Полная луна. С каждой минутой и вспыхивающей на небе звездой близился Совет племён, вселяя в кого-то лишь легкий трепет, а в кого-то дикий восторг. Львинозвёзд задумчиво прищурился, высматривая в закатных сумерках бледный небесный круг. Из поколения в поколение его свет вёл за собой к скале у Четырёх Деревьев каждого, кто чтил Воинский Закон и слово предков. Он мечтал оказаться там котёнком, был словно во сне, когда наконец попал оруженосцем. Осмелится ли хоть кто-то нарушить традицию в этот раз? Пойти наперекор клятвам, всему тому, что так дорого.
Перекрестив мощные передние лапы у груди, предводитель напряг спину, возвышаясь над лагерем на вершине своего валуна. Раскинувшая по плечам львиная грива небрежно топорщилась в разные стороны, горящий янтарём взгляд спокойно наблюдал за всем со стороны. Оставаться незаметным в самом сердце главной поляны было невозможно, но вечер речного короля, проведённый на высоте камня, в тени своих мыслей, для всех казался уже чем-то привычным. Пожалуй, он бы хотел вновь почувствовать себя молодым воином, сидеть сейчас возле общей кучи и волноваться лишь о том, чтобы не попасть в самую рань в рассветный патруль. Да, с уходом Бурозвёзда всё стало как-то иначе, но вряд ли кто-то скажет, что хуже.
Взгляд невольно попытался найти Ассоль. Дать ей шанс не было ошибкой, и её живое стремление стать воительницей всё больше это подтверждало. Прошлое с каждым днём тяготило все меньше, ответственность за принятые решения становилась привычнее. Златогривый слабо, но с воодушевлением усмехнулся: жизнь, несмотря на переломные трудности, все равно наладилась. Речное племя скинуло с себя скорбные оковы зимы, однако холода близились снова, что не могло не тревожить тех, кто смог пережить потери.
- Оцелотка, - заприметив глашатаю за выполнением своих обязанностей, Львинозвёзд медленно выпрямился с места, подбираясь пышным, вееровидным хвостом. При виде подруги детства на морде невольно блеснула улыбка - мимолётная, немного хитрая. Оцелотка всегда напоминала ему деловую, проворную пчёлку, которая в своё время так ужалила его под хвост, что он сумел стать предводителем.
- Все патрули уже вернулись? Нужно готовить племя к Совету, - сощурившись в сторону камышовых зарослей в ожидании последних отрядов, речной король выдохнул. Шестой раз уже, а всё как в первый: когда-нибудь он привыкнет к этому, а пока волнение перед сбором у Четырёх Деревьев все ещё брало над ним верх.
- Ручей в лагере? Думаю дать ей в оруженосцы Птенчик. Как считаешь, справится? - возвращаясь к пятнистой кошке, предводитель задумчиво склонил голову в бок. Своего первого ученика он получил несколько позже, но молодая воительница - дочь умершего Бурозвёзда - уже подавала надежды, как и её сестра.

Начало игры.

