Черноликий с хитрым прищуром наблюдал за реакцией сестры, ни на секунду не сомневаясь в том, что речная примет его вызов. Один только миг — на чужой мордашке отразилась хищная ухмылка, сигнализирующая о скором начале боя. Кот и сам не заметил, как азарт окутал его с головой, туманя разум и очерствляя сердце. Какая-то мелкая, но очень значительная деталь скрывалась в глубинах его подсознания, изо дня в день подталкивая юнца к самым неожиданным свершениям. Что это было? Галчонок и сам не знал. Чувствовал только, что внутри сокрылась неутолимая жажда эмоций и ощущений, независимо от места, времени и обстоятельств. Кажется, у смолистого даже покалывало в подушечках лап.

— Спокойно, — крупная фигура загородила старшему оруженосцу весь обзор на чернобокую сестру, одним резким словом оборвав не только этот "душещипательный" разговор, но и не дав начаться, возможно, самой прекрасной тренировке на свете! Что ж, этого стоило ожидать. Как жаль, что Галчонок даже не смог ослушаться этого приказа. Из осторожности или же из уважения, как к наставнику своей сестры — уже не важно. Череп это тебе не мамочка. Череп церемониться не будет, — Все "покажи мне" будут реализованы после собрания.

Впрочем, даже хмурый взор и серьезный тон серо-бурого не смогут убить этот дотошно позитивный настрой Галчонка. Сдвинув бровки и состроив не менее тяжелый взгляд, котик коротко кивнул. А после, не в силах больше играть столь сложную роль, вновь расплылся в ехидной улыбке, метнул пару взглядов сторону Чернички и довольный убежал слушать громогласную речь предводителя. Чего уж таить, собрание его интересовало мало. Скорее уж он сгорал от нетерпения, желая поскорее смыться из под скалы и, как волчок из сказки, укусить Черничку за бочок. Но пропустить такой праздник и совсем никого не поздравить — будет крайне некультурно с его стороны. Что бы с ним стало, если бы во время его посвящения все занимались бы своими делами и забыли о нем? Наверное, он бы очень расстроился. Котик повел ухом. Нынешняя цель? Поздравлять. Хоть и слушал он не очень внимательно, выкрикнуть имена новопосвященных оруженосцев был просто обязан. Громко. Чтобы все слышали.

Собрание было окончено. С довольной моськой озираясь по сторонам, он вдруг заприметил знакомый серебристый силуэт.

— Дымка! — встрепенулся, разулыбался и спешно вскочил на лапы.

— Галчонок, собираюсь проверить твои навыки, поэтому советую в эту ночь хорошенько выспаться. Но утром не забудь перекусить, после чего я буду ожидать тебя на тренировку. Если найдешь время подготовиться и размяться, то пойдет лишь тебе на пользу, — серьезно молвила наставница. Смутило ли это Галчонка? Ни капли.

— Будет сделано! — заверил её ученик, — Удачи тебе на совете, — добродушно промурлыкал он, а после, ведомый собственным интересом, аккурат добавил, — Только... Ты ведь расскажешь мне, что там было? Уж больно интересно. Уверен, опять эти чужеземцы устроят какой-нибудь балаг… В общем, хорошо тебе сходить.

И, провожая эту туманную фигуру взглядом, серьезно задумался о том, чтобы лечь спать пораньше.

— Черничка!

Галчонок резко обернулся, хоть это было и не его имя. В болотных очах сверкнул недобрый огонек.

— Ты готов к поражению, милый братец? Даже из любви к тебе, я не буду поддаваться, — угольная кошка медленно повернулась к своему ожившему отражению.

— Боюсь-боюсь, — усмехнувшись, с наигранным равнодушием речной повел плечом, сделав пару шагов в сторону и неторопливо начав наворачивать круги подле сестрицы, — Чего медлим?

Вот и сыграла с ним злую шутку собственная расслабленность. Черной тенью зеленоглазая кинулась вперед, резко, бесстрашно. Ее брат и сообразить не успел, как земля ушла из под его лап, заставив оного спотыкаться, чертыхаться и глотать пыль. Очнулся от шока, как чужая туша уже летела прямиков в его объятья — увернулся и отскочил. Кровь застучала в ушах, словно дробь барабанная, лишь более путая ученика в пространстве, но, вместе с тем — придав уверенности. Рывок! Звездоцап его дери, промахнулся. Раздраженно зашипев себе под нос, кот вновь ринулся в бой.

Признаться, подобное времяпровождение никогда особенно ученика и не манило. Галчонок привык действовать исключительно по собственным соображениям и, где-то в глубинах души, никогда драки-войны не любил. Но время сделало свое. Изуродовав и обезобразив некогда приятный характер, миролюбивость оно заменило пылкостью, а тихую мечтательность — желанием прыгнуть выше собственной головы. Ну, хоть оптимизм да дружелюбие никуда не делись. И на том спасибо.

