Цербер практически мурчал себе под нос, удаляясь всё дальше и дальше с места своего преступления. Велика ли потеря, честное слово. Сейчас тут этих мышей бегает — и там и тут, лови сколько душе твоей угодно. А вот тем, кто этого делать не умеет... явно нужна поддержка со стороны.

Конечно, кот порой задумывался о том, чтобы научиться охотиться самостоятельно. Но попробуй найти себе наставника в городе, где все обычно роются по мусорным бакам да выпрашивают еду у людей. Только если не...

— Бродяга! — внезапно в спину его ударил молодой и не в меру злобный голос, что Цербер аж хвостом дёрнул от неожиданности. Да уж, за упитанной мышкой под носом было трудно учуять чужое присутствие. — Эту добычу не ты поймал, а я! Лучше тебе положить её обратно и проваливать с территории Грозового племени!

А юнец продолжал свою пламенную речь, пока чёрный кот неспешно разворачивался в его сторону, явно не собираясь так просто расставаться со своей добычей. Охота на охотника — так он это называет.

Однако ответить что-то было нужно хотя бы ради приличия. Одиночка столь же неторопливо бросил вкусную дичь себе под лапы, вонзая в тушку свои когти, чтобы  дать пришельцу понять — теперь эта мышь принадлежит кое-кому другому.

— Грозового племени... — повторил он последние слова котика, облизываясь после такой вкусной ноши. — Мне всегда казалось, что вы ходите парочками или троицами. Чтобы какой-нибудь большой и страшный одиночка не напал на одинокого кота.

Теперь у него было достаточно времени, чтобы оценить обстановку. Судя по запахам и звукам, вокруг них не было ни души, а этот дикий кот средних размеров выглядел довольно молодо. Может, уже и не ученик, но ему явно было не сильно больше года. В какой-то степени его рвение защитить территорию было смелым, если не держать в голове тот факт, что их в племенах просто зомбируют этими "священными границами". Вот посмотрите, доблестные предки, как юная душа готова свою пустоголовую жизнь отдать, лишь бы ваши сказки воплотить в жизнь.

— Охотник на мышей из тебя действительно сносный. Но сможешь ли ты тягаться с кем-то побольше? — Цербер нарисовал у себя на морде фирменную усмешку, которая как бы не предвещала ничего хорошего. У него не было сегодня настроения драться или, скорее, драть какого-то первого встречного, но никто не запрещал ему делать опасный вид. Он даже брови вскинул, намекая на свою весьма нескромную персону, и картинно отодвинул мышь лапой в сторону.

Ну что ты сделаешь, юнец? Как глубоко тебе затолкали в голову эти сказки?

Язык у этого юного кота был подвешен весьма неплохо. Он явно чувствовал здесь себя главным и правым во всём и, признаться, Цербер отлично понимал причину этого. Такая племенная общность действительно давала коту ощущения бесконечной праведности и уверенности, в то время, как одиночки не были уверены даже в дне сегодняшнем. Их могли выгнать из дома более сильные. Могли порушить люди. Оккупировать бродячие псы.

В который раз чёрный кот почувствовал укол завести, извечно вызывающий в нём праведное негодование. Такие вещи явно не должны даваться по праву рождения. Только по праву сильного. И достойного.

— Вы можете тренироваться сколько угодно, вот только жизнь лесного кота никогда не сравниться с жизнью настоящего одиночки, — так он подчеркнул слово "настоящего", что едва не перегнул с серьёзностью своей интонации. Ведь если эти дикари думают, что в городе все поголовно копаются в мусоре и мирно живут под боком у двуногих... они ошибаются. — Если ты за свою лесную жизнь не понял, Вы учитесь честно сражаться, а мы — выживать. Вряд ли ты в жизни хоть издали видел стаю одичавших от голода псов и тем более бился с ними.

Цербер честно не знал, что он сейчас хочет донести пустоголовому юнцу. Ему было куда проще схватить мышь, развернуться и убежать восвояси на своих длинных лапах. До конца лесной территории было не так далеко, поэтому он вряд ли выдохнется, однако... Не так часто с ним вступали хоть в какие-то разговоры, а не прогоняли в первые же мгновенья. В бессмысленном бою с этим юнцом он точно одержит победу, а вот в словесных баталиях. Черт его знает.