Под водой ему нередко мерещилось, будто всё происходящее с ним - сон. И на то была простая причина: его движения под водой не напоминали ходьбу по берегу, а потому завораживали своей иллюзорной медлительностью и плотностью. Простой взмах лапы по воздуху занял бы мгновение, в то время как преодоление водной толщи растянется на несколько плавных и тягучих бросков. Череп мог бы плавать долго, потому что перестал чувствовать холод и хорошо приспособился к движению вместе с течением и против него. Но, нечаянно подняв взгляд, сквозь воду он увидел нечёткую, расплывающуюся с каждым плеском луну. Ему пришлось ускориться в исполнении своих планов, и ещё до появления на небе большей части звёзд он выбрался на берег. Череп любил охоту. Если бы ему не требовалось нести долг перед племенем, он наверняка провёл бы в воде всю свою жизнь. Так считал он сам, не обращая внимания на ноющий от холода позвоночник и отказывающиеся гнуться лапы. Его щёки окрасились в красный: жалкие царапинки от сражения с острозубым и ловким судаком. Он уже давно привык к тому, что хорошая добыча не даётся без боя. Оруженосцем, впервые упустив рыбёшку, он вылез из воды, удручённый, разочарованный, удивлённый... "- Почему она кусается? - Она не укусила тебя. Это был её острый гребень. - Удивительно, что у нас нет гребней, им уже давно пора отрасти. Это могло бы здорово помочь в бою. - Твой гребень не на спине, юный щурёнок. Он в твоём сердце".
Череп спокойно смотрел на открытую пасть мёртвого судака. На него щерились красные от крови рыбьи зубы. И чем он хуже мёртвого кота? Чем хуже поверженного врага? У него такой же разочарованный и неверящий взгляд. Ему тоже хотелось жить, питаться и плыть меж своих берегов. Он тоже хотел убивать тех, кто поменьше. Нет никакой существенной разницы.
Череп не стал отряхиваться от воды. Он любил чувствовать, как она стекает по шерсти к лапам, капает со щек и подбородка. Ему нравился этот холод, от которого немеют мышцы. Опустив голову, он крепко схватил судака за голову и приподнял. Нижняя часть рыбины осталась свисать наземь. Иные могли наловить за раз много мелкой добычи, и Череп одобрял их. Но он любил охотиться на хищников. Это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие, хотя охота не каждый раз проходила успешно. Рыбина волочилась по земле, когда он шёл, но ему даже нравился её вес. Таким же образом Череп мог бы волочить по земле труп сородича. Разница, по-прежнему, казалась ему несущественной, но моральные нормы были таковы: большая рыба никогда не будет равна большому коту. По крайней мере, до тех пор, пока не сможет говорить на кошачьем языке.
Переплыв к лагерю, Череп спокойно прошел по поляне, волоча за собой свою чешуйчатую добычу. Мёртвый судак оглядывал невидящими, круглыми глазами лагерь, скаля острые, как иглы, зубы на проходящих оруженосцев. Черепу было всё равно, что случится с судаком дальше. Он не расстроится, если ему не достанется ни кусочка. Вкус мяса поверженного врага никогда не сравнится с чувством удовлетворения от успешной охоты на него. Вероятно, поэтому Череп даже в богатый на дичь сезон не выглядел раздобревшим.
Дотащив судака до кучи с дичью, воин увидел в ней пару свежих рыбешек. Ему было достаточно одного вдоха, чтобы понять. Медленно повернув голову в сторону Ручей, он прошелся по её шкуре внимательным взглядом. Одна из его буро-багровых щёк приподнялась в полуухмылке.
- Неплохая добыча, Ручей. Не удивлюсь, если скоро ты станешь наставницей.
Этот голос. Череп всегда удивлялся, когда после долгой и тихой охоты слышал его где-то, кроме своего разума. Почему он родился с таким голосом, с такой задумчивой, скуластой мордой? Всему свету назло? А Ручей, впрочем, принадлежала к другому миру. Он не удивился бы даже увидев её новой глашатой своего племени. Что и говорить, он никогда не старался держаться в одном течении с такими, как она. Ему это было чуждо. Уместив судака так, чтобы он не сильно высовывался из кучи, Череп ушел в сторону, к самому краю лагерного берега. Львинозвёзд, словно камень, отмечающий знакомый поворот, уже возвышался на предводительской скале, Оцелотка обреталась неподалёку от своего лидера, так что, и собрание племени не должно было заставить себя долго ждать. Череп склонился над водой. Иногда ему казалось, что у него вполне себе неплохая внешность, в иные мгновения он отмечал, что выглядит как иссушенный старик, особенно, когда день его преисполнен неудач. Опустив лапу в воду, он смывал кровь с царапин на щеках. Если Львинозвёзд решит взять его на Совет, ему не стоит являться туда в таком виде. А если и не решит... что же, он всегда может нырнуть в воду прямо с этого берега и провести ночь у реки, как любит. В ночь Совета нельзя спать, даже если остаёшься в лагере. Череп давно взял это за правило. Ночь Совета волшебна, она будоражит ум, а звёздные предки в эту ночь спускаются пониже, чтобы поглядеть на своих несчастных потомков и помочь им если не добрым советом, то своим мягким, невидимым присутствием.
"- Ты думаешь, предки действительно будут говорить со мной, Черепок? - Конечно. Более того, они смотрят на нас прямо сейчас и уже готовы поговорить. Скорее прыгай в воду... - Никто не говорил со мной, не было никаких предков. - Хм-м... странно. Возможно, надо было дольше держать твою голову под водой. - Нет уж, в следующий раз сам туда прыгай! - Больно надо... найду кого посговорчивее".
Череп тихо усмехнулся, глядя в свои глаза, отражающиеся на воде. Он не любил Совет, но любил ночь Совета, и верил, что в одну из таких ночей нечаянно мигнувшая звезда может оказаться его матерью, ждущей сына у серебряного пояса.