— Хе-хе-хе, — усмехнулся кот, последним усилием оттолкнув сестру подальше от себя, — Ну что, приманка для щуки, кажется, кто-то говорил про готовность к поражению? Видела бы ты свою морду сейчас! Ой, не могу! — и, ехидно гогоча, речной завалился на бог, — Ну, не расстраивайся ты так, потом реванш возьмешь, — на миг скорчив серьезную мину, юнец любовно накрыл чужую лапу своей, — Если сможешь, — и снова засмеялся.

О-о-ой, устал! Только сейчас он понял, как утомила его эта тренировка и сколько усилий ему стоило приложить, чтобы одолеть сестрицу. Невольно представив Черничку на поле боя, Галчонок абсолютно объективно принял тот факт, что эта кошка сможет всем врагам хвосты поотрывать. Из чего следует следующее — сам юнец не хотел бы оказаться её врагом, и очень не завидует тем, кого настигнет эта участь. Лежа на боку и насмехаясь над своей сестрой, признаться, Галчонок очень ей гордился. Искренне гордился. Вот только, засада, никогда ей об этом не расскажет.

начало.
Он лежал в гордом одиночестве... ладно, просто одиночестве, ведь вряд ли в Бархатце была хоть крупица гордости, более вероятно, что в этот самый момент он чувствовал неуверенность и тревогу, связанную с Ночью Совета. Непонятно почему, такие мероприятия, в которых принимают участвие множество котов из разных племен, вызывали в нем страх, что может случится нечто ужасное. Кто способен гарантировать мир в эту ночь? Да и небо скрыто за облаками. Плохой знак. А там ведь, у Четырех Деревьев, и тетушка его, и остальные соплеменники. Но нет, все пройдет гладко.
Бархатец вздохнул, украдкой радуясь, что остался в лагере. Толпа враждебно настроенных котов, что в одну лишь только ночь притворяются ангелами - самое неприятное, что может случиться. А еще более неприятно - играть с ними в эту игру. Кот попытался отбросить эту напряженность, что засела глубоко, в самом сердце, и ела его изнутри.
Темная зелень его глаз задумчиво, возможно, с некоторой мечтательностью, скользнула по тем немногим котам на поляне, а затем вновь устремилась на верхушки шелестящих деревьев. Уши слушали нежную мелодию шумящей реки, а морда его не выражала никаких эмоций, от чего можно было подумать, что воитель расстроен или чем-то недоволен, хотя ни то, ни другое он не чувствовал.

Тихо-мирно (ловите момент и отпечатывайте нежно в памяти, называется) у легко булькающего потока сидел Речной старейшина, грея худосочные лапы друг о друга. Он любил воду. Нет, даже не так. Слово «любил» было определённо слишком серым для тех эмоций, кои кот испытывал при виде гордых гребней волн, ведь оные могли мягко обласкать, снимая всю бренность земного бытия, а могли утопить вас ко всем прабабушкам Тёмного леса, точно котёнка. Вне всяческих сомнений, вода была родственной душой Излома, ага.

И ещё одна, достойная в сине-голубых глазах Речного столь трепетно хранимого статуса, потихоньку выползла на главную поляну. Чуткие чёрные уши ни с одной походкой соплеменников не путали ещё эту, хромающую, но усиленно старающуюся не хромать. Старейшина поднялся, не поморщившись даже на привычную ломоту в позвоночнике. С лунами ко многому привыкаешь — к боли особенно. Однако не к статусу бесполезного огрызка общей иерархии. Немощного.

— Бархатец-Бархатец, здравствуй. Отчего ж ты так не весел, буйну голову повесил, м? Холода ведь скоро, ветер давно несёт холод с заснеженных вершин да из недр обледенелых горных ущелий. Добычей, знамо, запасаться надо — и потому Излом никак не мог привыкнуть наблюдать своих сверстников, полных сил, здоровья, юности, праздно лежащими без дела, — а кто же сделает это лучше тебя? Остальные-то на Совет ушли, уставшими вернутся да отдохнуть захотят. Тётушка твоя, глашатая наша, тем более. Ей вопросы важные решать, а как на голодный желудок? Впро-очем, — ненавязчиво растянутая гласная, театральная пауза, — дело, конечно, твоё, — чёрно-белую пёструю морду озарила шкодливая ухмылка, мол, ну давай же, вставай. Неужели тебе, бравому воину, слабо? Оставив Бархатца с размышлениями о судьбах родины и своей в частности, Излом несколько демонстративно удалился, подчёркивая важность воинской занятости, а не отдыха и чесания языками.

