[indent] Пчёлка верещал и пытался удрать, но Ясенница, агрессия которой носила под собой зачатки выразившегося в истерике переутомления, упорно ничего вокруг не замечала, подчас стуча лапами не по рыжей шкуре, а по земле и препятствиям, за которыми брат прятался, пока, окончательно не выбилась из сил, споткнувшись о хвост Полуночника, за которого нырнул не в меру проворный котик. - Нет, это я маме расскажу, как ты с добычей обращаешься! - куснув от досады метёлку незнакомого ей, очевидно, целителя - даже от Щербатой так не разило травами, как от него, как уж тут спутаешь? - юница выдохнула было, кажется, подуспокоившись. Вернее, расстроившись: мысль о матери больно кольнула крошечное сердечко. Она так скучала по доброй, заботливой Ласке, что, если они больше не увидятся? Хотелось горестно всхлипнуть и закричать об этом прямо в морды братьев, но ведь крутые девочки так не делают... А ещё, она попросту не успела - вмешался Берёзка, и расшатанная пережитым ужасом психика дала новый сбой.
[indent] - Такая же моя, как твоя! - внутри все кипело от обиды на Пчелку, прошляпившего свой с таким трудом доставшийся ей подарок, на Березку, назвавшего ее дурой и обесценившего от кончика носа до кончика хвоста, но гордый нрав не позволял ей [обиде] вырваться на поверхность, заставляя пуще прежнего пушить шерсть. - Еще раз зашипишь на меня, нос откушу! - даже не думая отступать под натиском братца, Ясенница в ответ шла на него, пока их усы не переплелись, и, казалось бы, сейчас должно произойти что-то страшное или как минимум громкое, но речная остановилась, заглянув в желтоватые глаза братца. Такие родные, блестящие, с таким же, как у неё, зеленоватым отливом. Взглянула и передумала, вдруг начав осознавать, какое же это счастье, какое облегчение что они сейчас тут. Все трое, целые и невредимые, наверное, даже далеко от того ужасного места (нужно будет потом уточнить), что тело расслабилось от этого прилива детского восторга, и вместо того, чтобы кусаться, золотистая от души прошлась языком Берёзке от подбородка до лба, оставив влажный слюнявый след. Правда, в отличие от Пчёлки, речная считала, что расслабляться рано: этих всех котов они знают ничуть не лучше, чем ту странную кошку и её помощника, разве можно после всего пережитого просто взять и им поверить?
[indent] - Давайте не будем говорить ему о той кошке, вдруг это вражеское племя? - негромко, дабы оставить этот страшный секрет между ними, зашептала братьям юница, бросая в сторону Шипа недоверчивые взгляды. Но её план наткнулся на одну проблему. Такую большую, глухую, жирнозадую проблемищу: Пчёлка её, разумеется, не расслышал, зато проявил просто удивительные навыки коммуникации. Разумеется, в своём, корявом репертуаре. Нахмурив бровки и направившись прямо к Шипу, Ясенница наступила ему на лапищу, наивно полагая таким образом доставить ему дискомфорт достаточный, чтобы кот внял её словам, предусмотрительно затрепетав. - Скажешь что-нибудь про его слух, я и твоей маме всё расскажу, она тебя до конца луны в палатке запрёт, ясно? - вытянувшись в струнку, дабы хоть как-то сравняться с сидящей немелкой такой грудой меха, предупреждающе шикнула золотистая. Кажется, вопросов, кто в их трио главный бандит, как-то не оставалось.
[indent] - Всё у меня хорошо с настроением! - зыркая в сторону «Полупочника», буркнула кошечка, осторожно подбираясь к кроличьей тушке и предупреждающе тыкая её лапой. - Что это тогда, если не рыба? - усевшись, озадаченно принялась рассуждать Ясенница, принюхиваясь. А пахло мясо, надо сказать, ничего так, особенно для той, кто не ела уже аж целые сутки, хотя привыкла прикладываться раза так четыре в день точно. Посему, не удержавшись, кошечка таки впилась в добычу, оторвав настолько приличный кусок, что набитые щёки едва не коснулись пола. Впрочем, это не помешало ей шлёпнуть рыжего по уху, когда тот, вопреки всем её планам, с готовностью начал выкладывать этому едва знакомому котяре всю их судьбу. - Пчёлка, мама говорила, что с незнакомцами разговаривать нельзя! - тут же сгенерировала она, понижая голос и так глубоко зарываясь носом в братское ухо, что на нём остались кусочки недожёванного мяса. - Мы уже начали рассказывать той кошке, что и зачем делаем, а она вон как! А вдруг они также? Нельзя им рассказывать! Они всё узнают, а Львинозвёзду не расскажут!
[indent] Но уже сказанного не воротишь, поэтому градус беседы нужно было срочно менять. Отстранившись от Пчёлки и с трудом, но проглотив свой шмат мяса, Ясенница опала на задние лапы, незаметно подмигивая Берёзке и делая вид, что нечто, прозвучавшее в разговоре, напомнило ей о чём-то грустном-грустном. - Вы что, убили соба-а-ачку? - горестно закатывая глаза, жалобно взвыла юница, смотря на Шипа с таким осуждением, словно он только что признался, что в юности сожрал кишки своей матери и хранит её засушенное сердце у себя под подстилкой. Конечно же, на деле ей не то что не было жалко этого монстра, но что бы там с ним ни приключилось, Ясенница была до дрожи в коленках рада, что эту зверюгу прогнали, а остальное - мелочи, встревоженный детский мозг волнующие мало. Юница, по большому счёту, ещё даже толком не представляла, что означает этот вгоняющий всех в грусть и тоску термин «смерть», лишь догадывалась, как его можно было использовать. И сейчас, когда нужно было отвлечь кота от кучи вопросов, которые он им назадавал, желая выпытать все новости и подробности, и всего, что по доброте душевной вытрепал Пчёлка, лучшее, что можно сделать - закатить маленький спектакль. Уж как это работает со взрослыми золотистая знала прекрасно.