Начало игры

   Этот прохладный вечер, плавно перетекающий в тихую звёздную ночь отзывался в душе пятнистой глашатаи каким-то особенным волнением, от которого приятно покалывало подушечки лап, с лунами загрубевшие от активной жизни в Речном племени. В нетерпении царапнув мягкую из-за недавних дождей землю, кошка пристальным взглядом обвела "дремавший" после дневной суеты лагерь, на мгновение задержавшись на знакомой морде каждого соплеменника доступного сейчас её глазам, что в сумерках сверкали особенно ярко, вспыхивая искрами зелёной бирюзы.
   Близился час Совета. Пограничные патрули уже вернулись с хорошими новостями - в последнее время на границах Реки не было замечено ни одного нарушителя, и пусть Оцелотка знала, затишье временно (иначе в лесу не бывало), было приятно хотя бы на мгновение перевести дух. Она никому никогда не призналась бы, что новые обязанности и возложенная на её пятнистые плечи ответственность поначалу сильно источала её моральные силы, но себе лгать золотистая воительница не привыкла, а потому не могла игнорировать очевидный факт. Каждый новый день ей приходилось убеждать себя, что предводитель не ошибся в выборе, и что опыт, как и мудрость придёт с лунами. Нужно только подождать, ведь не бывает всего и сразу.
   Никак не выдав своих тревог внешне, самка шумно выдохнула, выдворив из лёгких воздух холодного сезона, что укрыл землю опавшей с деревьев листвой, снова порыскав по поляне неприступным взглядом уже в поиске своей взрослой ученицы. Не отыскав пушистый светлый мех своего оруженосца, Оцелотка вспомнила, что сама отпустила Вьюголапку на охоту с Ливнем. Судя по тому, что воина не было видно поблизости, охотники ещё не вернулись, в то время как Череп и Ручей уже были замечены ею рядом с общей кучей добычи, обсуждая, надо полагать, хороший улов, когда к ним подошла Щербатая.
   Невольно увлёкшись мыслями о благополучии родного племени: о том, как тяжело Река оправилась после потери мудрого и уважаемого Бурозвезда и о том, как быстро его приемник восстановил боевой дух речных воинов, пятнистая глашатая, дав себе смачную ментальную оплеуху, резко вздернула голову вверх, посмотрев на заговорившего с ней Львинозвезда, который все это время молча отдыхал на излюбленном валуне в  самом центре лагеря.
- Патруль вернулся, на границах спокойно, - звонким голосом ответила она, дернув золотистым ушком прислушиваясь к шуршанию камышовых зарослей у входа в лагерь.
- Охотники прибыли не все, но у нас ещё есть время дождаться их. Ручей только что как раз вернулась с охоты, - отыскав взглядом серую шерстку молодой воительницы, Оцелотка кивнула, одобряя выбор Речного короля.
- Им обоим это пойдёт на пользу, - обвив длинным хвостом лапы, кошка снова посмотрела на своего лучшего друга. - Ручей может многому научить Птенчик, если она станет Птичкой. В том числе сможет вселить в неё большую уверенность в себе.
Она умолчала о том, что её слегка беспокоит робость родной племянницы, но в случае с Львинозвездом в словах не было нужды. Глашатая знала, что кот в любом случае поймёт её правильно.

Отредактировано Оцелотка (20.09.2018 14:19:10)

► детская

Табун мурашек промчался от шеи к кончику хвоста, стоило первому легкому порыву взъерошить короткую шерсть маленькой кошки. Хвост дробно задрожал по ветру и прижался к подобранным друг к другу лапкам, непроизвольно выгибая спину дугой от позы. Не так от холода - все таки речные малыши закаленны играми в водt получше некоторых соседей, - как от осторожного ожидания, прощупывая внимательным взглядом обе стороны лагеря, привычным ритуалом осматривая свой дом.

