границ, чуть грубее, чем то изначально планировалось, буркнул кот и немного, почти незаметно вздёрнул собственный подбородок повыше. Пусть сейчас, после стечения всех обстоятельств и принятых им же самим решений, ему и светила лишь одна изнуряющая и уничтожающая дорога городского одиночки, но в его жилах абсолютно точно текла чистая кровь воителя, что уже на несколько голов возвышала его над другими. — Янтарь меня зовут. Или звали раньше, когда я был в племени… А тебя как твои хозяева обозвали?

[indent] Без какого-либо сомнения, восседающему посреди некогда абсолютно чужого дома с расправленными широкими плечами и плотным хвостатым кольцом, привычно обвитом вокруг местами подрагивающих от напряжениями лап, Янтарю искренне была любопытна каждая последующая реакция на разбивающиеся об острые углы реальности слова о тех, кто уже не одну сотню лун скрывает своё существование под сенью разросшихся деревьев и солнечного зноя бескрайних степей. С особым вниманием старательно заглядывая в пёструю мордочку своей новой собеседницы, то и дело пытаясь столкнуться с словно бы избегающим прямого контакта взглядом её похожих на иссыхающую к сезону Листопада траву и с некой уже въевшейся меж расплавленного янтаря надменностью наблюдая за плохо скрываемыми действиями трёхцветной кошки, серобокий исполин с забавным подёргиванием длинных усов позволял едва ощутимой, удивительно не таящей на своём дне никакой злобной насмешки и издёвки усмешке касаться его тёмных губ и чуть растягивать их в стороны, пока уши с уже давно небывалой жадностью ловили каждый исходящий со стороны звук. Вслушиваясь во вдруг понизившийся до лиственного шелестение подрагивающих на зябком осеннем ветру веточек голос этой необычной, как оказывалось с каждой секундой в ее компании, домашней, бывший воитель с почти незаметно время от времени хмурящимися бровями мог поклясться в том, что сквозь бурление собственной крови и эхо ударов успокоившегося сердца он слышал пение спрятавшихся где-то за стенами этой огромной палатки птиц и всё тот же непонятный, отталкивающий говор снующих где-то вдалеке Двуногих. Вместе с этим и неторопливыми, неприятно впивающимися под самую шкуру лазами накопившейся усталости объяв нынешнего бродягу с лап и до головы и мимолётными позывами стискивая его туловище до неприятной тяги в мышцах, в его мыслях окрашенным в чёрную гладь неподвижной воды светом загорелось навязчивое и даже пугающее осознание того, что же ждёт его, теперь уже одиночку, дальше.

[indent] — Слишком наивно с вашей стороны приравнивать способы выживания к жестокости, — подразумевая под своим обобщением всех водящихся здесь и поблизости с племенными территориями бродяг да домашних любимцев и показательно морща серую переносицу от явственной брезгливости по отношению к одиночному образу жизни – который теперь для тебя же и заимеет смысл кредо, – со сквозящей в басе уверенностью отрезал Янтарь и немного прищурил глаза, всё же находя долгожданный ответ в его незамысловатых гляделках и с хищным интересом принимаясь рассматривать чужое отражение души. Да только вот он был совсем не тем, кто умел бы читать сменяющиеся в чужих глазах ветра и разбирать текущие в них бесконечные реки, так что и нынешнее путешествие по бескрайним полям мыслей трёхцветной особы не нашло своего последнего пристанища и, разочарованно свесив голову, двинулось в обратный путь. — Не познав той жизни, вы никогда не сможете по достоинству её оценить, а большинство из вас и вовсе слишком трусливо для подобного. Но, без сомнения, то, что мы в несколько раз сильнее вас и в целом не такие мягкотелые — это очевидный факт, — беззлобная ухмылка в очередной раз скользнула по широкой серой морде и вновь скрылась где-то между слипшихся от ещё старой крови шерстинок на щеке, в то время как оценивающий взгляд загоревшихся новыми огнями глаз инстинктивно скользнул по цветастой фигуре Агнес, а дёрнувшийся в пасти язык, словно бы смакуя, распробовал каждую отдельную букву услышанного только что имени собеседницы. — Имя моё — моя же память обо всём и всех, кто теперь остался в прошлом, так что я вряд ли заимею желание его менять. Слишком многие произносили его и новыми узорами выцарапывали на моей душе, что бы так легко от него отказываться, но кто знает? Быть может, ты придумаешь мне какое-нибудь новое имечко, которое очень уж мне понравится, и я разрешу тебе так ко мне обращаться, Агнес? — спешно облизнув пересохшие губы и бесшумно качнув самым кончиком серого хвоста, кот даже невольно поддался чуть вперёд и тут же бессовестно опалил мордочку напротив себя своим горячим дыханием.