— Возомнили себя лучше только потому, что родились в другом месте, — одиночка почувствовал, как собственный хвост хлестнул его по боку. Да уж. Это уже не походило на показную игру мышцами: его тело напряглось и приготовилось защищаться по-настоящему. Он не нападёт первый. Он выше этого. Он просто должен показать, что прав. — Если ты имеешь большее право, чем я, находиться здесь — то докажи это. Пустые слова про территорию, которую отвоевали твои предки, а не ты лично, меня не волнуют.

Ведь предки Цербера тоже проливали свою кровь за эти земли. Может, даже отправились в это самоё Звёздное племя, если это было не глупой сказкой. Чем они с этим котиком тогда отличаются? Почему это вообще должно иметь значение: чья кровь течет в твоих жилах. Это никогда не сделает тебя лучше, справедливее или достойнее. Только твои поступки.

Жизнь настоящего одиночки.
Шумолап раздражённо закатил глаза. Ох, эти настоящие одиночки, ловящие вонючих больных крыс под лапами Двуногих. Этот вор и правда ничего не понимал. Они все никогда не поймут. Что такое племя, семья и единство. Единственное оружие бродяг – рвать когти, когда рядом появляется хоть какая-то опасность. А они, племена, оставались на своих землях, несмотря ни на что.
- Вряд ли ты в жизни хоть издали видел стаю одичавших от голода псов и тем более бился с ними, – одиночка говорил с такой же заносчивостью, как матёрые Грозовые коты. Вот только если у последних было на это основание, то у этого пустословца – нет.
- А ты сражался? Со стаей? – Шумолап презрительно хмыкнул. – Или убегать с поджатым хвостом – это «сражение» на языке бродяг? – одиночка наконец начал напрягаться, а не только трепать языком.
- Если ты имеешь большее право, чем я, находиться здесь — то докажи это, – о, Шумолап только этого и ждал. Запихнуть в эту глотку обратно все уничижительные слова о племени. Показать этой самодовольной морде, что права на эти территории – только у племенных чистокровных котов, а не смердящих мышеголовых.
- Толку от этих территорий, если ты даже не можешь себя прокормить? - оруженосец позволил себе выразительно кивнуть на валявшуюся рядом с одиночкой мышь. - Убирайся, - рыкнул Шумолап и со всем пылом бросился вперёд.

разрыв >>>

- Разве мне нужна причина, чтобы побыть вдвоем?
Ласточка притворно оскорбилась и закатила льдисто-голубые глаза. Такое заигрывание совершенно не было свойственным черно-белой кошке, и все-таки с Ежевикой она (да сколько себя помнила) не притворялась. Была расслаблена, плечи - опущены, хвост - спокойно волочится следом.
И все-таки сейчас Ласточка немного нервничала.

Сомнений быть не могло. Что уж скрывать, они с полосатым воителем усердно старались над тем, чтобы их замысел воплотился в жизнь, а если повезет - и в несколько жизней.
Если не повезет, этих крикливых жизней в детской будет слишком много.

— Присмотрела кого-нибудь из дочерей Смерчезвёзда себе в ученицы?
- М-м-м... - неопределенно отозвалась воительница, поджав губы. Хвост нервно хлестнул кошку по чуть округлившемуся боку, и Ласточка даже как-то мысленно на себя прикрикнула: что, впервой, что ли?
- У нас все получилось, Ежевика, - устало, словно бы без сил от вечной борьбы с самой собой и внутренними звездоцапами, выдохнула грозовая воительница, останавливаясь. Взгляд у Ласточки был спокойный.
И правда, не впервые.
А внутри узел сворачивается.
- Получилось, - многозначительно повторила кошка, которая все больше становилась нервной. Ореха так и не нашли, Бражницу она с догадками не беспокоила, но уж ей-то, королеве с опытом, не знать симптомы?
Черно-белая давно догадывалась, да только выжидала, чтобы убедиться.
И сейчас осторожно, но настойчиво прижалась округлым боком к полосатому боку друга.