В мглистой полутьме Птенчик, перво-наперво, различила знакомый профиль лидера, склонивший голову в сторону своей верной помощницы. Это была, несомненно, Оцелотка, чей звонкий отклик в голосе было невозможно спутать ни с кем. Птенчик ободрилась, заметив знакомую кошку и уже совсем позабыла о холоде, медленно, аккуратно переставляя лапками в сторону скалы, попутно размышляя о предводителе как о первом увиденном, за сегодняшний вечер, образ. Не заметить кота было невозможно, воспринимаемый маленьким разумом как неотделимая часть Реки, и валуна в частности. Ох, как же ей все время хотелось взобраться на камень и обыграть самую любимую игру котят в предводителя.

— Д.. кхм..Доброй ночи, - Птенчик прижала ушки, пока тонкий голос с успехом сформировал приветствие к котам, находившихся в радиусе ее слышимости и тут же потрусила с периферии чужих взглядов, перед этим забегав глазами, куда бы отправиться. Уже на ходу она отвернулась и досадно выпятила нижнюю губу после своей ломанной фразы. Ну вот не получается с первого раза сказать так, как нужно и как ей бы хотелось. Уверенно. Сильно. И все это не про нее.

Замерев возле небольшой заводи, пятнистая опустилась на корточки к кромке воды, и принялась как можно медленнее лакать холодную воду.

Отредактировано Птенчик (19.09.2018 01:11:24)

Хмурость осеннего неба заставляла задумываться, впадая в бесконечный водоворот мыслей, навевающих грусть и некую тоску, что заседали в глубине души серым осадком. Дымка осталамь с утра в лагере, зная, что сестра ушла на охоту, и нетерпеливо ожидала её возращения. Без дымчатой сестрёнки становилось одиноко, и полосатка с тоскливым взглядом на мир обвивала саои худощавые бока хвостом, точно утешая себя тёплым объятием. Частички совести задевали разум, тревожа мыслью о том, что ей так же следовало бы посвятить время чем-то более полезному, нежелипридаваться паршивому настрою, но решение дождаться Ручей преодолевали любые другие планы.
Серебристая шерсть развивалась под силой ветра, что достпвляло неимоверное удовольствие, и Дымка причтно щурилась. После непродолжительной дрёмы воительница чувствовала некие отголоски головной боли, от которой было сложно скрыться, но та поспешила пожалеть себя лишний раз, избежав посещение целителя, ссылаясь на временный недуг, что пройдет под влиянием занятости. Прикрыв лапы пушистым хвостиком, огнеглазка выжидала момент возвращения родственницы. Ей в голову успели прийти те самые навязчивые выдумки, которые строятся в головах безумных существ, когда предмет их бескрайней любаи попадает в передрягу, и с ним происходит что-то неладное, однако Дымка вовремя мотала головой, отгоняя кошмары и надеясь на великую силу сестрицы, что справится с любой трудностью — она верила в Ручей всем сердцем.
Серач шубка мелькнула на входе в лагерь, и юница метнулась к ней, широко, слегка задумчиво улыбаясь.
— Неплохой улов, ты умничка, — подходя ближе к вернувшейся сестре, негромко пролепетала Дымка. Она прижалась тёплым боком к Ручей, дабы хоть немного согреть её после прохладных вод реки, и ткнулась носом в макушку в знак приветствия. — А я уж успела соскучиться по тебе.

