каменистая тропа --->

Львица с потаенным интересом слушала про бытность племен. Конечно, смутьянов не любили: племя должно работать как единый механизм, и буро-полосатая понимала, что своим недовольством будет только сеять смуту.
Но самым жутким было другое: ее даже не попытались услышать.
Вернее, пытались. Когда она объявила о своем уходе. И вспоминать глаза того же Тигра, Ревущего в Лунном Свете в этот момент было до мурашек не по себе.
Когда он так изменился? Или я?..
— В таком случае, ты оказалась умнее их всех. И бесстрашнее, — говорил рыжий, и буро-полосатая криво улыбнулась. Знал бы он, как у стражницы тряслись поджилки на каждом слове, отрывающем ее от родного дома.
— Иногда, чтобы выжить, приходится  учиться приспосабливаться.
- Именно это я и говорила! - с жаром подхватила Львица, шагая сбоку от Шершня и с интересом щуря глаза. Как же он, такой чужой, вдруг взял и понял все то, что дома понимал только Прищур Хитрого Лиса?

При упоминании о еде желудок худобокой кошки предательски заурчал, и вот они шли подальше от каменистой тропы, искать хоть какое-то пропитание. Под лапами земля теплела с каждым часом и, казалось, даже где-то намечались первые почки, первые травинки.
- Я совсем плохо умею охотиться, - спустя какое-то время признала Львица, - и долго училась. Не представляешь, как гордилась собой, когда увела того кролика из-под носа у племенного, - хмыкнула буро-полосатая, настроение которой явно улучшалось: получить поддержку, хоть и небольшую, оказалось жизненно важным.
- Как же ваши... воители успевают воспитать в котятах и охотничьи навыки, и умение драться?
А как учат? А какие приемы? А я смогу?

> разрыв

Крапинка аккуратно шагал по вытоптанной снежной тропинке, окидывая взглядом широкий горизонт и молочно-серые из-за грязи и снега поля, простирающиеся впереди. Ступая практически бок о бок с Молнией, ученик расслабился полностью: наедине с другом он чувствовал себя так хорошо и так непринуждённо, что не нуждался в каких-то словах. И белоснежный соплеменник, кажется, ощущал то же самое, поэтому они периодически шли в молчании, но не неловком, а сладостном.

Дни настолько быстро летели, что даже рутинная работа уже длилась не так долго, как казалось раньше. Тренировки, охота, патрули, помощь в лагере - все это словно было птицей, быстро пролетевшей под облаками и оставившей от себя лишь точку на горизонте. И сейчас, казалось бы, едва прошло их посвящение - малыши Молния и Крапинка бежали исследовать свои владения, но, к сожалению, время неумолимо. И по-настоящему сейчас они - уже практически полноценные воители, которые скоро будут стоять наряду с остальными и будут нести ещё большую ответственность.

Крапинка шумно выдыхает и вскидывает голову наверх, зажмуривая глаза. Спонтанная прогулка отлично расслабляет мысли после всех этих скоротечных событий, поэтому оруженосец был благодарен приглашению друга. Хотя какой-то тяжёлый груз всё ещё тянул пятнистого вниз, отяжеляя его ходьбу.

- Кажется, грядет битва, - хмыкнул Крапинка и повернулся к Молнии, продолжая идти, - Первая на нашем счету, слушай!

Хотелось разбавить чем-то радостным, но как-то плохо выходило. Оруженосец неуклюже улыбнулся уголками губ, чуть потрясывая хвостом, но всё ещё не спуская взгляда с друга. Кажется, его что-то тоже беспокоит? Или мне только кажется...

- Кста-ати, мы уже совсем с тобой почти воители. Всё так быстро происходит, что я даже теряюсь во времени, - задумчиво протянул пятнистый и шаркнул лапой, - Хотя нет, нашу пляску с Волноглазкой я помню четко.