Полосатый воитель всматривался в ее бока, явно огорошенный, и Ласточке инстинктивно захотелось прикрыться. Это был очень уязвимый момент -  а уж она-то не терпела быть уязвимой. И пусть кошка знала, что Ежевика будет рад... все-таки. Все-таки!..
Страшно.
Он улыбнулся. Ласточка чуть оттаяла, оставаясь наедине лишь со своими собственными страхами: снова материнство, четвертое по счету, третье - для племени. И все-таки чем дальше, тем менее страшно ей было: каждый новый помет котят доказывал ей, что она не перестала быть первоклассной воительницей.
В конце-концов, в битве за Нагретые Камни, которые совсем скоро отойдут рыбоедам, Ласточка одержала верх над самой Оцелоткой, едва только выйдя из детской.

И пусть только кто-то попробует усомниться.
Пусть только.

— Как скоро ты?.. Когда придёт срок? Предки, я так тебя люблю, ты и представить себе не можешь.
Ласточка заурчала. Непривычно громко, гордо - так, как должна была прежде, научившись с каждым новым пометом котят познавать радость материнства.
И гордость, да. Гордость быть матерью крепких, сильных воителей. Своего продолжения.
- Скоро. Придется тебе вдвое больше охотиться, Голые Деревья не за горами, - и в голосе не было привычного командного тона - скорее, плохо скрытая забота.
- Я беспокоюсь, что Ореха до сих пор нет. И не только из-за того, что скоро появятся котята. Сам знаешь... - шерсть на загривке кошки приподнялась дыбом. Она лапы в кровь сбила, выискивая хоть малейший намек запаха сына.
Хоть малейший.

- Да, Ежевика.
Тихий голос Ласточки становился все тише с каждым звуком. Пропажа Ореха сперва вызывала беспокойство, затем - всплески эмоций, злобы, несколько лишних отметин от когтей на деревьях в округе. Ласточка искала его, с тоской встречала каждый новый патруль без вестей и взращивала в себе ярость на окружающих: будто бы никто (по ее ошибочному мнению) так не горевал, будто бы никто - ну, пожалуй, кроме Бражницы - не сбивался с лап в поисках Ореха.

Хотелось выть.

- Да. Хочу. Найди моего сына, - одними губами пробормотала ему на ухо черно-белая кошка, с тоской утыкаясь в короткую полосатую шерсть на скуле воителя.
- Он же не мог, правда?..
Даже договаривать не получалось. Эмоции зашкаливали, инстинкты кричали об опасности и зазывали кошку поскорее забиться где-нибудь в укромном уголке детской, откуда совсем скоро выселится Иволга и ее разношерстный выводок.

Только бы ты скорее вернулся, Орех.

- Думаю, - прокашлялась Ласточка, силой меняя ход беседы, - Смерчезвезд даст тебе в ученики кого-то из дочерей. Ты давно не брал себе ученика, - заметила черно-белая, высказывая такой вот интерес к жизни Ежевики даже в его бытность просто соплеменником, а не другом.