Бежевичка сладко растянулась на главной поляне, щурясь в лучах теплого солнца. Облака быстро текли по бескрайнему голубому небу, изредка приобретая разнообразные формы, которые Бежевичка определяла как воздушных насекомых или белоснежных рыбок. Кошка не была лентяйкой, и все соплеменники прекрасно знали, что она готова в любой миг подорваться и попроситься кому—нибудь в помощники, однако окружающим было спокойнее, когда активистка их не трогает. Пока у юной кошки было море энтузиазма и стремлений помочь и мало опыта в бытовых племенных вещах, поэтому частенько с ней было больше мороки. Краем сознания кремовая понимала это, но пыталась не унывать, рассчитывая, что со временем будет приносить реальную помощь племени. Улыбка сошла с ее губ. Прикрывая глаза, малышка уже видела себя бравой и самой нужной воительницей, а еще позже — предводительницей. Эти мысли согревали сердце лучше всякого яркого солнца. Юная кошечка приподнялась немного, чтобы осмотреть поляну в поисках нуждающихся в помощи несравненной Бежевички.
Тут к ней грузной походкой подошел приемный отец, и кошечка радостно с ним поздоровалась. Она надеялась, что он ей предложит помощь, однако он просто решил справиться о ее делах и успехах. У нее с ним были весьма странные отношения, и даже в юном возрасте кроха понимала, что они не совсем обычные. Этот кот всегда хмурился и делал очень напряженное выражение морды, когда направлялся к ней. Иногда тепло улыбался, но за улыбкой явно крылись неловкость и словно бы вымученное поведение. Зеленоглазая не помнила, когда заметила неискренность в его глазах, однако приняла это со странным детским пониманием. Она всегда четко осознавала, что у нее приемная семья, и она не должна требовать к себе слишком много внимания. Бежевичка тепло относилась к отцу и всегда была позитивна к нему, в глубине души питая двоякие чувства. С одной стороны было приятно, что он старается и пытается с ней общаться, это было важно, однако все равно ощущалась взаимная неуютность. Спросив базовые вопросы и получив вполне обычные веселые ответы, старший кот потрепал кошечку по голове, улыбнулся себе под нос и пошел прочь на зов соплеменника. Бежевичка улыбнулась ему вслед, думая о том, что ей все же приятно такое внимание, выделение…
— Отец! — пронзительно и оглушительно звонко воскликнул знакомый голос, и кремовая кошка резко обернулась на источник. Это был Ураган, который побежал за отцом, но тот намеренно игнорировал своего сына, и, кажется, другие не хотели в это вмешиваться, лишь недовольно и осуждающе вздыхали, уже давно оставили попытки помочь им наладить контакт. Зеленоглазая почувствовала укол совести и резко отвернулась от душераздирающей сцены. Она была мала и не понимала всей трагедии, всей сути, однако видя, какие эмоции на морде у ее брата, который был ей роднее всех, начинала переживать, а в груди нарастала тяжелая глыба стыда за свои «нормальные отношения» с отцом. Ураган бросил попытки догнать своего родного отца, того, кто отчаянно его игнорировал и с Бежевичкой вел себя роднее, чем с родным сыном. Старший брат в злобе выпустил когти, и кремовой захотелось ретироваться, однако она пересилила себя и решила подойти. Встав и начав осторожно шагать, кошка лелеяла мысль о том, как им вместе будет хорошо и здорово проводить время.
— Ураган? Эй, комочек шерсти, может… поиграем? — предложила она, состроив невинно—веселую мордашку тем самым пытаясь отвлечь от мыслей об отце.