Крапинка усмехнулся и весело дёрнул кончиками ушей. От одного воспоминания о воительнице жар окутал морду, а сердце невольно пропустило удар. И хотя эти ощущения ему были немного чужды и непонятны - он всё равно не противился им, а скорее ещё больше разгорался интересом и желаниями. Вопрос, разделяла ли это Волноглазка? Кажется, нет? Оруженосец даже недовольно хмыкнул и прикусил язык до боли.

<<< ---------------------- староречье

Сумерки сгустились вокруг двух кошачьих фигур, выбравшихся на небольшое плато, пока ещё усеянное то тут, то там ошметками тающего снега. Ближе к ночи стало попрохладнее, но Крестовнику такой холод уже был практически нестрашен, а вот у Костяники всё ещё шёрстка была не столь густая и пушистая, как у него.
Из-под лапы вдруг рванулись в разные стороны две мышки; трёхцветный, гонимый охотничьим инстинктом (и всё-таки голодом, с половины омуля ему, крупному самцу, не наешься), кинулся за одной из них и легко прихлопнул мощным ударом, лишая мышь жизни. Видимо, в них играла весна, оставалось лишь надеяться, что он забрал жизнь самца, а не самки с потомством.
- Если хочешь, можешь попробовать поохотиться тут сама. Здесь хорошее место, обычно много всякой мелкой дичи, - обернулся к дочери Крестовник и педантично обгрыз половину мыши. Теперь, когда он был не один, когда заботился не только о себе, каждый такой кусок всегда делился между ним и Костяникой.
- Ар-рх, как тут красиво, - бывший Речной воин присел, обернул лапами хвост, и задрал голову. Яркие, светлые звёзды молчаливо уставились на него. Молочная полоса Звёздного Пояса протянулась вдоль них, вбирая в себя особо крупные скопления звёзд.
- Там, Костяника, где-то среди них живут мои предки. Там живёт мой отец, - Крестовник опустил голову и с протяжным вздохом лёг на землю, позволяя разноглазой малышке забраться греться ему на загривок.
Она хотела научиться сражаться, чтобы защищать его спину.
Она имела права знать о всех самых тёмных тайнах его прошлой жизни.
- Он был моим предводителем и наставником. Львинозвёзд. Мой настоящий отец был изгнан из племени, мать со временем переключилась на остальных котят, которых кормила вместе со мной, и мне казалось, что Львинозвёзд был единственным из всех, кто смог меня полюбить. Разглядеть, приголубить и полюбить.
Крестовник снова ненадолго замолк, собираясь с силами. Львинозвёзд был его давней болью, многолунной болью, болью, с которой он не смог научиться жить.
- Он стал для меня всем. Я любил его и обожал. Правда, был глуп, как многие оруженосцы, и иногда огорчал его, особенно когда задирался с братом. Но мне всегда были приятны его похвалы и его добрый подбадривающий взгляд. Я хотел вырасти и быть таким же, как он, я хотел защитить его от всего! И не уберёг, - янтарные глаза засветились отблесками ночного звёздного неба.
- Мы были с ним вдвоём в патруле, когда на нас напали. Меня... меня просто вырубили. А когда я очнулся, нас нашли Оцелотка с Ручей и мы втроем встали над разорванным телом Львинозвёзда, который умер. Потеряв все девять жизней, - голос осип, и кот снова замолк, позволяя себе проглотить эту боль. Он помнил, как просил его вернуться. Помнил, как хоронил. Помнил всё до последнего.
- Когда мне страшно, когда мне больно, когда я потерял племя - я обращался к нему за советом. Но предки разговаривают только с избранными, поэтому мне остаётся лишь гадать, что бы он мне сказал, увидь в той или иной ситуации.
Крестовник повёл плечами, снимая с себя холодное оцепенение, и обернулся к разноглазке.
- Завтра начнём с тобой учиться, как учатся оруженосцы Речного племени. Просто знай, что даже со всеми силами в лапах однажды я могу оказать среди этих звёзд, и это никогда не будет твоей виной. Договорились, ягодка?

