[indent] Невидимка поджимает губы, когда видит неудовлетворение на морде наставника. Хочется сразу спросить дерзкое «что?!», но серая молчит, не понимая, что не так. Разве он не ожидает, что она снова и снова будет подниматься, разве не ожидает, что будет стараться, лишь бы он её не ткнул в мордой в грязь за халтуру? Ученица помнит, как ему не понравилось, насколько неправильно она тогда словила лягушку, а потому, казалось, теперь серо-песочной нужно очень постараться, чтобы в убитом изнурённом состоянии поймать хоть что-то так, чтобы оно ещё и было правильным и таким, что действительно бы понравилось бы Острозубу. Ненависть обжигает грудь, когда голубоглазая понимает, что уже пытается стелиться под нравы огромного мрачного кота.  Отводит взгляд, не желая сталкиваться с жалкой собой в глазах наставника. Дрожит на ветру, жмёт хвостик к себе ближе, сдерживаясь, чтобы тут же не начать вылизывать мокрую продрогшую шерсть. Страшно попасть к Иве…
[indent] Его слова жёсткими камнями ложатся на спину ученицы, заставляют нахмуриться и тяжело вздохнуть – слушать тяжело, невыносимо, сложно. Невидимка не заслуживает такого отношения к себе. Но не может ничего сделать, только держаться, не ломаться, не опускать низко голову, хотя больше всего на свете хочется оказаться тут же на своей тёплой подстилке и лечь в клубочек, обняв хмурого Тумана. Но ничего. Ученица уверяет себя, что справится.
[indent] — Я могла учесть, что ветер переменится, не дать жабе заметить меня, испугаться. Мне стоило быть быстрее, когда он подул – был бы шанс схватить за лапку. Но я промедлила. В следующий раз я буду следить за направлением ветра, быть более аккуратной и внимательной, — бесцветно монотонно говорит, почти бормочет, смотрит куда-то в грудь воителю, понимая прекрасно, что у больше нет сил на то, чтобы охотиться и исправлять ошибки. Ноющие болью лапы, загривок, жгучие лёгкие и горло отголосками проглоченной воды. Ученица нервно облизывает нос.
[indent] Он склоняется ближе. Она ведёт голову в сторону, чуть отводит ушки, но Острозуб, подавляя, всё равно обжигает своим дыханием, присутствием, а потому хочется скорее уйти, сделать всё хоть как-нибудь, лишь бы затем более не сталкиваться с наставником хотя бы до заката солнца. Наивная. Не смеет двигаться, терпит. Покорная. Мерзкая. Трясясь, Невидимка кивает и затем шагает широким шагом в сторону. Её шерсть, торчащая ёжиком, легко впускает холод, и серой кажется даже, что в этом и цель кота – поселить её такую в целительской.
[indent] —Тогда я ещё попробую, — едва слышно мяучит, шагая в сторону. Обречена. Это может быть бесконечно. Пока не рухнет. Пока не позволит убить себя.

[indent] Её охота в этот раз кажется ещё туманнее предыдущей. Ещё тяжелее всех прошлых. И пусть кошка мантрой повторяет снова и снова все правила и нюансы, из лап, казалось, сыпятся всё новые и новые ошибки. Она больше не падает, но походка кажется теперь ещё более странной, качающейся и ослабленной. Невидимка прикрывает глаза, встречает темноту, когда нападает на след иного зверя. В этот раз удача на её стороне – ящерица, нежась на камне, замечает хищницу слишком поздно, а потому, сорвавшись прочь, прыгает прямо в лапы ученицы. Там кошка и приканчивает существо, роняя затем себе труп под лапы.
[indent] — Я всё, — выдыхает, чуть покачнувшись, закрывает в усталости и холоде глаза, надеясь забыться. Слишком изнурена, слишком замёрзла, слишком пульсирует тело.

