Когти Бурьяна, скользнув сквозь тонкие шерстинки на хвосте Горькушки, воткнулись в снег. Котёнок с облегчением выдохнул, почувствовав, что избежал их укола. Ему казалось, что когти Бурьяна ещё горячее, чем подушечка лапы, прижавшая его хвост, и скоро растопят снег. А если снег станет мокрым и скользким, ему будет проще вырваться. Но отчего-то... проще никак не становилось.
Разговор Бурьяна с Росомахой Горькушка понимал слабо, ведь в договорах, метках, свидетелях и прочих аспектах преступлений он не разбирался. Понял лишь то, что грозовой кот убил Молнию, и теперь Молния снаружи перестал быть собой, а внутри него затаился звёздный предок, готовый вырваться на волю, чуть только неба коснётся первая звезда.
Едва с губ Горькушки слетели слова о несчастном Молнии и лапа Бурьяна потянулась к его шее, в голове его точно прогремел упреждающий гром. Он почувствовал страх, но ничего не смог сделать, когда оруженосец притянул его к себе, точно игрушку. И только задержал дыхание, чтобы не задохнуться от удушающе-жаркого запаха его меха.
— Тогда почему он лежит? Он же так замёрзнуть может! Насмерть... — подскочила юркая Жабка, в невинности своей не замечая, во что превратился Молния.
— Он так и будет лежать. Потому что уже замёрз. Насмерть, — тут же раздался над головой холодный и уверенный голос. Горькушка не стал бы и пытаться с ним спорить, он во всём был прав.
— Видимо, Горькушка тоже хочет замёрзнуть. Насмерть. Также, как и Молния.
Но не в этом. Нет, не в этом. Горькушка не желал смерти, но не смог бы объяснить Бурьяну, чего хочет от своего наставника Молнии.
— Нет никого мудрее и справедливее звёздного предка, — еле слышно просипел он. И, потеряв остатки воздуха, не удержался и вдохнул. Горькушка утонул в запахе перепалок, тренировок и жарких споров. Но в голове у него неизменно звучало «Горькушка тоже хочет замёрзнуть. Насмерть. Насмерть»
О, у Бурьяна было так много причин недолюбливать его. Но самая главная, пожалуй, родилась в тот роковой день, который Горькушка хотел счесть днём своего освобождения — и счёл днём проклятия. День, когда Бурьян и его сестра наконец-то стали оруженосцами и покинули палатку, где дразнили котёнка-недомерка. Если Бурьян казался Горькушке просто вспыльчивым, шумным подростком, которому хотелось кого-нибудь задирать, то его сестру он не понимал. Временами ему казалось, что она ненавидит его хуже чем придавленная змея, а потом она словно менялась и становилась к нему ласкова. Горькушка воображал, словно лечит её от какой-то болезни злобы своим нахождением рядом. В иные моменты ему даже казалось, что только она одна понимает его, и он чувствует её самым родным своим соплеменником. Как в ту ночь перед посвящением, когда она ткнулась носом в его щёку, и котёнок-недомерок что угодно стал готов сделать ради неё.
Таяли в памяти те мгновения, когда бежал он в холодной ночи к отхожему месту и рвал под деревьями иссохшие репья, раскидывая снег. Озирался в страхе, исколол себе лапы, но всё сделал. Наутро, к посвящению, Бурьян выскочил из палатки, не заметив, что весь зад у него в репьях, подложенных в подстилку. Что было потом, Горькушка плохо помнил, потому что в страхе вжался в мох, едва услышал разъярённый вой Бурьяна. Он, быть может, хотел зваться Диколапом или Дикозверем, но судьба распорядилась так, что нарекли его Бурьяном, не то в честь диких трав, не то за задницу, украшенную репейником. Конечно, без труда Бурьян угадал виновника. А виновник столь же легко сдал своего «заказчика». И такой между всеми тремя поселился раздор, что до сих пор отдаётся напряжением, даже спустя луны.
И вот, в каком-то странном порыве Горькушка рванулся к Жабке, выдравшись из захвата Бурьяна лишь частично, и посмотрел в её глаза своими, широко раскрытыми.
— Если Росомаха с Бурьяном убьют бедненького убийцу, никогда им не увидать Молнию! — выдохнул он, в одном предложении попытавшись рассказать Жабке и что случилось с Молнией, и как недружелюбно настроены взрослые коты.
Горькушка перестал сопротивляться и обмяк, побоявшись, что Бурьян разозлится. Тем не менее, котёнок не оставлял надежд как-нибудь выбраться и удрать от него. Он приподнялся и тускло посмотрел на Молнию. Ему очень хотелось подойти и попрощаться с воителем, но вряд ли Бурьян бы его теперь пустил.
— Интересно, меня посвятят в кота ветра или речного? — спросил Горькушка уже громче, и куда-то в воздух, не обращаясь толком ни к кому — но ко всем сразу. Он надеялся, что привлечётся кто-нибудь из взрослых, и как-нибудь освободит его от Бурьяна. Хотя со стороны они, наверное, выглядели как парочка друзей, сидящих в обнимку. Особенно если не замечать страдальческого взгляда Горькушки.
Котёнок совсем не помнил Речного племени без племени Ветра и представлял их как нечто единое. Ему, конечно, пытались втолковать различия между ними, но он плохо понимал. Его мама, вроде бы, принадлежала к речным. Но хилость Горькушки казалась ему сходной с сухопаростью вересковых воителей.