- Нужно будет с ней поговорить об этом, конечно.
Молния соглашается тихим вздохом. Наверное, действительно нужно. Крапинке лучше знать - это его семья. Каждый хочет сделать для родных все, что может, и за попытки обезопасить Осолапку друга осуждать нельзя. А уж то, как на самом деле считал Молния, было неважно.
- Да, пожалуй. Только... не наседай. Я заметил, она у тебя впечатлительная. Еще ляпнешь жути какой-нибудь.
Из уст вырывается добродушный смешок с отголосками грусти где-то поодаль.
Взгляд цепляется за двоих, прошедших мимо.
Сколько еще нужно допустить игнорирования. Сколько еще можно думать только об идеи влюбленности. Почему это чувство - спокойное, тягучее, пусть и порой ранящее - вдруг преобладает над масштабами событий. Безответственно. Грубо. Непозволительно. Будто их это, все происходящее, вообще не волнует. Исподлобья - провожая.
Молния стискивает челюсть, стараясь выглядеть как ни в чем не бывало, и из-за этого тело сводит, крутит. Лёгкие будто ошпарили кипятком - все внутри булькает, переворачивается, скребется. Если это заставляет забыться обоих, то был ли Молния вовлечен по-настоящему?
Все это - блеф и фарс. И ему за себя тошно.
Но во взгляде - лязг скрещенных мечей. А в груди тесно. Очень тесно. И очень больно.
Ревность впервые показалась наружу уродливый головой. И Молния смотрит ей в глаза.
Как бы он не старался быть действительно хорошим, какие бы мягкие углы не имел его характер, от раздражения где-то на подкорке ему не уйти. Побежит, - и обязательно споткнется.
Однако именно этой гонки сейчас так не хватало. Лагерь не впервые душил, хватал за горло, прижимал к земле, но если раньше оруженосец считал это проверкой на мнимую выдержку, то сейчас не знает, что думать. Все эмоции, копившиеся грузом, достигали опасной отметки извержения, и Молния чувствовал, что еще чуть-чуть, - и все взлетит на воздух.
- Да ты тут как дрожащий листик — весь промок, ты явно в воде побывал!
Присутствие друга рядом, бесспорно, успокаивало. Отчасти он помогал тем, что неосознанно сдерживал шквал - не мог ведь Молния сорваться на Крапинке. Не имел на это права. Стоило пятнистому попытаться помочь, как он тут же зачихал, что вызвало наконец улыбку - она разрезала морду наискосок, полоснула небрежно, и знал бы Крапинка, насколько сейчас это оказалось необходимо. Грузная лапа снежным комом обрушилась на чужие плечи, грубо притянула к себе, а лобастая голова словно покорно уткнулась в бурый затылок.
- Пустяки, просто слегка лапы помочил. Помочь даже не пытайся - это бесполезно. Само как-нибудь, а там уже и приведу себя в порядок.
Отпустил так же быстро, как и прижал.
В густом плотном воздухе все было по-прежнему, стоило вынырнуть из собственного панциря мыслей. До ушей донесся обрывок разговора Ракушечницы и Ручей Звезд. На поляне появился Подберезовик. А затем и Полоз с...
"Предки".
О новом члене племени думать пока не хотелось - все сейчас так натянуто внутри, что Молния не понимает, откуда взялось столько самообладания. Возможно, все не так плохо, но дураком он не был - в лесу практически одинаково относятся к нечистокровным, оказавшихся в племени. Лапы понесли сами.
"Давай позже".
- Ручей Звезд, Чащобник, - поприветствовал кивком головы оруженосец. - Если отправимся на охоту сейчас, возможно, вернемся не очень поздно, - обратился Молния к Ракушечнице, самостоятельно предоставляя ей учеников из разговора ранее; хвост будто сам качнулся в сторону так же свободного Крапинки.
Сейчас сидеть было нельзя. И ждать с моря погоды - тоже.