— Сестра, как ты? — ухмылка плавно сменилась участливо доверительной (только для своих) полуулыбкой, стоило старейшине, ступая мягко, скрывая колкую боль в лапах, подойти к сизой родственнице. Одновременно к ним подступил враз усилившийся ветер, заставляя Речного зябко свести лопатки да поёжиться. Такой ветрище обыкновенно нагоняет облака, но облака в ночь Совета? Неужели. Подняв скуластую морду к небу, Излом обнаружил оное затянутым пеленой тёмных туч. Лунный свет медленно угасал, погружая поляну в полумрак, — кажется, при почти любом твоём ответе дела у нас будут лучше, нежели у возвращающихся с четверика. Буря, — сине-голубые глаза сверкнули предвкушением чего-то, что заставит лес наконец-то воспрянуть ото сна, — скоро грянет буря. И наши возлюбленные предки очень напуганы.

Отредактировано Излом (14.10.2018 14:05:24)

В те самые редкие моменты, когда лагерь был тих, когда никто не сновал туда-сюда, когда не все были поглощены рутиной, можно было позволить себе минутку отдыха, которую определенно нужно посвятить любованиям природой, рассматриваниям неровных изгибов её тела и восхищениям её величием. Что, собственно, и делал Бархатец до того, как его мысли были нагло прерваны сначала приветственным кивком Сивой, а затем и поливающей грязью речью Излома. Лежа на едине с собой кот чувствовал расслабленость и неумело открывал миру свою душу, тлеющее тепло согревало внутренности. Одиночество было прекрасно, так привычно и так любимо: когда ты сам для себя, тебе не нужно краснеть от чужих неосторожных слов, не нужно пытаться хоть что-то выдавить в свое оправдание, не придеться сгорать от испепеляющего стыда за свою застенчивость. А стоило только кому-то заговорить, при чём, резко негативно отзываясь о поведении Бархатца, он сразу же прижимал уши к затылку, забывал о недавней гармонии и, поспешно собрав остатки самообладания, пытался не завыть. От безнадежности. От боли. От смешанных чувств. Что же такого он сделал своему соплеменнику, что ему обязательно нужно было причинять Бархатцу, пусть и моральную, но все-таки боль? Кот опустил глаза и все так же молчал, подождав, пока рано отправленный в палатку старейшин вояка исчезнет. Куда и делось его спокойствие! К нарастающей тревоге прибавлялось еще и чувство вины. Он ведь и правда должен сейчас не на боку лежать, а племени служить. Бенгал не должен подводить Оцелотку.
- Эй, Бархатец, привет. Сходишь со мной поохотиться?
Полосатый, на удивление, был очень рад внезапному появлению иссиня-черной фигурки, когда в любое другое время компания не очень близкой кошки вызвала бы в нем неуверенность.
- Привет, Черничка. Ты отлично проявила себя в бою, - неловкая полуулыбка содрогнула губы Бархатца. Внезапно вспомнилась Сокольница, дорогая сестра. И мысль о ней разлилась теплом по телу. Помнится, когда они были оруженосцами, точно такие же бои устраивали их наставники. В основном побеждала сестра, но серебристый и не слишком уж расстраивался: отдать победу родной душе было ему даже приятно. Даже тысячи проигрышей сестре - ничто, по сравнению с тем, что она для него слелала. И разве это не счастье - видеть радость в любимых глазах? Бархатец поднялся на лапы и лизнул грудку.
- Ты еще покажешь класс, можешь быть уверена. Главное не то, что ты проиграла, а то, чему тебя этот проигрыш научил. Не зацикливайся на неудачах, Черничка, - совет, который не раз звучал из уст окружающих и который Бархатец не раз проигнорировал. Отряхнулся и мотнул головой.
- Да... думаю, охота... не будет лишней, - по крайней мере, она поможет отвлечься, а Черничка ненадолго заполнит пустоту и заставит забыть о неприятном разговоре с Изломом (точнее, о неприятном монологе этого кота, ведь какая может быть речь о полноценном диалоге, если говорил только один Излом, а Бархатец же играл в молчанку).
- Похоже, охоте придется подождать... - неловко переступая с лапы на лапу, едва слышно проговорил зеленоглазый и указал хвостом на вернувшихся соплеменников.

Отредактировано Бархатец (20.10.2018 13:59:51)