Зима забирает всё, до чего может дотянуться. Вытаскивает руки из богатых одежд, смотрит глазами-льдинками на свои угодья, улыбается так, что на обветренных губах трещит кожа, а красные щеки идут морщинами. Искрится иней в её пушистых волосах. Она улыбается, улыбается. Взмахивает рукой, будто посылая благословение на лес — и разрушает всё, что с таким трудом вернулось к жизни с прошлой зимы.
День за днем исчезают цвета: зеленый, желтый, красный. Остается лишь благородная белизна. Она забирает тепло — солнце светит беспомощной лампочкой. Смотришь на небо и ждешь, когда оно согреет тебя. Но этого не происходит. Смотришь на землю под лапами и на лес, окружающий тебя. Как он изменился! Ни одного листка, ни одного выжившего цветка. Всё белое, белое, белое. А сверху — веселая лазурь неба. И где-то вдалеке — голубоватая дымка, в которой скрываются ели. И белое облачко пара, вырывающееся из пасти.
Вокруг так тихо. Кажется, что в этой тишине слышно даже писк комара — но какой тут комар, среди снега и замерших деревьев. Ни писка мыши, ни пения птицы. Когда всё это успело исчезнуть? Когда роща, пышушая жизнью, превратилась в безжизненное пространство?
Выпирают ветки, как ребра голодного зверя; ягоды рябины — лишь напоминание о многообразии красок, которое теперь пропало.
Падают снежинки — вместо капель дождя. Кружатся над головой, как пуховые перья.
Шуршит снег — вместо травы под лапами.
Коты — нахохлившиеся воробьи. Они кажутся черными пятнышками на белом полотне, которое простирается по всему лагерю, дубраве, лесу и дальше, дальше: на крыши домов Двуногих, на темные болота, на пепелище. Белое, белое, белое. Теперь выход из палатки откладывается до последнего. Как не хочется покидать тепло и отправляться в лес, заметенный снегом. И куча с добычей скуднеет, и завтракать приходится сухим мороженным мясом или уж ждать до полудня, когда вернутся охотники. И всё белое вокруг, белое.
Меняется уклад жизни.
Меняется облик территорий.
Меняется и сама Щелкунья.
Это уже не кошка, живущая в теплом цветущем лесу. Это кошка, сражающаяся с зимой. Глаза вечно щурятся, спасаясь от снегопада. Шерсть поднята дыбом и наполнена подшерстком. Благодаря этому кошка кажется большой и сильной. Воинственной. Смелой.
И Щелкунья действительно чувствует прилив сил. Ей хочется улыбаться, смеяться, чуть не прыгать на месте. И как бы старуха-зима не пыталась забрать тепло, цвет, жизнь из грозовых котов — Щелкунья не чувствует ни грусти, ни страха. В груди разливается тепло. Лапы двигаются быстро и весело. Она улыбается, улыбается, улыбается. Шутка ли, наконец пойти на охоту с Пепелинкой и Вихревейкой!
Была бы еще добыча — совсем было бы хорошо. Но, сколько Щелкунья ни оглядывалась, вокруг было пусто.
— Я еще надеялась поймать воробья. Дай, думаю, порадую котят, — мурлыкает воительница, смотря поочередно на мать и сестру — Помню, как мне нравилось гоняться за перьями. Ветер подхватывал их и кружил. Так весело было! Но, видимо-
И тут — вшшжух! — налетает ветер, бросив в них целый ворох снега. Щелкунья резко замолкает и жмурится. Замирает на месте, чувствуя, как ледяные иголки кусают за нос.
— Фррр, — мерзляво фыркает кошка, вжимая голову в плечи.
А затем, открыв один глаз и посмотрев на совсем белую от снега сестру, вдруг хихикает:
— Не удивительно, что добыча разбежалась. В такую-то погоду!

[indent]Вихревейка то и дело ежилась от редких порывов ветра, но глядя в чуть обеспокоенные глаза матери, серебристая кошечка покачала головой.

[indent]— Нет, я не замерзла, — мяукнула молодая воительница в ответ. Она не соврала. Конечно, Голые Деревья были самым морозным временем года, однако со временем к этому неизбежно привыкаешь. Тем более, по возвращению в лагерь всегда можно с наслаждением растянуться на своей подстилке и погреть лапы. Во многих аспектах своей жизни Вихревейка придерживалась оптимизма, который неизменно выручал ее, вызволял из капкана тревожных мыслей и просто был чем-то само собой разумеющимся. Разве была бы юница собой, если бы не ее яркая улыбка, так часто появляющаяся на ее точеном личике?

[indent]Вихревейка осторожно слушала, как тепло беседовали ее сестра Щелкунья и Пепелинка, и было что-то в этой прогулке невероятно родное, точно обе воительницы вернулись в детство, а Пепелинка все так же оставалась любящей королевой. Светлогривая отпустила еле слышный смешок вслед своим мыслям. Именно в этот момент старшая, заметно волнуясь, задала вопрос.

[indent]— Щелкунья, Вихревейка, скажите, какие у вас сейчас отношения со Снегирем? — по голосу Пепелинки Вихревейка поняла, что именно для этого обсуждения она позвала их на прогулку. Сверкнув матери улыбкой, чтобы ее успокоить, Вихревейка заговорила первой.

[indent]— У меня с ним хорошие отношения. Даже если вы были какое-то время не вместе, я не держу на него зла и мы все равно остаемся соплеменниками. Уж дальше родного лагеря у него вряд ли получится куда-то скрыться, — пошутила светлогривая в попытке разрядить обстановку. — Иногда мы ходим вместе на охоту и патрули.