Домашние кошки задавали очень много вопросов. Если бы не травма, полученная от Чудища и изрядно уставшие после долгого бега мышцы - Орех просто бы сбежал, найдя какую-нибудь самую нелепую отговорку. Но живот благодарно урчал после съеденного крылышка, лапы томно гудели, а бедро и вовсе почти перестало болеть, поскольку целитель оставался на месте и никак не тревожил ушибленную лапу.
- Эгле, Цу-кер-ка, - медленно, почти по слогам произнес черно-белый. Ему все еще было жутко некомфортно здесь, вдали от привычных деревьев, кустарников и колосящейся травы, однако первобытный страх постепенно сменялся смирением. Пока здесь было не так страшно, как это описывали старейшины. Правда все было каким-то слишком... искусственным? Как будто бы трава была ненастоящая, деревья тоже. Худшим вариантом сейчас было бы увидеть еще Двуногого на горизонте, но пока вокруг царил непривычный шум и только. Это тоже, кстати, сильно напрягало. В лесу чаще всего можно было услышать ветер, поскрипывание деревьев, пение птиц и шорох листьев. А тут... какой-то грохот, скрежет, непонятные голоса за забором. Орех поежился.
- Я Орех, целитель Грозового племени. Ну, я излечиваю соплеменников от ран и болезней. У нас нет... э... хозяев, если я правильно понял, что вы говорите о Двуногих, - голос его все еще был сбивчивым и неровным, но по крайней мере кончик хвоста перестал дрожать, - В лесу нас много, да, - подтвердил слова Эгле черно-белый и смачно облизнулся, наклоняясь ко второй половинке крылышка, от которой домашняя отказалась. "Хм, похоже они вообще не знают насколько ценен каждый кусочек дичи..."
- Нас там четыре племени... А, ну, вообще пять, с недавних времен, - "зачем я им это рассказываю? А что если они воспользуются этой информацией?" Но лежащий под лапами кусок курицы говорил совсем не о враждебности местных домашних. Тем более зачем им идти в какой-то там лес - ведь тут у них есть все. "А зачем я пришел сюда? Там у меня было всё..."
- Это мак?? - заинтересованно устремил свой взгляд на лужайку Орех, - и календула... Предки, да тут просто Звездные угодья для любого целителя, - негромко, но восхищенно звякнул целитель.
Обстановка была слишком непривычной, оттого кот даже успел забыть о том, зачем он вообще бежал из леса. Но это лишь пока. За забором послышались довольно громкие голоса Двуногих и Орех резко встрепенулся, вжавшись в землю.
- Это что, Двуногие?! Я, я, я, где я могу спрятаться?! - шикнул Орех, глядя на Цукерку и Эгле. Каким наверное дикарем он им виделся прямо сейчас.

Разрыв

Рассвет встретил Агнес звоном колоколов и щебетом испуганных птиц, завыванием холодного ветра, предчувствием дождя. Она открыла глаза, упираясь в серое затянутое густыми тучами небо, вслушалась в отдающий эхом топот шагов двуногих, в их перебивающие друг друга голоса, и лишь после, отряхиваясь от налипшей листвы и грязи, наспех прилизывая свою шерсть, смогла подняться на лапы, чтобы понять, что прошлой ночью заснула на улице совсем неподалеку от небольшой церквушки, расположенной на окраине города. Она и не помнила, как пришла к этому месту, и теперь в задумчивости вглядывалась в невысокое строение, вход в которое ей был закрыт по одной лишь ее принадлежности.
Лишь спустя пару минут, когда затих всякий звон, домашняя кошка решила уйти, тихо и незаметно, скрываясь среди серый улиц. Ей хотелось добраться до уютного и теплого уголка прежде, чем неприятная влага встанет на ее пути и окрапит пеструю шерсть холодом, и повисшее в воздухе ощущение сырости не давало ей покоя, заставляя тонкий хвост подрагивать в тревожности раньше времени.
Но идти было совсем немного, и кошка, петляя меж домами и закоулками, заставляла себя успокоиться.
— Агнес? — голос слился с безликостью города, настолько он был обесцвечен, и пестрая кошка лишь дёрнула ухом в его сторону, не узнавая и принимая за иллюзию.
— Агнес! — громче, отчаяннее, перебиваясь топотом лап, заставляя домашнюю замереть и, оборачиваясь, встретиться со своей "иллюзией" лицом к лицу, с мимолетным испугом во взгляде, растерянностью во внешнем виде.
Испещренный следами когтей и клыков, испачканный кровью и грязью, он выглядел едва ли не хуже, чем в первый день их встречи. Не хватало лишь едкого неприятного запаха гноя и лихорадочного огня в блеклом янтарном пламени глаз.
И то называется реальностью, скрытой за защищающими стенами гнезда двуногих.
"Матерь Божья", — шелестящий голос срывается с губ, инстинктивно Агнес отступает назад на дрогнувших лапах, скользя взглядом по знакомому незнакомцу, словно по приведению, нервно подергивая хвостом.
На мгновение ей кажется, что реальность отступает, остается лишь ее блеклый туманный образ, но холодные капли, что обжигают кожу, возвращают пеструю к действительности. Она моргает, смахивая флер миража.
— Неужели мозгов у тебя меньше, чем у автомобильной покрышки?! Во что ты снова ввязался, собачья кровь?! — беспокойство, досада, гнев, страх. Все смешалось, стремясь оградить сознание от путов жестокой истины, и Агнес вздыбила шерсть, не удержавшись от всплеска эмоций сквозь стиснутые клыки. Но не тронулась с места, прижимая уши к голове.
— ... ты сможешь дойти? — лишь спустя мгновения молчания спросила она глухо.