[indent] Невидимка скашивает взгляд на свою жалкую добычу.
[indent] «Её стыдно было бы принести в лагерь… настолько побита и едва держусь, принесу это просто посмеяться…»
[indent] Не сложно представить, как отреагировало бы племя, если бы дерзкая бойкая кошка вернулась бы настолько тихой и несчастной, словно у неё только что умер брат. И в зубах у неё одна лягушка да маленькая ящерка – скудная добыча, учитывая, насколько истощённой себя чувствует песочная кошка. Уже сейчас видит и чувствует, как глянут на неё другие оруженосцы, как решат, что она никчёмная, что ничего не может. И что, быть может, правильно, правильно, что Острозуб настолько строг и жесток к ней. Невидимка в придуманной обиде стискивает зубы и, чуть качаясь, вздыхает, готовая, если доберётся до лагеря, защищаться и от них.
[indent] Холодно.
[indent] Закрывает глаза вновь, пытаясь за мгновение подремать и набраться сил.
[indent] Тяжёлый голос оглушает, давит, и кошечка грустно открывает глаза, смотря куда-то в землю. Ещё чуть-чуть и она обязательно начнёт вылизываться, ибо в лагерь на подстилку хочется невероятно, но впору рухнуть уже сейчас. Воитель опускается рядом, даже слишком близко, и серая уже торопится сделать шаг в сторону, тянет лапу, чтобы уступить место, но Острозуб приобнимает хвостом, даже привлекает к себе теснее, заставляя захлебнуться тихим страхом. Невидимка даже жалобно пикает, но не дёргается, как только слышит о том приказ. Стискивает зубы.
[indent] Тепло.
[indent] Он хвалит её. И то звучит так неестественно и странно, что, устремляя взгляд пустой и убитый в сторону леса, кошка чувствует, как на глазах наливаются слёзы, а мордочку чуть щиплет.
[indent] Тёплый жёсткий язык ложится на мокрую шерсть кошки, методично вылизывает, проходится по всем ранам, заставляя в моменте слабо изгибаться и напрягаться, когда становится слишком больно. Чуть сипит, но не выказывает недовольства, пусть и не урчит, не помогает себе сама, словно забыв о том, что может. Сидит суровым грустным изваянием, молчит, только взгляд в сторону болот всё ещё, и только спустя время жмётся в слабости к наставнику, унижаясь в желании согреться и добровольно. В конце концов, Невидимке пора проглотить гордость, чтобы не попасть к Иве. Кошка снова закрывает глаза, дрожа и терпя большой язык Острозуба, который, пусть и давил на ушибы, но согревал и делал её суше.
[indent] Она могла бы поблагодарить, понимая, что между утоплением и заботой есть большая разница.
[indent] Но знает, что не произнесёт того вслух.

[indent] Они не говорят. Ничего не говорят. Не произносят ни слова, ни звука. Только лишь методичное движение языка тихо скребёт шесть, осушает её, приводит в порядок, разглаживает волосок к волоску. Невидимка дрожит ещё некоторое время, волнами, то сидя смирно, то снова бросаясь в слабую дрожь. Тяжело. Она не ощущает, кажется, ничего. Внутри пусто. Только лишь эта мясная оболочка с костями болит, заставляет чуть морщиться от боли в мышцах, заставляет сидеть чуть скрюченно, словно на гордую осанку уже нет сил. Невидимка ненавидит себя. Ненавидит за то, что устала, что нет никакого рвения уже сейчас сделать что-то, на что-то повлиять. Только тупая боль… в загривке, в лапах, в груди. Она напоминает о прожитом, о том, что было. Напоминает так ярко и остро, что впору выцарапать из себя все части, которые вдруг решили ныть о боли. Нет, ученице не нужно такое слабое тело! Не нужно то, с которым нельзя победить Острозуба.
[indent] Тот зализывает грязь, сушит шерсть, и Невидимка хмуро думает, что делает он это не от большей радости – племя должно знать и видеть, что серая в порядке, что тренировка прошла как надо. А если увидит иное? Да и что тогда? Разве кто-то будет не рад узнать, что сейчас она по-настоящему ослаблена и страдает? Многие бы посмеялись.
[indent] Сидит отрешённо некоторое время. Затем помогает Острозубу… Нет, себе. Клонит голову и начинает мерно прилизывать короткую шёрстку, поправляя её, осушая. Давится вонью и тиной – на языке оно всё тошнотворными спазмами. Но нельзя сидеть смирно и ждать, что наставник не пнёт и не напомнит, для чего ей нужен язык и рот. Поэтому Невидимка методично сушит себя, утирает лапкой мордочку, трёт уши. Даже не дрожит.
[indent] Он остраняется. На мгновение она подаётся вслед за теплом, но стопорит себя, поднимая ровный взор на воителя. И кивает отрешённо, когда говорит идти. Подбирает ящерицу. Ступает, чуть прихрамывая, следом за котом. Тот подбирает лягушку. Расскажет ли она о том, что было? Несомненно. Но не сейчас. А когда станет воительницей.

Закрытие игры

♦ <— после встречи с Лосей и тренировочки

Шерсть потрескивала от гнева. Сажа мрачной тенью гнала в лес быстрее лани. Злость, словно муравьи, кусала кожу под шерстью.
Неужели все эти разговоры и запугивания Таволги сработали совершенно в обратную сторону? Всё стало совсем невыносимо. Так и хотелось размазать эту морду Ромашки и окунуть в болото. А эта Таволга... милая, невинная птичка. Это она только притворяется такой, а на деле двуличная разрушительница.

Кошка оказалась в глубине болота. Она с особо мрачным выражением морды вдыхала и выдыхала запах трясины и мха. Её стихия. Окажись здесь Таволга, Сажа мигом бы её здесь пришлёпнула. Эта воительница, по мнению Сажи, казалась ей слишком хрупкой и тошнотворно добродушной — может быть её вообще подкинули в племя?

— Зарница! — ликующе мяукнула Сажа, заметив черно-белую шерсть братца. Запах она его давно уловила: как хорошо, что они столкнулись почти нос к носу. — Что будем делать со всем этим безобразием? — шерсть опять заходила ходуном, глаза засверкали. Наверное, Багряной Звезде совсем не понравится, узнай она о том, как одна часть соплеменников готова придушить другую, но что тут поделать... Сажа считала своим непосредственным долгом что-нибудь придумать.