Кремовая кошечка с глупой улыбкой застыла, наблюдая и осознавая, как сильно напряжен ее неродной брат. Казалось, еще немного, и его шерсть станет такой же острой, как и у ежа. Злоба и обида накрыла его с головой, и это было опасно для всех ближайших. Малышка потупилась, пожалев на миг, что решила подойти, однако представив, что она от него скрывается, стало тошно. Уж лучше попытаться помочь, чем трусливо прятаться. Разве будущие предводители так себя ведут?  Напротив, они помогают всем и каждому в своем племени. Бежевичка внутри себя тяжело вздохнула. Ураган всегда был самым лучшим и хорошим другом, неоднократно выручал и поддерживал, был практически всегда рядом. Странно вышло, что с ним общение пошло теснее всего, и кремовая была вовсе не против, так как  чувствовала, что не сможет справиться с одиночеством без возможности разделить спокойные глубокие вечера с кем—то. И нельзя было просто так смириться с потерей друга. Бежевичка знала, что если они поссорятся, то точно иссякнет от слез и умрет под ближайшим кустом. Ураган занимал слишком много места в ее жизни, хоть кошечка порою об этом забывала. Но кем бы была Бежевичка без своего этого пушистого комка меха? Смогла бы влиться в семью без него? Смогла бы гордиться собой и своим именем? Однозначно, кот был для нее очень многим и жизненно необходимым.
— Поиграем? Я уже не котенок, чтобы тратить свое время на пустые детские игры, — едко, упиваясь каждым словом, выплюнул Ураган. Это был так на него не похоже и похоже одновременно. Пока серый с белым кот говорил, зеленые глаза  наполнились слезами, что обещали вот—вот скатиться по щеке молодой кошки. Она выдавила из себя такую же едкую улыбку, какая была на морде у Урагана. Что могло ранить больнее? Была ли в мире вещь, способная сжечь душу до самого тла? Несомненно, была. Кремовая кошечка поджала губы и вздохнула, пытаясь говорить без предательских слез, которые, она чувствовала, так и норовили скатиться. Хотелось вытереть их лапой, однако больше всего желалось дать почувствовать Урагану, что он допустил своими словами.
— Ты прав, — выдохнула она, едва не срываясь на плачь. Но эти два слова были настолько тихими, что кремовая была даже не уверена, услышал ли их ее… друг? Кто он теперь? Захочет ли он с ней общаться? А хочется ли ей общаться с ним и дальше за такую грубость?.
— А ты, видимо, все та же глупышка, если не понимаешь, когда лучше просто не вмешиваться, — добавил старший кот, и кремовая вспхлипнула. Бежевичка понимала, что должна  быть сильнее и выше этого, однако в силу своего возраста, это было крайне тяжело. Хотелось занести лапу и врезать своему ошалевшему, но все еще другу звонку пощечину, но мягкость характера не давала позволить это.
— Извини, — сухо мяукнула она, злость и обида наполнила ее от кончиков ногтей до кончиков ушей. — Видимо я действительно зря, — с яростью и уже злыми слезами мяукнула она, — зря я решила помочь тебе, отвлечь, развеять, мышеголовая твоя голова! Видимо, тебе в радость выпускать свою злость на меня, да? Я же Бежевичка, да, мышеголовая кошка! Да, давай покричим друг на друга, а потом я покричу на воду, ведь проще всего обидеть и задеть того, кто стремится помочь? — повторила слово в слово слова их матери, которая вбивала котятам в голову, что негатив проще всего выплеснуть на ближнего, хотя от него можно избавиться разными безопасными способами. Бежевичка неуклонно следовала ее совету, пытаясь найти новые способы... Например, мама говорила, что стоит выплеснуть обиду на свою добычу, поругать ее, а потом злостно съесть. Сразу легче станет. Кремовая уже кричала пару раз на рыбку, и, кажется, в ее  пустом взгляде однозначно было понимание. — Знаешь что, давай, да, выскажи мне все, что обо мне и обо всех думаешь, да, покричи, да, ты ведь знаешь, я всегда тебя буду слушать! И пусть мои уши завянут от твоего гнилого языка, пусть, я же Бежевичка, Бежевичка все стерпит! Достал! Надоел! — тяжело задышав, кошка вцепилась когтями в землю. — Когда я стану предводительшей, я обещаю, я буду помнить твои рыбоголовые слова и буду заставлять тебя чистить подстилки всю твою жизнь!