совет ---->

- Сивая!
Прищурившись от засвистевшего в глаза порыва холодного ветра, Ручей покосилась на поспевающую за ней ученицу и чуть повысила голос, перекрикивая неожиданно поднявшуюся бурю.
- В палатку. Отсыпаться, - приказным из-за громкого голоса тоном отрывисто мяукнула серенькая, провожая взглядом Птичку, словно надеясь убедиться, что малышка нигде не потеряется по пути к новой палатке. А заодно не свернет в детскую, которая заинтересовала Ручей неожиданно оживленными голосами и запахом... молока? Показалось ли?
Тряхнув головой и пообещав себе посмотреть позже, речная воительница подобралась к Излому и Сивой. Напыжившись, распушив короткий воротничок, Ручей подняла голову к небу. Мрачно. Луны не видно.
Собственно, лучший знак от предков, и не надо быть целителем, чтобы его распознать.
- Совет прошел ужасно. Воители Кометы нарушили границу и разгромили патруль Грозовых, и Солнцезвезд так возмущался! - поделилась кошечка, округляя глаза. Наверняка эта новость обмусоливалась сейчас во всех четырех племенах.
Услышав зычный голос лидера сквозь порывы ветра, Ручей подняла голову, переглядывая через макушки собеседников.
— Никто не покидает лагерь до конца бури, - скомандовал речной лев, на что воительница коротко кивнула. Хоть и знала, что Львинозвезд вряд ли усмотрит это движение среди толпы и полумрака. Судя по всему, Крестовничка ожидала хорошая взбучка, и Ручей не столько осуждающе, сколько сочувствующе проводила его взглядом.
- Юнец вздумал забраться на скалу и проорать, что Речное племя лучшее, - не сдержав смешок, поделилась с соплеменниками синеглазка, пожимая плечами. Так-то оно так, вот только заявлять так открыто было попросту некрасиво.
- В общем, - продолжая свой рассказ с перерывом на объявление златогривого предводителя, мяукнула Ручей, - Комета и Солнцезвезд в хлам разругались, Звездопад вроде как готов поддержать Грозовое племя, и коготь даю, Комета обратится к Львинозвезду за союзом. Но не знаю... наверное, скользкие они все-таки, - поежилась серенькая, прилизывая шерстку на плечах. Бесполезно, ветер.
- Как эти двое разругались, луна спряталась за облаками. И вон, - она сморщила переносицу от холода, - буря поднялась. Очень символично, поскольку после такого между племенами и впрямь пронесется буря. Вот, - неуклюже закончила дымчатая, переглядываясь с Изломом и Сивой.

— Сестра, как ты? — конечно, она заметила братца до того, как он обратился к ней. Его трудно не заметить с весьма примечательном темной мордашкой, так что Кошка просто улыбалась ему с хитрым прищуром глаз, пока тот не подошёл ближе.
— Как видишь, живая и бодрая, — после тренировки настроение у неё было приподнятым, и, казалось бы, сейчас ничего не должно его испортить.
Разве что дурные вести с Совета — но ведь у Речного племени все было хорошо! Вот-вот появятся новые котята, сильные и смелые, ученики посвятятся в воины, а подросшие котята — в ученики... Несмотря на холодный ветер (почему-то задувший порывами), пока что сезон Голых Деревьев не грузил никому. Вот только ветер крепчал и приносил облака, а те закрывали Луну. Самый обычный момент, казалось бы, ведь ветром никто не повелевает. Так было бы в любой другой день, но никак не в ночь Совета.
Предки гневаются. Это становится интересным — неужто кто поцапался или даже пролил кровь? Кому не хватило мозгов удержаться в спокойствии?
— кажется, при почти любом твоём ответе дела у нас будут лучше, нежели у возвращающихся с четверика. Буря, — констатировал брат. Не забыв после упомянуть и о горячо любимых Звездах.
Серая хмыкнула, задрав голову наверх и изучая потемневшее небо. Действительно, начиналась буря, и хорошо бы поскорее убраться в тёплую старейшинскую палатку. Ладно ее-то лапа, а вот больные косточки Излома на погоду могут реагировать куда как более чувствительно. Сивая заботилась о брате и не хотела его страданий, пусть он и умело их скрывал.
— Дождёмся возвращения, поболтаем и идём спать, тут становится холодно, — пристально уставившись в сторону выхода из лагеря, наконец промяукала старейшина. Когда зашевелились травы, а налетевший вновь ветер принёс запахи соплеменников с лёгкой примесью чужих — все же общались и сидели рядом — Сивая предвкушающе улыбнулась. — А вот и они.
Речные хлынули волной, заполнив всю поляну мгновенно, и лагерь наполнилась голосами, возбужденными, тревожными, безразличными. Кошка присела, опираясь на больную лапу, и заинтересованно переглянулась с братом. Интересно, что же все-таки произошло.
— Ставлю рыбку на то, что виновато племя Теней, — хихикнув, шепнула ему сестра в тот момент, когда увечное семейство наконец нашла Ручей — главный источник новостей и просто ближайшая подруга.
Ее слова лишь подтвердили сказанное раньше — поругались два самых горячих по крови племени, и неудивительно, что в результате всех распрей предки послали столь очевидный знак своего недовольства. На месте высших сил серая вообще бы усы пообрывала этим дуракам-воякам, больше заботящимся о чем угодно, кроме благосостояния племени.
— Да уж, — усмехнулась в усы она, услышав про Крестовничка.
А вот то, что сказала Ручей дальше — про союз и возможные дальнейшие распри между племенами, что может распространиться и на Реку... да ещё и накануне самых суровых времен... Сивая наморщила лоб, с волнением глядя то на подругу, то на брата.
— Вот этого нам только не хватало. Войны, большой бури... И так придётся выживать несколько лун, тратя кучу сил на охоту и сберегая самые ценные травы. А у нас ещё котята скоро будут маленькие, — она покосила в сторону детской, где давно исчезла Ласка.
— Почему нельзя просто не быть мышеголовыми и чтить границы? — наконец вздохнула серая, закатывая глаза и издавая ещё более тяжкий выдох.

