Сипуха не то, чтобы испытывала привязанность к Лазоревке. Не в тех они отношениях, тем более, колкая на язык кошка и вовсе не давалась в лапы. Синенькими крылышками махала, норовя улететь. И клювиком злобно щелкала, а лапками с мелкими коготками оцарапать пыталась. Приятного в этом мало, а Сипуха и вовсе не была толстокожей. Иногда она поджимала обидчиво губы, отводила желтушные глаза. Но всегда быстро успокаивалась, прощала, отпускала. Наверное, в этом и было дело. Она была готова прощать все обидные колкости в ее сторону, если давать ей достаточно времени на осмысление. А Лазоревка давала. Она же даже... не нападала на нее. Просто реагировала на приближение. Защищалась, да. Именно, она всего лишь защищалась от назойливого вторжения Сипухи в ее жизнь.

А еще Сипуха была упрямицей, каких поискать. Вбила в голову свою широколобую мысль о том, что вот надо ей обязательно спасти буквально и фигурально исчезающую Лазоревку, так она пойдет и спасет. Не важно, хочет ли этого сама кошечка. А ловчая об ее мнении и не задумывалась даже, тараном шла на нее, надоедала всячески. Возможно, то было неправильно. Возможно - эгоистично. Ну и что? Сипуха считала, что так всем будет лучше.

Сипуха пусть и не обладала комплексом героя в полной мере, но определенные зачатки в ней все же были. Присмотрелась она к беспризорнице, да увидела, что та страдает внутренне. Что похудела, шерсть ее потускнела. Сама она вся ослабела, истончилась. Печальная ходила. Сипуха не была привязана к Лазоревке, но, наверное, ей стало банально жалко юную кошечку, с которой когда-то пыталась возиться в детской, пытается возиться и до сих пор. Поэтому распахнула она свое мягкое рыжее крыло, готовая принять ее в свои объятия. Но птичка-невеличка, тоже по-своему упрямая, предпочитала держаться в стороне.

— Так бьет ведь, птичка. - проурчала она. Лазоревка правильно догадалась, почему Сипуха повела ее в ельник. Небо закрыто, никаких больших птиц. Не то, чтобы она боялась внезапного появления орла, но, подумалось ей, так Лазоревке будет уютнее. - Было дело. Видела, как молниевый росчерк два раза одной горной вершины коснулся, в разные луны. - она замолчала. Конечно, разговор сначала был и не о молниях вовсе.

Она втянула носом воздух. Пахло... ну, елью, в основном. В ельнике трудно охотиться, хвоя пахнет ярко, а смола так вообще носы забивает. Часто можно пропустить заплутавшую мышку иль какого другого грызуна. Но Сипуха была хорошо тренирована, за себя она не беспокоилась. А вот Лазоревка...
Надо бы поинтересоваться, кем она собирается стать в будущем. Из нее вышла бы замечательная ловчая. Тонкая, маленькая, юркая, с чутким носом. Но, наверное, чуть позже - Сипуха не любила задавать такие вопросы, потому что когда-то они вносили в ее нерешительную душу еще больший разлад.

Обычно болтливая шумная, на охоте она становилась значительно тише. Лапки ее двигались бесшумно, она умолкала, полностью сосредоточенная на своем деле.

Наконец, она почуяла сладостный запах дичи. Мышиная шерсть, кожа. Теплая и мягкая мышка шуршала в траве и мелкой гальке, не подозревающая о двух охотницах. Приостановилась Сипуха. Не стала говорить Лазоревке, что, где и как - пусть сама принюхивается, прислушивается, догадывается и узнает. Ей это хорошим опытом будет.

Лазоревка - маленькая хитрюга. Нечестным путем определила, в какой стороне мышка находится. Знала бы об ее коварстве не слишком внимательная Сипуха, не разозлилась бы совершенно. Лишь посмеялась бы. Нечестные пути - тоже пути, так считает кошка. Иногда схитрить грехом не будет. Хотя сама она на изысканную хитрость практически не была способна - предпочитала на все идти бойким тараном.

Птичка-невеличка пригнулась, начала красться. Лапы у нее были что надо, ловкие, длинные, мягкие, бесшумные. И стойку хорошо держала. Ей вот совершенно точно в охотницы надо. Сипуха усмехнулось незлобливо, да тоже на лапы припала. Пошла в обход, чтобы успеть мышку словить, если та вдруг заметит ученицу и кинется в сторону.

Сипуха знала, что раздражает Лазоревку. Но не знала она о том, что в юной кошечке было что-то и помимо раздражения. Дружественное, тоскливое, тихое, едва колыхающееся, как изумрудная водоросль в прозрачной воде широкого озера. Не знала, но все равно шла дальше, за ней, бок о бок с ней. Потому что любит она заботиться обо всех сирых, убогих - словом, несчастных. А ведь Лазоревка не была злой... Она была именно несчастной.

Сипуха с некоторой улыбкой в глазах наблюдала за тем, как Лазоревка играла с дичью. Себе ловчая, уже обученная премудростям охотничьего ремесла, да и ставящая во главу угла цель прокормить племя, такого давно не позволяла. Но никогда она не препятствовала игре молодых особей, давала им насладиться отрочеством, присмотреться к стезе ловчего через игру. Более того, будучи дамой не слишком серьезной, а подчас и игривой, она вполне понимала такие порывы. Охота - это весело, но только тогда, когда противник попадается соответствующий. Ловкая белка, например. Или птица, чуткая к окружению, способная улететь в любой момент. Тогда и зажигается в Сипухе интерес, азарт, тогда и бурлит кровь в жилах. А мышь едва ли была хоть сколько-нибудь достойным противником даже для учеников, особенно, если рядом с ними есть ловчий по-старше.

Но чем дольше говорила Лазоревка, тем больше зрело в душе Сипухи напряжение, густое и горькое. Речь ученицы стала нечеткой, и обеспокоенная кошка подступила к ней ближе, вглядываясь внимательно в морду. Свистящий выдох, стиснутые челюсти, напряжение во взгляде голубых глазок. Она пыталась как-то объясниться но, очевидно, ничего не получалось. Выражение морды ловчей на мгновение стало сострадательным, жалостливым.

Но быстро она взяла себя в руки, спрятала жалость. Не стала она кидаться утешать ее. Знала, что Лазоревке это совсем уж не понравится. Маленькая кошечка колючая, гордая, хочет быть сильной. Или хотя бы казаться сильной. Они были не в тех отношениях, чтобы демонстрировать друг другу слабость. Поэтому все, что сделала Сипуха - это подступила еще ближе, ласково ей кивнула и согласилась.

— Да, конечно, знакомо мне это ощущение. Когда-то и я так же по ельнику бегала. - заурчала она, и в голосе ее проскальзывали успокаивающие нотки. - Если тебе хорошо, то давай, пойдем дальше. Одной мышкой сыт не будешь. - деятельность лучше бездействия, так считала она. И деятельность, это она точно знала, хорошо отвлекает от печальных дум.

Сипуха пошла вперед, мазнув ласково хвостом по боку Лазоревки. Дала понять, что будет рядом, что поможет и поддержит, но куда не надо лезть не станет.