‹начало›
Джисон полной грудью вдыхает воздух, наполненный ароматами постепенно лениво расцветающих ромашек. У него на родине он не встречал таких цветов. Может быть, они там и есть, но вот самому молодому коту увидеть эти цветы с белоснежными лепестками не посчастливилось. Зато он помнит, как Чансу, его хён-ним (наставник), по которому одиночка так сильно скучает, водил его на поля рапса. В этих высоких цветах можно было спокойно потеряться даже собаке, что уж говорить о котах! Вот и аджосси пришлось поискать там своего непутевого маленького друга, умудрившегося там залюбоваться маленькими желтыми цветами, что благополучно пропустил тот момент, когда полосатая спина старшего скрылась в стеблях.
Эти цветы меньше, пахнут иначе. Джисон склоняет голову чуть вбок, наблюдая за полосатым шмелем, который неуклюже садится на ромашку.
- Ты голодный, да, чингу (друг)?
А вот сам Джи успел подкрепиться. Пришлось повозиться немного, но зато кот отведал небольшой мышки. И конечно же он умолчит о том, что ему пришлось охотиться долго, потому что парочку быстрых грызунов он упустил, умудрившись выдать свое местоположение раньше времени, а один раз и вовсе позорно запутаться в своих лапах. Крупные размеры тем более не играют ему на лапу, делая Пабо весьма неповоротливым и не самым ловким.
На свои размеры кот вообще готов ругаться хоть каждый день. Мало того, что прямоногу, у которого жила его мама, не понравился его размер, когда Джисон был еще котенком, так теперь некоторые одиночки стараются ретироваться, как заприметят его. А Джи ведь никого не тронет, он всех этих драк и разборок на дух не переносит. Он наоборот хотел бы поговорить, узнать немного о здешних местах, о котах. О тех самых племенах, о которых несколько раз слышал от одиночек, которых не испугали габариты кота. У страха ведь глаза велики, а этот странный (по местным меркам) кот в принципе безобиднее улитки.
Одиночка вообще-то уже хотел с поля уйти чуть в сторону, открыть новые для себя территории, как тут его внимание привлекло что-то темное в цветах. Пабо наверное и не обратил бы внимание на то, что в поле не один, если бы не решил проследить взглядом по направлению полета все того же шмеля. Средь зеленых стеблей кто-то был. Джи пришлось снова втянуть воздух полной грудью, чтобы сквозь аромат ромашек услышать запах другого кота. Удача!
Недолго думая Джисон шустро начинает приближаться к незнакомцу. И пугается, когда понимает, что ему, кажется, не очень рады. Удача ли?
- Здравствуйте… аджосси (дядя)!
Джисон неуверенно высовывает морду из-за стеблей, но будто стараясь спрятать свою немалую тушку за этими хрупкими и тонкими тельцами цветов. Что выглядит ужасно нелепо. Как и наивный взгляд самого джи, устремленный на незнакомого кота, который по виду явно постарше породистого. Правда, насколько именно старше у молодого кота определить не получается. Но выглядит он так, будто в любую минуту будет готов спустить с серебристо-белого тела Джисона его шкуру.
- Мианхамнида (извините)... то есть, прошу прощения. Я вас не хотел пугать, - молодой кот смотрит с какой-то слишком детской наивностью, но с долей опаски, - я случайно на вашу территорию зашел? Это территория семь- племени?