[indent]Вихревейка обернулась на Щелкунью. Нутром воительница чувствовала непонятное ей напряжение сестры. Она помнила тот страх, с которым Щелкунья поглядывала на Снегиря тогда, в полночную прогулку вместе с ним и Вихревейкой. Наверное, именно присутствие светлогривой помогало сестре держаться лучше. Однако если сравнить ту встречу и нынешнюю с Пепелинкой, то можно прийти к выводу, что у Щелкуньи как минимум было неоднозначное мнение на счет Снегиря, а как максимум... Вихревейка задумалась. Это была обида? Или же ей действительно не показалось и сестра откровенно боялась белоснежного воина? Но почему? Снегиря вряд ли можно было назвать пугающим.

[indent]Слишком много вопросов. Возможно, Щелкунья даст ответы.

начало игры.

За луну привыкшая к темпу бега наставницы, Летящая не отставала ни на шаг от Волчеликой, попутно осматривая территорию – стреляя взглядом по любой прилегающей территории – запоминала каждую травинку, втягивала носом каждый запах. Грозовые территории – обширны, и любой незнакомец с легкостью может заплутать между локаций, почему знать территории необходимо было с самых первых лун обучения. Несмотря на то, что прошла аж целая луна с момента посвящения Летящей в оруженосцы, юная грозовая прекрасно знала насколько скоротечны луны. Не успеешь оглянуться – ты стоишь перед скалой, посвящаемая Смерчезвёздом в воители. И стать первоклассной воительницей для Летящей было главной задачей.

Она следила за темпом бега Волчеликой, следила за ее лапами и движениями, стараясь взять все самое лучшее. Когда-то давно перекатываясь неуклюже с лапы на лапу, нынешняя Летящая со всей грациозностью переносила вес с лапы на лапу, стремясь выдыхаться как можно меньше. Волчеликая была строгим наставником – это Летящая почувствовала на собственной шкуре. Но – справедливой: излишняя строгость сопровождалась лучшей оценкой качеств ученицы. Отчего Летящая и стремилась не разочаровывать наставницу.

Именно поэтому ученица не удивилась, услышав задание от грозовой воительницы. Заведя уши за голову, Летящая прищурилась и подняла голову, втянув как можно больше воздуха в нос. Она была точно охотником, пытающимся отследить след маленького грызуна, петлявшего меж деревьев, дабы спутать следы.

Она не стушевалась, коротко кивнув головой, пустилась вперед, сопровождаемая Волчеликой. Узоры леса Грозового племени огибались пятнистой ученицей, кустарники и притоптанная трава оказывались где-то сбоку – Летящая, непременно, знала, куда она идёт.
- Помню, - отчеканила ученица слишком резко, чем надо было. Сконцентрировавшись на знакомых запахах, едва-едва уловимых сквозь запах её и наставницы, Летящая практически не замечала ничего на своём пути. Протоптанная тропинка ходила влево, но ученица с легкостью проигнорировала старую тропку, выбирая альтернативный проход. Вот, она перескочила через поваленный древесный ствол, не оглядываясь назад – не ожидая никакой поддержки от Волчеликой – а здесь прошлась боком о колючий кустарник, ненароком оставляя короткие волоски шерсти.

На горизонте уже были заметны кроны высоких сосен.

«Вдох – носом; выдох – ртом»

Она повторяла простую истину как мантру, каждому слову отдавая необычайную важность. Где-то вдалеке послышался запах испуганной полёвки, но Летящая не дернула даже ухом, отдавшись полноценно заданию наставницы. Она – не глупый оруженосец; будущая воительница, спешившая не прослыть позором как семьи, так и племени.
Лишь когда под лапами захрустели опавшие шишки, а в нос ударил знакомый запах хвои, Летящая сбавила шаг и остановилась подле стволов великанов. А там уже и обернулась через плечо на наставницу. С горящими глазами, полными восторга, Летящая подошла поближе к восседающей на камне Волчеликой и села рядом, слушая приятный голос наставницы.

- Пепелище? – переспросила Летящая тогда, когда повторила про себя названия территорий племени. Покопавшись глубоко в себе, ученица никак не могла вспомнить, где находится именно эта территория. И она была готова с легкостью назвать по крайней мере часть перечисленного, но пресловутое пепелище сбило с мысли ученицу. Тряхнув головой, Летящая с досадой отвела уши и нахмурилась.