После всплеска диких несуразных эмоций, на душе стало слишком пусто, будто вся тяжесть тех слов, что вылетали из будто бы чужой пасти, растворилась в напряженном свинцовом воздухе. И странную пустоту стало наполнять горькое сожаление, сжимающее все в груди, заставляя дрожать и ощущать, как все внутренности сжались от нахлынувшей волны тревожных чувств. Взгляд, до конца не осознававший бездумные едкие слова, застыл где—то между лап чужих, но таких знакомых лап. Помнится, в раннем детстве друзья даже мерились лапками и изучали цвет своих подушечек. Такие мягкие, нежные, немного грязные, пушистые лапы. А там, выше, если только осмелиться поднять вмиг отяжелевшую голову, определенно, будут ясные, немного печальные и наполненные болью, но вечно ясные голубые глаза. И чего бояться, взглянуть, пересечься с ними, узреть свое отражение зеленых глаз, что выражали бы лишь испуг не то реакции будущей, не то злобы ясных глаз, не то самой себя. Уйти бы прочь, оставив это все с ним наедине, и пусть захлебнется в ее эмоциях, да сил нет, не жалко, а просто нельзя перешагнуть себя и оставить самого близкого и родного наедине с печалью. И извиниться бы, да рот словно скован древесной смолой, и не разлепить никак. А на глазах, зеленых, тусклых, лишь яркие слезы, что не прольются по щеке, а застынут в немом неясном укоре. Прижаться бы, да вроде бы чужая резко и нельзя…
Надо быть лучше. Сильнее, умнее. Каждый день кремовая обещала быть лучше, чем вчера. И что же теперь? Поддалась эмоциям, как совсем котенок, а столько было обещаний себе, что будет вести себя взрослее. Сжав зубы, Бежевичка почти в бессилии замотала головой, словно говорила «нет» несказанным ею извиняющихся слов. Нужно было поступить иначе. Говорить другие слова! Нужно было вовсе не делать ничего столь бездумного и эмоционального. Нужно было… Столько мыслей о том, как нужно и не нужно было делать и говорить, а сейчас что сказать?
— Нет, — тихий—тихий шепот. Как тогда бывало, когда они вместе разделяли детскую, Ураган тихонько пересказывал ей всякие слухи и последние новости с поляны. Бывало, шептал на ушко всякие смешные любезности, что заставляли смутиться да прижать ушки в щекотке к макушке. А теперь, тот самый шепот был не тем теплым и веселым, а словно бы на последнем выдохе, словно в этом «нет» была такая же горечь, что и в глазах маленькой Бежевички. И взглянуть в голубые глаза все еще нет, но голова сама поднимается, а зелень очей стыдливо ищет ответа неба Урагана. Стыдно и за себя, и страшно теперь от реакции старшего, словно вмиг поменялись местами, шкурами, телами… Теперь ее крест нести вину, и та прежняя мимолетная обида на редкость резко улетучилось. Хотелось лишь одного, сохранить то тепло, дружбу, своего друга… Даже не страшно было потерять общение, совместное времяпровождение. Страшнее всего было стать темным пятном в жизни такого замечательного кота, который способен на многие чудесные чувства. От этого осознания даже отголоски злости и обиды совсем ушли на нет, и в глазах прояснилось дикое осознание, что она сама не позволит, чтобы некогда крепкая чувственная дружба прекратилась именно сейчас. От волнения и осознания, что они оба  идут по краю дружбы, что висят на краю скалы, по телу пробежала предательская дрожь.
— Прости меня, — и вот виноватый, немного смущенный взгляд голубых очей. Кремовая, печально улыбаясь, покачала головой, мол, пустое, не страшно. Ведь это было действительно не страшно, не стоило больше того. Все, что они сделали, наговорили друг другу — это ничтожные слова, которые не должны были сломать их, испортить души, оставить рану на сердце. — Все, что я сказал... Слушай, я правда не хотел. Я знаю, что был рыбоголовым дураком сейчас, но... Не дай мне все разрушить, — тихо мяукнул Ураган, позволяя кремовой решиться тихонько и осторожно его приобнять хвостом. Почему—то очень сильно хотелось коснуться кота, показать, что все в порядке, что все забыто и проглочено. Бежевичка мягко и тепло улыбнулась, стирая другой лапой с глаз слезы.
— Все в порядке, комочек, — отозвалась она, кладя свою маленькую лапку на лапу кота. — Ничего не стоит наша дружба, если мы не можем переступить через подобные мелкие… неприятности, — вновь слова мамы. Мать поучала, что нельзя нести с собой вечную обиду, и что настоящие друзья даже если вдруг, не дай Звездные Коты, позволят себе обидеть  друг друга, то смогут простить в последствии и дать еще шанс. — Просто… Я ведь хотела помочь, — объяснила кремовая. — И мне жаль, что я на тебя сорвалась. Извини. Но я очень хочу, чтобы мы с тобой больше не ссорились, ладно? Я думаю, что это неправильно. Ты ведь самый лучший комочек у меня, верно я говорю, да? — и кремовая мягко тыкнулась носом, хотя в душе почему—то после бури, и после, казалось бы, завершения конфликта, разрасталась тяжесть той ушедшей обиды. И странно это было, и неправильно, но в груди что—то сжалось, а в голове отпечаталось так, что эту ссору она будет помнить еще долгое, очень долгое время. Бежевичка не понимала себя, почему это чувствует. Она отстранилась, ничем не высказывая свое ощущение.
— Я не могу оставить тебя одного в таком настроении, в котором ты иногда пребываешь, — призналась маленькая кошечка, отведя взгляд. — И я думаю, что мне проще будет если ты еще раз со мной сорвешься, чем оставить тебя наедине пыхтеть и дуться. Даже если тебе так проще, я не могу. Понимаешь? Пусть это будет на твоей совести, комочек, — и, развернувшись, словно бы не в силах выносить телесную близость, кошечка медленно пошла прочь, куда глаза глядят. На сердце была трещина. Сейчас она ощущала себя дичайшее несчастной, и слезы хотели снова политься рекой, но кремовая, всхлипнув совсем тихонько, стиснула зубы, пытаясь не позволить ни одной слезинке упасть. Но они падали, и кошечка всхлипнула, сожалея, что не может сдерживать свои эмоции. Но это ведь лишь пока, верно?