Незнакомец выглядел внушительно. На его фоне даже Джисон чувствовал себя маленьким хрупким котенком. Наверное, будь он помельче, потряхивало бы его от страха, что пробирает до костей, и от которого не получается избавиться. Только вот молодой кот в габаритах не на много уступает другому, судя по всему, одиночке, да и слишком глуп, скорее всего, чтобы трястись в страхе перед потенциально опасным существом.
Но холодок по спине все равно пробежал. То ли чужого взгляда, то ли от какого-то предчувствия, которое расшифровать породистый не мог. Аджосси Чансу так и не научил его правильно прислушиваться к себе, к своим ощущениям и восприятию мира. Оно у Джи вообще немного странное, будто под каким-то ужасно кривым углом. И не бродячий, и не домашний – что-то запутавшееся между. Зато Чансу-ним научил выживать и драться, и при всем своей пацифизме, если Джисону попытаются сделать больно, он ответит тем же. Потом, правда, извинится и как можно скорее попробует удрать.
- Меня самка моего прямонога выкинула. А до этого я из очень-очень-очень далеких земель прибыл. И не совсем домашний, меня мои аджосси и аджумма (тетя) на улице жить научили. Но Вы правы, не знаю куда деться.
Джисон все еще наивно глазами своими желтыми хлопает, стараясь понять, правда ли не несет этот кот ему зла. В детстве наивного котенка некоторые бродяги его мест пытались обмануть и, если бы не Чансу, у них бы все выходило. Сейчас старшего рядом нет и Пабо теперь предоставлен сам себе. Никто не поможет в трудную минуту.
И радуется вроде, что это территория не племен, пусть и очень хочется узнать о них побольше. Хотя после слов незнакомца и тех, что он уже когда-то мимолетно слышал, Джи начинает немного сомневаться, а хорошая ли это затея.
- Почему к ним не стоит соваться? Они могут зло сделать?
Породистый даже привстал на задние лапы, чтобы возвыситься над густым цветочным полем, чтобы все же посмотреть получше туда, куда указал ему незнакомец. Взгляд цеплялся за край растительного полотна, стараясь запомнить в деталях местность, чтобы однажды возможно набраться храбрости, распушить длинный хвост и все же рискнуть подойти к территории местной семьи поближе. И как-то Джисон даже не думает, что сейчас он открыт абсолютно для одиночки, который в любой момент может передумать быть сговорчивым и наброситься на незнакомого ему юношу. Мысль в голове проскакивает почему-то голосом Чансу-нима "Моджори (дурак)!". Джи резко опускается вновь на все четыре лапы и почти без страха подходит еще ближе к старшему коту.
- Аджосси, а Вы рядом с этим полем живете? Или по разным местам ходите? – взгляд серебристо-белого одиночки опускается на косточки мыши, и он так по-детски искренне восклицает, - надеюсь, Вы правда вкусно и сытно покушали! Даже не смотря на время цветения, очень важно хорошо питаться!

с поляны светлячков. не пересекаемся

- Как, зачем, - нехотя буркнул Короед, ещё не во всех красках представляя, сколько же ещё таких объяснений потребуется на границах, на Советах и так просто. Думалось - очень много. - Земли расширять. Камни же теперь это... И наши и не наши. Протяжно выдохнув клубок из-под гуд, полосач вскользь коснулся взглядом семенившей рядом подруги и только добавил шагу - не хватало ещё, чтобы Пескогрив вернулся проверить, всё ли у Короеда в порядке с желудком.

Поляна светлячков тем временем осталась позади. Изредка воитель продолжал оглядываться - вот здесь уж земли и в самом деле становились нейтральными, и один цап знает, с кем тут повстречаться можно. Впрочем, едва ли кто хотел встретиться и с двумя воителями. Зашли они, казалось, достаточно далеко - несколько тропинок успели сменить одна другую, и высившиеся вдали хребты стали ещё ближе. От всех этих полян и запахов коту становилось не по себе - тут и до племени Ветра хвостом подать, а уж с степными-то соседями им не доводилось видеться часто. Но что поделать, раз Ольха пришла так... Не вовремя?

- А сама что тут? - искренне любопытствуя поинтересовался Короед, замедлившись в одних из зарослей. В округе было тихо - уже вечерело, и щебет пташек неплохо скрыл бы их шорохи и разговоры. Возвратив всё внимание вновь на Ольху, Короед ненадолго придался диву, насколько же эта кошка уже не похожа на непутёвого оруженосца, застрявшего на священном дереве, и с этими мыслями присел на круп. Кончик хвоста его продолжал напряжённо подрагивать, не имея сил совладать с непривычкой, но взгляд был полон размеренного интереса так, словно воитель даже соскучился. - Ты давай заканчивай по таким лесам одна ходить. Ничейные земли - не место для любопытных юных кошек, - добавил он чуть после, не забыв поучительно фыркнуть.