---> Четверик

Деревья в наступившей темноте казались чёрными, да и дорога то и дело исчезала вместе с лапами, сливаясь в одно туманно-сумрачное месиво. А может быть, сумрак застилал глаза Черепа, вместе с ветром ложась на его зрачки. Он не привык бродить в ночи, когда рядом нет реки, по которой он легко сориентировался бы на местности. "Странно. В тёмной реке куда проще, чем в тёмном лесу. Тут совсем нет течения. А ветер его не заменит, он непостоянен".
Небо темнело, облака сгущались, но Череп не видел в непогоде ничего ужасного. Он даже не смог связать непогоду с гневом предков. Удача, что он хоть какие-то обрывки мыслей смог связать друг с другом, учитывая жуткую боль в позвонках. Черепу казалось, будто на его спине сидит огромный ворон и каждые два-три шага клюёт прямо в позвоночник, стремясь вытянуть кость.
Когда тело речного воина разогрелось от быстрой ходьбы, ему стало легче. Ненадолго, но этого хватило, чтобы выкинуть мысли о боли из головы. И весьма кстати, учитывая белый призрак, возникший у его бока. Он прищурился, пытаясь понять, что это за бледно-белое пятно. Оно казалось клоком луны, упавшим из когтистых облаков. Но если это клок луны, почему он не видит кровь? Разве луна не истекает кровью, когда облачные когти обдирают её шкуру? Приглядевшись, он разглядел на пятне кошачьи уши и даже услышал голос. Его мутило.
- Тощая? - с сомнением произнёс он, припоминая, что эта кошка приставала к нему в лагере перед Советом. Рассмотрев золотистые глаза Крылатки, Череп выдохнул и мотнул головой. - А, это ты. Совет. Да. Быстрый. Неплохо.
Лишних предрассудков по поводу происхождения Крылатки Череп не имел, да и вообще относился вполне благосклонно. Крылатка была образчиком того, как должен себя вести чужой кот, вступивший в племя. Она не нарывалась на неприятности, проявляла любознательность по отношению к законам племён и доброжелательность к соплеменникам. Её образ мало вязался с тем, как племенные коты представляют себе бродяг и домашних кисок. Крылатка казалась благодарной племени за кров, и уже только благодарность, ставшая ценной валютой в склочном и недружелюбном мире, делала ей честь.
- Вопрос можно, - согласился он, пытаясь вслушаться в её слова. Мешало сердце, чей пульс отдавался прямо в уши. Череп щурился, пытаясь сфокусировать взгляд и потряхивал головой, чтобы мысли в его разгоряченной башке перестали слипаться в один комок.
- Если племена не будут сходиться вместе, то отвыкнут друг от друга. Одичают. Когда в лесу происходит что-то, ужасное для всех и сразу, они становятся почти друзьями. Заключают союзы. Но когда общего врага нет, они злятся друг на друга. Потому что у них есть клыки и когти. Острые шипы, которые они кормят своей злобой. Их сдерживают законы и понимание, что соседние племена - такие же, как их собственное. Если Советов не будет, это понимание постепенно уйдёт.
Череп посмотрел на Крылатку. Он не очень-то умел объяснять чужую мотивацию, но ему не хотелось запутать соплеменницу.
- Многое зависит от предводителей. Да, они восхваляют свои племена, но это не делает им чести. Сила не в том, чтобы выставить своё племя лучше других. Сила в том, чтобы сказать правду, и сказать её так, чтобы это не было жалобой и трусостью перед опасностью. Мне сложно объяснить. Бурозвёзд смог бы гораздо лучше. Мёртвые всегда объясняют лучше живых. В общем, Советы нужны племенам. Воители сильно зависят от своих традиций. Если лишить их традиций, они придумают новые. И не факт, что во время их раздумий не прольётся кровь.
Продравшись через тростник, Череп на время потерял Крылатку из виду, а обнаружил её уже направляющуюся к Серебряку. Чем дальше она отходила, тем хуже Череп её видел. В конце концов, Крылатка снова стала белым пятном. Призраком.
Оступившись на скользкой земле, Череп пошатнулся и замер. Клюв ворона, всё это время тускнеющим воспоминанием сидевшего на его спине, вновь вонзился в спину. Череп представил кусок мяса, который тот вытащил и с удовольствием запихнул в свою ненасытную глотку.
"Прочь, поганая птица", - подумал он, представив, как боль в образе ворона улетает в лесную тьму, теряя перья из грязных крыльев. Морально ему даже стало легче. Отойдя от соплеменников, Череп подошёл ближе к бурлящей реке. Он приближался к ней, словно к огромному дикому зверю, которого хотел укротить. Ближе и ближе. Череп не боялся её волн-когтей, просто проявлял осторожное уважение к её буйству. Его остановил голос Оцелотки, который прозвучал неожиданно ясно, словно хлёсткий прут, среди темноты и мрака. Даже плеск волн его не заглушил. Череп медленно повернул голову и какое-то время смотрел на глашатаю. Он оценивал опасность, исходящую от неё. Серьёзность её намерений. Наконец, речной воин, видимо, сделал для себя какие-то выводы.
- Ничего страшного. Пара маковых зёрен, и я буду в полном порядке, - равнодушно ответил он, понимая, что обращение к Щербатой - это вовсе не выход. Щербатая ничем ему не поможет. Она и мака-то для него пожалеет. Не то, что её бывший наставник. Клоповник, чьи косточки разбросал по полям злой ветер. Или жестокие псы. А может, чудища двуногих с победным рёвом раздавили Клоповника в лепёшку. А может... Клоповник оседлал луну и сейчас сидит прямо наверху и смеётся над всеми, поглядывая в дырочку, которую когтем проколол в облаках. Никто не знает, куда именно делся Клоповник, а потому, версия Черепа ничуть не хуже других.
- Собрание? Собрание. Да, в собраниях нет ничего хорошего. Собираться куда-то... с кем-то, - глухо пробормотал он, отворачиваясь к реке. - Одному куда надёжнее и правильнее. Зачем втягивать кого-то ещё, когда можешь справиться сам.
Череп плохо понял, о чём толковала Оцелотка, но с тем, что патрули нужно усилить, согласился.
- Ты права. Пограничные патрули не бывают лишними. А я постараюсь охотиться за двоих, чтобы племя не обеднело на дичь.
Он лёг к реке и, даже не раздумывая, окунул в неё свою голову, позволяя плещущим волнам касаться его шеи и плеч. Черепа не пугало, что наступающая волна может стряхнуть его с берега. Он любил реку и считал, что она не станет убивать его просто так. А если и станет, значит на то есть причина. Прохладная вода освежила его голову и отогнала ненужные мысли. Череп выпрямился. С его подбородка капало, но ему это нравилось. К тому же, мир вокруг стал как-то ярче и свежее.
- Ты похожа на Бурозвёзда, Оцелотка, - спокойно сказал он, переводя взгляд на глашатаю. - Он тоже подходил ко мне. Он что-то понимал. Правда, ты красивее.
Взгляд Черепа задержался на пятнах Оцелотки, которые снова казались ему то чёрными, то бурыми, гипнотизируя и приманивая его мутный взор. - Пройдут луны, и ты станешь замечательной предводительницей, если будешь такой же, как сейчас. Не думаю, что ошибаюсь.