[indent] Его цепкий взгляд, оценивающе блуждающий по стройному туловищу повстречавшейся ему домашней киски, без особого труда заметил промелькнувшую на пёстрой мордочке растерянность от столь неожиданного их пересечения в этом огромном городе прежде, чем трёхцветная то ли от охватившего её шока, то ли от брезгливости сделала шаг назад. Когда аккуратные лапы Агнес одним мгновением увеличили расстояние между ней и остановившимся в нескольких мышиных хвостах бывший ветряным воителем, а нервная дрожь слишком очевидно пробила тонкий хвост за её спиной, буквально заставляя кончик того неуловимо раскачиваться из стороны в сторону, кот с лёгким удивлением ощутил задевшие его душу коготки необъяснимой и оттого, казалось бы, совершенно беспочвенной растерянности, которую уже в следующую секунду заменило собой зёрнышко недовольства в перемешку с раздражением. Льющие с затянутого серыми, опасно нависающими над землёй тяжёлыми волнами тучами небосвода капли несущего в себе лишь холод и одиночество сезона Листопада с едва заметным звоном разбивались о твёрдые, напоминающие Гремящие Тропы дороги Двуногих и пропитывали собой шерсти двух зависших близ первого попавшегося частокола собеседников, вода спустя всего несколько моментов уже беспардонно затекала в глаза и застилала их, мешая смотреть. Заметно более слабые и сдерживаемые, теряющиеся между гнёзд Двуногих дуновения неприветливого ветра, в чьих переливах слышались принадлежащие кому-то совсем неизвестному рыдания, пробирали до самых костей и прошили мокрую шерсть, пока расплавленный мёд среди серого моря одних прищуренных очей обволакивал пожелтевшую траву бескрайних лугов зеркал души напротив.

[indent] — Чем у кого? — быстро моргнув через несколько мгновений воцарившегося молчания и возвратив своей морде привычно-высокомерную маску с прожилками уже въевшейся в мимику злости, недоуменно переспросил Янтарь и огляделся по сторонам в поисках этого невиданного зверька. — Бывших товарищей навестил просто. Это, оказывается, не самое страшное, что ещё могло произойти, — в очередной раз случайным образом касаясь гноящейся раны глубоко внутри своего сердца, чья тонкая плёнка была безжалостно вскрыта вылезшей из неоткуда живой иллюзией прошлого, с звякнувшей сталью в басовитом голосе бросил кот и инстинктивно прилизал всклокоченную шерсть на широкой грудине, неопределённо ведя плечом. В его чёрствой, не привыкшей кому-либо доверять и уж тем более после всего прошедшего открываться душе подобно недобитой добыче ныла надежда на то, что трёхцветная всё же окажется смышлёной и не станет развивать этой темы, но прошлый опыт общения с домашней доказывал абсолютно иное расположение вещей. Негромко хмыкнув вместе с мелькнувшей на тонких губах беззлобной усмешкой, бродяга едва примерно нахмурил брови и неторопливо кивнул на удивительно заботливый вопрос со стороны Агнес, словно бы в доказательство этого уже в следующее мгновение делая широкий шаг в её сторону. — Мне… нужна будет твоя помощь. Не безвозмездно, естественно.