разрыв, ни с кем не-это-самое.

Солнце играло в последнем на сегодня аккомпанементе - закат тихими нотами касался морды, аккуратно и застенчиво, ненавязчиво; и Молния проваливался в этом чувстве, жмурясь и отчего-то сохраняя момент - глубже, глубже, глубже.

( и сам становился глуше. )

Под лапами - свежая трава, а в голове - ни одной тревожной мысли. Сегодня не хотелось думать, а только лишь прокатить на платиновых плечах золотистые брызги, как девчонку, схватиться за ускользающие лучи и собственнически потянуть на себя. Это было в новинку - и едва ли воитель помнил, когда в последний раз чувствовал себя так.

Он насвистывал старую мелодию, крутившуюся в голове, и вдыхал громко, упрямо, страстно; воздух искрился теплотой, первыми лиловыми перезвонами сумерек и собственным именем - так оглушительно и так тихо одновременно.

Молния усмехается, склоняя голову до самой земли, прикрывает глаза и медленно опускает корпус, готовый провалиться в моменте, пахнущим свежестью и кроткой юностью, о которой он, кажется, стал забывать.

В голове вспыхнули голоса друзей, голоса родни, голоса всех тех, о ком Молния предпочитал молчать, думать редко, украдкой, будто все они кричали наперебой страшную правду, а юноша был к ней не готов. Эта мысль вызывает ещё одну усмешку - будь проще.

И Молния ложится всем телом, прикусив травинку, - беззаботно перекатывает её во рту, щурясь, жмурясь, прощаясь с солнечным полотном, но в этот раз не как обычно; в этот раз воителю нестерпимо верится, что после долгой ночи обязательно наступит утро.

Утро, полное дел. Утро, полное новостей: и неважно уже, хороших или плохих. Сейчас это не имеет никакого смысла, потому что сейчас - только уходящий диск янтаря, трава, щекочущая нос, и едва различимое жужжание насекомых поодаль.

Белогривый не помнит, сколько прошло времени; и, пожалуй, не обратил бы, не услышь он чужой запах и тихие шаги. Лазурь глаз сверкнула в сторону, туда, откуда Молния вовсе не ожидал гостей, заставив Речного встать и лениво стряхнуть с себя пыль.

- Вот уж ирония, - говорит он тихо, смыкая брови на переносице. - Здравствуй.

Отредактировано Молния (31.05.2021 22:40:10)

не пересекается с молнией и одуванчиковым

Взволнованно глянув через плечо в очередной раз, явно слабо веря в то, что его патруль в действительности мог не заметить отсутствие Короеда на пути до лагеря и не заподозрить ничего неладного, Короед напряжённо присел, с охотой желая проникнуться очередным увлекательным разговором с неуёмной сумрачной кошкой, которую, казалось, и в самом деле было не заставить сидеть в лагере ни силой, ни просьбой, ни густыми сумерками.

- Да я почём знаю, - буркнул кот, не испытывая особого желания вдаваться в детали этой истории, - О таком предводители не рассказывают. Земли расширять-то нужно, раз камни теперь общие. А такое ещё не слыханно было, чтобы два племени делили один угол, - добавил он, пока что не проникнувшись гордостью за решение своего лидера - если уж Грозовому племени и было суждено становится первым во многих новых делах этого леса, то могли бы выбрать и что-то посолиднее. - Я там не был - лагерь сторожил. Говорят, дрались люто - раненых был очень много. Так что вот так, зато теперь не воюем.