- Если я встану мордой к лагерю; вот так, - ученица повернулась в сторону сердца грозового племени и повела плечами, на минуту замявшись: - Совиное дерево будет находиться по левое ухо. Стоит подойти ко входу в лагерь, обходя огибающие палатки деревья – примерно в шестнадцати лисьих хвостах, - Летящая считала самостоятельно – будет совиное дерево. Если я пройду в лагерь, не сворачивая с пути - если переплыву поющий ручей – уткнусь сразу в поляну светлячков.

«Пепелище. Пепелище»

У Летящей не получалось сойти с темы неизвестной до этого момента территории. Уж никак не могла ученица пропустить сожжённые земли. Волчеликая ждала от неё верного ответа, а Летящая не могла принять никакого другого: - Если я повернусь к левой задней лапе и обогну третью от меня сосну – я выйду к кустам утёсника. Не сразу – до этого стоит пройти багровый лес, но на то высокие сосны и глубь территорий.

Летящая знала – она была права, но на подсознательном уровне желала взобраться на самую высокую сосну, чтобы точно утвердить своё мнение. И увидеть наконец…
- Что за, Звездоцап дери, пепелище? – не выдержала, рассержено зашипела. Злилась не на Волчеликую – на себя – за незнание. Испытывала стыд.
- Это какие-то территории племени Ветра, которые перешли в наследство Грозовому племени, и на которые мы пока не ходим?
Не то пошутила, не то действительно посчитала так. А после сдалась, взмахнула хвостом, хлестнув себя по боку:
- Дичь убивать не для развлечения – только для еды. Благодари Звёзды за отданную жизнь.   

Отредактировано Летящая (25.06.2022 10:33:33)

Разрыв

— Коршун, Львиногрив, вы отправляетесь в охотничий патруль.
Да, это именно то, чего не хватало этому дню, чтобы заставить едва вернувшегося в лагерь серого воителя с трудом не закатить глаза и удержать на морде маску дружелюбия и готовности верой и правдой искренне служить родному племени и каждому его обитателю.... гадость какая.
Продолжать играть на публику — привычное дело, но прыгать с роли на роль утомляет, а самая утомительная из масок — хороший брат, с которой полосатому только и следовало подойти к златогривому воителю. И которую следовало вести до того самого момента, когда они бы удалились достаточно далеко от лагеря Грозового племени, где можно бы было уже забыть о тех рамках приличия и предосторожности, которые соблюдались прилюдно, когда существовали лишние глаза и уши и когда слова действительно что-то значили.
На самом деле, это можно бы было даже назвать своеобразным глотком свежего воздуха, сказать, что рядом с Львиногривом можно было сбросить все маски, упомянув, что, несмотря на все конфликты, они были братьями, росли бок о бок и знали каждую трещинку на личности друг друга, каждую повадку и самую дурацкую привычку, все негативные стороны, страхи, все лучшие проявления... красивая история, которую можно бы было наплести кому-то в уши, но которая не работала на практике, ведь Коршун был уверен: Львиногрив, зацикленный на себе, никогда его не знал; а для самого Коршуна это была очередная игра, тоже своеобразная роль.
Даже аккуратная походка, флер грации в движениях, ни единого намека на то, чтобы поскользнуться на хвое, — часть сценического образа. Каждый шаг выверен до мышиного хвостика, каждый жест — механическая работа и в то же время своеобразное искусство.
Он следит за братом внимательно с самого начала их пути, наблюдает и ждет намек на то, чего тот ожидает.
Впрочем, играть по правилам Львиногрива скучно: он банален, — гораздо интереснее наблюдать за тем, как тот неуклюже пытается вписаться в постоянно изменяющиеся условия и неизбежно отстаёт, смотреть, как рушится скала, на которую он влезает. И слабо фыркать, когда одно лишь чудо спасает златогривого от спасения.
Иронично, но тот ни разу не доводил игру до конца сам и это оставляло свой оттенок разочарование.
Многое здесь оставляло свой оттенок разочарования: словно Львиногрив никак не мог сыграть свою роль в спектакле и неумело все портил.
— Решил исправиться и стать примерным семьянином? — задает Коршун вопрос, а после в очередной раз останавливает на брате внимательный взгляд.
Определенно стоило отметить, что охота его не интересовала, по крайней мере, воин не видел в этом деле ничего настолько сложного, чтобы занять себя и занять Львиногрива: как будто был уверен, что с этим вопросом они оба справятся быстро и без труда.