То, как медленно поворачивал он лобастую голову, и то, как внимательно – изучающе и оценивающее, посмотрел на нее, не спеша с ответом, заставило кошку внутренне подобраться; она даже отвела от пещеры предводителя чуть прищуренный взор бирюзовых глаз, чтобы с неким затаенным в их глубине вызовом встретить взгляд собеседника. С Черепом всегда было непросто, достаточно лишь вспомнить детство и юность, когда все котята-сверстники, а также их старшие или младшие на пару лун товарищи, придумывали общие игры и проказы: этот серый кот оставался в стороне, что бы те ни выдумали. У него были другие интересы и, казалось, совсем другая жизнь. В юности, признаться, вздорную Оцелотку сей факт частенько выводил из себя, но видимо должно было пройти много лун, чтобы частично понять и принять необычный взгляд соплеменника на внешний мир. А затем, довериться ему, потому как несмотря ни на что Череп был и оставался верным воином Речного племени. Более того, глядя на него пятнистая иногда думала, что серый здоровяк куда больше пристрастен к матери-реке, чем все они вместе взятые.
— Ничего страшного. Пара маковых зёрен, и я буду в полном порядке, - беспристрастно ответил кот, на что глашатая сочла разумным не комментировать столь откровенную ложь. Лишь черная кисточка хвоста стукнула об мерзлую после ночных заморозков землю, выражая недовольство своей владелицы.
- Тебе всегда было проще одному, сколько тебя помню, - криво усмехнувшись, кошка вновь отвела от Черепа взгляд. – Но ты родился и вырос в племени. Ты – воин Реки, а мы все твои соплеменники. Неужели никто из нас недостоин твоего доверия, что ты не можешь рассказать, что с тобой в последнее время происходит? – эмоции в приглушенном тоне сменялись ровным течением так быстро, что их едва можно было уловить в нем, однако ясный голос не смел дрогнуть. Она не пыталась устыдить или заставить Черепа открыться ей – просто говорила, как факт, что наблюдала в нем долгие луны.
Серый кот был одиночкой – не так называемой «белой вороной», или чужаком среди своих, нет. Он одинокой скалой стоял где-то с краю племени, не проявляя большого интереса до тех пор, пока его не призывали к действию лично. Оцелотке это не совсем нравилось, но в некоторые моменты она почему-то его понимала. Иногда ей самой хотелось остаться в стороне, потому что кошка не знала, что хорошо будет для ее племени, а что плохо. И даже сейчас после сумбура на минувшем Совете, ей не хотелось советовать и вообще что-либо говорить Львинозвезду. Наверное, то был банальный страх оступиться и навлечь на Реку беду. Ей ни под каким предлогом не хотелось подвергать своих соплеменников какой-либо опасности. Неважно как она относилась к кому-то в личных пристрастиях – все они, коты, кошки, котята и старейшины были частью одного целого – ее племенем, которое следовало оберегать изо всех сил, что бы ни происходило вокруг.     
Шумно выдохнув, Оцелотка отвлеклась от мрачных мыслей, глянув краем глаз на улегшегося у воды Черепа. Окунувшись головой в прохладную реку, отчего пятнистая слегка поежилась, распушив короткую шерстку, воин как будто посвежел от соприкосновения с родной стихией. Повернув к нему голову, глашатая невольно подумала о том, что «остужаться» таким способом чревато в сезон Листопада, но с другой стороны она также понимала, что холод мог отогнать возможную боль, которая могла терзать друга, подтверждая ее подозрения.
- Племя обеднеет, если ты не побережешь себя, - серьезно мяукнула златошкурая, снова стукнув хвостом по земле. – Возьми у Щербатой маковых зерен и отдохни. Все равно до утра из лагеря никто не выйдет, - глянув в сторону Ручей и сидящих рядом с ней старейшин, она зябко передернула плечами от непонятного внутреннего холодка. Было ли то предчувствие чего-то плохого, или просто погода оказывала на смятенное сознание такое влияние, но глашатая словно замерла в ожидании, лишь усилием воли сбросив с себя путы оцепенения, сковавшие нутро.
— Ты похожа на Бурозвёзда, Оцелотка, - неожиданность с которой Череп вдруг произнес эти слова застала пятнистую врасплох. Резким движением головы вернув ему взгляд, кошка чуть склонила голову набок, вслушиваясь в продолжение, которое не заставило себя долго ждать.