Черно-белый удивился их именам, особенно имени Цукерки. Эгле только хмыкнула, приготовившись выслушать его рассказ или какие-то объяснения, как он вообще в такую ситуацию попал. От обилия незнакомых слов голова кругом, она впитывала информацию, пытаясь себе это представить. Грозовое племя, лес. Даже не одно племя, а пять. Звучало крайне небезопасно, особенно если учесть, что там такие все тощие, как сам Орех. Это же как они за еду борются друг с другом?
— Как будто мака никогда в жизни не видел, - удивленно проурчала кошечка, наблюдая за удивлением Ореха. Он еще одно растение назвал, потом помянул какие-то неизвестные Звездные Угодья. Она знала, что так называются огоньки на небе, те белые. Но причем тут угодья? Небо так высоко и далеко, там явно жить не получится. Эгле хотела его расспросить, но тут кот испуганно ощетинился и вжался в землю, шуганувшись голосов хозяев Цукерки. Та предсказуемо шикнула в ответ, не понимая страха черно-белого. Эгле тоже его не поняла и только пожала плечами, дивясь пугливости кота.
— Да, что мои, что ее Двуногие - очень хорошие, и кормят вкусно, и гладят, и не дают в обиду, — согласно закивала  она после слов кремовой, глядя на Ореха как на дурачка. — Тебе бы тоже своих найти, глядишь, хоть не такой запуганный и худой будешь. Хочешь, мы поищем?
Она помнила одну семейную пару, что жила ниже по улице. Те всегда с интересом и теплом во взглядах наблюдали за ее прогулками, но от их дома кошками даже не пахло. Она пару раз ластилась к их рукам в ответ на предложенные лакомства. Может, им понравится Орех. И ему станет полегче жить вдали от леса.
— Тут недалеко есть один дом, где ты сможешь хорошо жить, могу показать! — улыбаясь своей идее, она поймала взгляд Цукерки и вопросительно улыбнулась той. Вот, мол, как здорово я придумала, а?

разрыв из пригорода >>>

[indent] Сложно было сказать, сколько прошло времени. Для Рогоза оно тянулось отвратительно медленно. После ухода Ракушечницы и Цаплекрыла он остался там, возле старого пустующего гнезда, но не нашёл в себе сил даже на то, чтобы добраться до какого-никакого укрытия. Он долгое время лежал в тени покосившегося забора, пытаясь абстрагироваться от пульсирующей жгучей боли в ранах по всему телу, и лишь иногда проваливался в тревожный сон. Если бы Рогоз постарался, он бы непременно поднялся, нашёл безопасное место, может, даже наткнулся бы на какие-нибудь объедки или подгнившее мясо, чтобы восстановить хотя бы немного сил, но он не хотел. Он оставался на месте, всё ещё слыша эхо пропитанных ненавистью слов Ракушечницы.
[indent] Коту повезло, что Фрида наткнулась на него через пару дней после произошедшего. Хотя сам Рогоз, конечно, так не думал. Он сообразил, что происходит, уже когда кошка взвалила его тушу к себе на плечи.
[indent] - Оставь, - она то ли не услышала, то ли не придала значения его хрипам. А Рогоз был слишком изнеможен, чтобы сопротивляться.
[indent] От смены положения тела едва-едва затянувшие раны вновь открылись, и изгнанник слабо зашипел от возобновившейся боли. Кот не знал, куда одиночка тащит его, но всё это определенно не сулило ничего хорошего. Через какое-то время Рогоз смирился - или просто обессилел? - и умолк, пока Фрида продолжала двигаться глубже в город. Бывший речной, может, даже узнал бы маршрут до жилых улочек, да только был не в состоянии даже головы повернуть, чтобы не ощутить ломоты в теле и жжения в ранах.
[indent] — Не наткнуться бы ни на кого. А то зная твою везучесть не удивлюсь, если за углом свора, - разбирать её пыхтение было не так уж сложно. Рогоз что-то неразборчиво буркнул. — Эй, лекарь?
  [indent] Кот невольно вздрогнул и нелепо сполз с плеч кошки. Камень Гремящей Тропы больно царапнул морду, и Рогоз инстинктивно попытался отползти в сторону, ближе к частоколу, который окружал Гнёзда Двуногих в этой части города.
[indent] - Что ты удумала? - не без труда Рогоз сфокусировал взгляд на пёстрой мордочке Фриды. Он бы непременно враждебно вздыбил загривок, но сил хватило лишь на то, чтобы ощериться.