На поляне стало заметно шумно: должно быть, чувствуя скорое приближение знаменательного события, не дожидаясь призыва своего предводителя, речные воины начали активно выползать из палаток, а судя по мелким пушистым комочкам у тех под лапами, котятам и оруженосцам тоже не сиделось на месте. Буквально на глазах лагерь приходил в беспрестанное движение. И неважно что каких-то пару мгновений спустя, увидеть можно было лишь вернувшихся охотников, целителя, да речного короля на его валуне. Впрочем, Оцелотке пришлась по душе такая смена «обстановки» - в речной лагерь будто бы разом вдохнули жизнь, но как бы ни хотелось принять в ней прямое участие, пятнистая глашатая, проявляя чудеса взращенного лунами терпения держала ответ перед Львинозвездом, выражение морды которого сменилось недовольной хмуростью после ее слов.
   - Двуногие потихоньку отчаливают от наших берегов, - по тону голоса, ставшего чуть приглушенным, можно было понять, что кошке не нравится говорить об этих тварях, с которым приходилось вынужденно соседствовать каждый сезон Юных листьев вплоть до Падающего листопада. И пусть на этот раз большой угрозы лесным обитателям эти глупые бесшерстные создания не несли, Оцелотке приходилось с трудом мириться с собственной беспомощностью – прогнать их со своей территории коты были не в силах.
   - Их плавающих приспособлений почти уже не видно на реке, как и хлипких палаток на суше, - она знала, о чем говорит, потому как лично прошлась по тем местам несколько раз, прежде чем более-менее успокоилась на сей счет. – С каждым днем вонь Двуногих ослабевает, да и рыбу они сумели переловить не всю, скоро нам снова можно будет возобновить там охоту. Голые деревья близко, нужно к ним как следует подготовиться, - произнеся последнюю фразу больше для себя, она невольно отыскала взглядом Щербатую.
   «Достаточно ли у нее запасов лечебных трав? Надо будет выделить ей помощника по их сбору, мало ли…»
На реплику о соседних племенах и Звездопаде, золотистая глашатая неопределенно фыркнула. Возможно будь они наедине, подруга бы высказала свое мнение о том, что предводитель Реки не должен беспокоиться о ком-то кроме своих соплеменников, но вокруг сновало слишком много лишних ушей, да и Львинозвезд давно вырос из того возраста, когда кошка могла его отчитать в свое удовольствие.
   Хотя… это же Оцелотка. Все-таки уши стали единственной причиной ее молчания, мда…
   Решив для себя, что доклад окончен, пятнистая легко поднялась на все четыре лапки, сладко потянувшись, поиграв перекатывающимися мышцами под лоснящейся шкурой. Выпрямившись же, она отошла от валуна речного короля, снова присев неподалеку, так как уже поняла, что предводитель предпочел посвятить котят в оруженосцы до Совета. С этими мыслями она в упор посмотрела на Птенчик, когда над поляной раздался зычный голос большого и лохматого котищи, который сумел за малый срок взыскать уважения к своей царственной персоне.
   Кто бы мог подумать. Порой в моменты редкого самоанализа, самка до сих пор с трудом верила, что для них с Львиносветом все сложилось так, а не иначе.
   - Пусть все коты, способные охотиться самостоятельно, соберутся у Скалы племени, - разумеется, все сразу начали подтягиваться ближе, а сама глашатая прекрасно понимая важность развернувшегося события, бросила один единственный тоскливый взгляд на вожделенную рыбу в куче общей еды – голод ударил внезапно, скрутив до боли внутренности, однако пересилив себя, золотистая обратила ясный взор бирюзы на Скалу племени.
   «Перекушу после Совета», - решила она про себя, отвлекаясь тем, что, скользнув по толпе соплеменников взглядом, отыскала Ручей, к которой уже ласково жалась ее сестрица – Дымка.
   «Она действительно достойна получить сегодня ученика. Львинозвезд не мог выбрать кандидатуры лучше», - кошка понимала, что суровый наставник может еще больше запугать робкую Птенчик, самой Оцелотке в свое время повезло, что Вьюголапка только с виду казалась неженкой. Глашатая знала, что ей до сих пор во многих аспектах не хватает сдержанности, но поклялась себе стать надежной опорой для своего племени, старательно погашая пламя гнева ледяной волной.

Отредактировано Оцелотка (20.09.2018 21:25:45)