— Пройдут луны, и ты станешь замечательной предводительницей, если будешь такой же, как сейчас. Не думаю, что ошибаюсь.
Пропустив комплимент немногословного воина мимо ушей, не заострив на нем внимания, глашатая выпрямилась, расправив затекшие плечи. Разумеется, подобная оценка ее способностей не могла не льстить, однако мучившие кошку со времен своего назначения, тщательно скрываемые ото всех сомнения, подняли голову в самый неподходящий для того момент, чтобы посеять в горячем сердце крупицу страха, нет – откровенного ужаса перед неизвестным будущим.
«Я не просила для себя этой ответственности!» - захотелось крикнуть ему это в морду, но она лишь впилась когтями в землю, чтобы сдержать себя. «Львинозвезд сделал меня своей глашатаей потому что Серебряк отказал ему в этом вопросе. Он, а не я должен был стать его приемником!»
Глядя в глаза Черепа продолжительное время, пятнистая много хотела бы ему сказать, но вокруг было слишком много лишних ушей, а она чувствовала в себе огромную ледяную волну эмоций, чьи воды обжигали внутренности, норовя вот-вот накрыть с головой.
Нет, допустить срыва было никак нельзя.
Отвернувшись, Оцелотка мысленно призвала себя к спокойствию, позволив мелко подрагивать лишь кисточке своего предателя-хвоста. Бирюзовый взгляд облетел поляну, остановившись на серебряной шкуре брата. В глубине глаз вспыхнул мрачный огонек – им она скрывала мелькнувшую в следующих словах горечь:
- Мне не хватает сдержанности и опыта. Я не могу быть такой как Львинозвезд или Серебряк, не говоря уже о Бурозвезде, - голос снизился до свистящего шепота. Златошкурая будто бы говорила сама с собой, боясь, что ее услышат, но также в глубине души желая, чтобы кто-то, например, Череп, опроверг ее слова. – Наш предводитель ошибся, когда пошел на поводу эмоций. Дань старой дружбе не должна иметь значения при выборе, от которого зависит благополучие целого племени. Еще не поздно исправить эту глупую ошибку. Однажды он сам поймет, что мое место должен занять более достойный кот.
Переведя дыхание, глашатая прикрыла глаза, чувствуя, как невероятная усталость ложится на плечи, пригибая к земле. Да, в нее с детства были заложены лидерские качества; в юности она не раз думала о том, что у нее есть реальная возможность занять высокую должность в Речном племени, и тем не менее, эти мысли оставались мыслями высокомерной девчонки, которой она когда-то была. Это было до того, как она поняла сколько ошибок может допустить из-за своего крутого нрава. До того, как пришла к выводу, что власть не нужна ей – достаточно быть верной себе и своим соплеменникам кошкой.
«Сколь паршива ирония судьбы!»
Раздраженно дернув ухом, Оцелотка снова посмотрела на Черепа.
Когда-то она сказала Ракитничку, что ему с его неумной энергией нужна спокойная и миролюбивая партнерша; теперь же начала понимать, что это касалось не только рыжего кота, который все еще пропадал со своим учеником где-то в лесу, но и ее самой тоже. С ее бурным течением, иногда обжигающе накатывающими волнами, способными утопить, ей нужен был вовсе не солнечный свет, освещающий дорогу в ночи, а надежный якорь, который не позволил бы захлебнуться и мог бы обуздать эту внутреннюю стихию, и выстоять против нее, не навредив себе при этом.
Якорь или холодная и неприступная скала.
Такая, какой был в ее представлении Череп.
Но думать о подобном было уже слишком поздно. Они оба были неприступны. Время ожесточило сердце пятнистой кошки; сам же серый кот ни разу не давал шанса к себе подступиться. Впрочем, Оцелотка и не пыталась. Сейчас же это вовсе было бесполезно, так что не было смысла горевать об упущенной рыбе. Давно было ясно, что в сердечных делах златошкурая та еще трусиха, а за свою трусость также со временем приходится отвечать.
В ее случае – одиночеством.
И если бы не этот диалог, она бы даже ни на миг не задумалась об этом.
Не в ее характере было строить замки из мокрого песка.
Их все равно рано или поздно со временем смоет с берега беспощадное море – в ее случае, река.

