нагретые камни
[indent] Длинный кровный шлейф тянулся вслед за отрядом речных, разбитых и уставших возвращающихся домой. Не чувствуя ни усталости ни боли, одержавшая вверх в собственном бою, Ракушечница однако не испытывала ничего, кроме отвращения. Отвратительным было все. Отвратительным был проигрыш, и его вяжущий привкус на языке. Отвратительным было бессилие и самодовольные морды белкоедов. До дрожи в натужных мышцах, до ненависти, заполняющей все ее сердце, хотелось уничтожить их всех. Наплевав на Воинский Закон и принципы, что на деле оказались лишь лживой мантрой. По-настоящему сдерживающей ее от того, чтобы сделать то, на что остальным не хватило решительности, сил и.. видимо, благословения Предков.
[indent] — Покажись Сивой, — сухо и бесцветно бросила воительница Изморози, когда они оказались в лагере, окружённые встревоженной толпой соплеменников, и необходимость подпирать плечо друга резко отпала. Окинув воителя чуть обеспокоенным взглядом, Ракушечница отвернулась, оставив его в заботливые лапы целителей. Разговаривать с кем-то, смотреть и ловить на себе чужие взгляды, не было никакого желания, и она молча хотела уйти в тень палатки, но ее планам было суждено на время отложиться. Ручей Звёзд созвала собрание, и кошка слабо повела ухом на ее голос, не понимая, что ещё здесь можно было сказать.
Ободрить племя? Сказать, какие они все храбрые и сильные, как отчаянно боролись до последнего, но не добились по итогу ничего? Ракушечница итак это знала, и побольше многих.
[indent] Взгляд равнодушно скользнул по рваным шкурам соплеменников, из рядов которых вскоре выступили котята — их шкуры были такие девственно-чистые, до нелепости ситуации не испытавшие на себе ещё когтей врага и жестокостей кошачих натур. В голубых глазах промелькнул огонёк надежды: может быть, вот она, ее будущая отдушина после разочарования сегодняшнего дня?
[indent] Но Ручей Звезд рассудила иначе.
[indent] Ракушечница удивлённо покоилась на Изморозь и Щуку, так же как и первый удостоенную чести стать наставницей, и что-то внутри неприятно дрогнуло. Оборвалось.
[indent] — Что?! — наверящее прошипела Ракушечница, оскорбленная и задетая жестом предводительницы, разглядевшей в других воителях потенциал, которым обладала не меньше — а то и больше — она сама. — Значит так ты поощряешь проигравших? Давая им учеников? — фыркнула кошка, раздраженно взмахнув хвостом и делая шаг вперёд. На губах все ещё чувствовался привкус крови грозового глашатая. И шерсти Сороки. Ракушечница брезгливо поморщилась и, демонстративно сплюнув на землю, сделала ещё один шаг, оказавшись вплотную к лидерше. — Я выкладывалась на всю. Сражалась, цапову мать, за это племя, за тебя, свою предводительницу! Я одолела двоих... двоих грозовых и не заслужила даже собственного оруженосца? — ее голос повышался от нарастающих эмоций, и плевать она хотела на то, как это могло быть расценено остальными. Ее светлая шерсти вся была испачкана в чужой крови, и голубые глаза, устремлённые лишь на фигуру дымчатой кошки, сверкали праведным гневом. И непониманием.
[indent] — Ты такая же, как она, — пренебрежительно бросила кошка, стрельнув взглядом на сидящую поодаль Оцелотку. — Говорите и обещаете золотые горы. Просто смешно. И не надейся, что метки и рыбные кости исправят ситуацию и наш проигрыш, — в голубых радужках полыхнуло ледяное племя.
[indent] — Зато честный.
[indent] Ракушечница скривила губы в улыбке, нехорошей улыбке, насмешливо склонив голову перед лидершей, прежде чем отступить на уважительную дистанцию.