Постепенно расслабляясь и пытаясь перестать придавать значение своему внезапному побегу, Короед обвил хвостом передние лапы и весь во внимании уставился на Ольху. Уже не приходилось так же круто сгибать голову, чтобы всмотреться на её юную мордочку - казалось, кошка совсем повзрослела с их первой встречи. Ну, или только казалось. - Сама-то как? В Сумерках всё спокойно?

Но не успел Короед расспросить её как следует обо всём, что могло и не могло приключится в племени к Теней, как одни из слов юной кошки заставили его протяжно, даже как-то искренне печально вздохнуть - к такому Короед точно готов не был, удирая от Пескогрива на ромашковый островок. Пускай воитель и сам ещё несколько встреч назад понял, что такие вылазки для них обоих - что-то радостное и даже нужное, особенно после всего, что они вместе пережили, всё равно не казалось коту, что этот разговор однажды завяжется между ними.

- И я тоже рад, - спешно сообщил кот на выдохе, но всё же как-то безрадостно, - Но ты ведь понимаешь, что так нельзя, да? Помрачнев с морды, воитель понадеялся отыскать на морде Ольхи хотя бы немного понимания - хватит того, чтобы он убедился, что кошка не удумала идти против воинского закона и рисковать репутацией в племени ради того, чтобы лишний раз пройтись по нейтральным землям.

Стоит Одуванчиковому предстать перед белоснежным воителем, он убегает, выскальзывает из лап, скрывается. Не на яву, лишь ощущениями, призрачно и эфемерно. Палевый хочет ухватить уходящую разгадку за хвост, но она прячется за острыми иглами, и воину остается лишь остановить взор на стене льда. И принять условия, сохраняя сдержанный и твердый вид.
Ничего не изменилось с их последней встречи. Все та же граница, все тот же холод. Только ненавязчиво и почти незаметно Грозовой останавливается ближе.
— Взаимно, Одуванчиковый, — кот кивает — в душе морщится: слышать собственное имя от таинственного незнакомца, кажется, невыносимо, — Или, лучше сказать, просто сосед?
— Одуванчиковый.
Невыносимо, но сухим и кратким ответом грозовой воитель все же подписывается на эту пытку, болезненную и оттого едва ли не сладкую.
Палевому приходится ловко манипулировать осыпающимся ворохом мыслей, чтобы удержать его целым. Ловить каждый жест и каждое движение сидевшего напротив кота.
Кто же ты?
Почему ты здесь?
Почему сейчас?
Это знак предков или проклятье?
Все это давит едва ли не до паники, не до глухого отчаяния, до кома в горле и скользящей в твердом взгляде растерянности.
Но прежде чем Одуванчиковый задает свои вопросы, незнакомец вставляет свои, и Грозовой чуть дергает хвостом, опуская взгляд на белоснежные лапы.
Не то, о чем он хотел бы сейчас размышлять.
Прошло уже достаточно времени и он надеялся больше не поднимать эту кучу беспокойств. Впрочем, как и ту, что взмывало в воздух присутствие речного собеседника.
— Хочешь знать, закончилось ли все? — спрашивает старший воитель размеренно и вдумчиво, — Знать, не сцепятся ли наши племена за Нагретые Камни снова?
Одуванчиковый молчит, не спешит отвечать. Он задавался этими вопросами и сам, кажется, едва ли не каждую ночь после заключения союза. В последние дни он успел заставить себя успокоиться. Чужое обращение заставило его окунуться в сомнения вновь.
— Смерчезвёзд принял решение за Грозовое племя, а не с ним, — сухо, коротко. Воин поднимает глаза и наталкивается на лед. Не этому незнакомцу знать о всклоках, что охватили лесное племя, — Но мы умеем держать слово, и можешь не сомневаться, что сдержим. По крайней мере, сейчас.
Пауза, светлый кот делает небольшой шаг вперед, мир медленно меркнет, но он этого еще не замечает.
— Но не пустой ли это звук для вашего племени?
Недоверие не вытравить каким-то союзом и одним хорошим примером. Сейчас Одуванчиковый ощущает это четче.

Отредактировано Одуванчиковый (05.06.2021 17:09:01)