Отредактировано Оцелотка (18.10.2018 10:41:51)

[indent] Если бы кто-то спросил Ясенницу, чего она больше всего ждала, юница без сомнений и размышлений выпалила бы, что именно этого мгновения: официального разрешения вывалить свои телеса на поляну и начать знакомство с лагерем. Ей настолько наскучило в детской, ставшей слишком тесной для активно растущей и развивающейся троицы, что золотистая чуть ли не каждый день не только дочиста выжирала родителям мозг просьбами и возмущениями, с доводящей до нервного тика скрупулёзностью вылизывая их уже пустые черепные коробки неуёмными настойчивостью и упрямством, но и весьма живенько предпринимала незаконные попытки телепортировать свою знаменосную персону куда-нибудь подальше от наскучивших яслей, каждый раз выдумывая всё новые и новые способы, а уж чего-чего, фантазии ей было не занимать. В конце концов, ведь это так несправедливо, они уже совсем-совсем большие - честное слово, большие! - а до сих пор, словно молочные бутузики, не могут носа высунуть дальше порога, за которым происходит столько всего интересного! Целая настоящая жизнь, полная приключений. От мысли, что эта жизнь проходит мимо неё, Ясенница готова была себе клочьями шерсть драть с досады. И не только себе: от хулиганки традиционно перепадало всем, кто попадался ей под зуб или лапу - сила, поистине, разрушительная.
[indent] Ясенница даже подозрительно прищурилась, куснув Ласку за лапу: вдруг это сон, и мама сейчас превратится в какую-нибудь громко квакающую от смеха жабу? Но нет, белёсые бока королевы не позеленели, как бы внимательно юница в них не всматривалась. А повторять дважды ей, конечно же, не пришлось: полная желания быть впереди планеты всей (не зря же и родилась первой), кошечка, расталкивая всё на своём пути, включая стену, в которую со всего ходу вписалась носом, промазав с выходом - а потому что нечего было так часто её от этого самого выхода за хвост оттаскивать, уважаемые родители, вон, ваш несчастный ребёнок уже даже позабыл, где эта заветная дверь с золотым ключиком находится - первой кубарем выкатилась на поляну, тут же резво подскакивая на все четыре лапы и отряхиваясь.
[indent] Мир, открывшийся её глазам, оказался ещё больше и лучше, чем виделось из детской. Восхищённо хлопая уже начавшими перецветать, но пока отдающими голубизной очами, Ясенница интенсивно крутила головой, желая рассмотреть и узнать всё сразу. Её просто на части рвало от восторга, приплясывая на месте, она порывалась то в одну, то в другую сторону, не в силах определить, что интересует её больше. Хотелось охватить всё и вот прям сейчас, даже ноющий после удара нос отошёл на второй план: откровенно говоря, она вообще о нём забыла, ведь гордые девочки не обращают внимания на всякие там неловкие ситуации.
[indent] - А давайте и в лес сходим! - закружившись волчком от переполняющих её чувств, выпалила девчушка, поднимая в воздух густое облако пыли.

Отредактировано Ясенница (19.10.2018 02:47:55)