— Главная поляна
Сойкоглаз бывал в лесу и прежде. Его редкие вылазки чаще всего заканчивались так толком и не начавшись, но за то немногое время, проведённое среди безмолвных высокомерных сосен и раскидистых кустарников, котёнок научился слушать его голос. Голос Леса.
Он нашёптывал ему шелестом листьев, напевал звоном капель о шершавую кору и тихо вторил частому кошачьему дыханию порывами ветра. И старейшина внимал. Неумело, не зная и не распознавая большинства запахов и звуков, он учился постигать свои земли, но – увы – соплеменники находили его быстрее, чем сам беглец мог всерьёз прислушаться к собственным ощущениям.
Но сегодня, как раз тогда, когда Сойкоглаз мог позволить себе ощутить окружающий мир во всём его многообразии, Лес замолчал. Он испугался чужих шагов и резкого голоса Кометы; затих и оставил котика один на один с его незрячими, бесполезными глазами и быстрым стуком сердца. А Сойкоглаз, беспомощный, потерянный, старался услышать его, а потому отвлекался больше положенного.
Он спотыкался, налетал на коряги и толстые корни деревьев, и отчаянно старался успеть за ведущими, но тщетно: всего его потуги были безнадёжны.
Крушина направляла пятнистого котика, а Комета давала полезные советы, но тот лишь сильнее стискивал зубы и, порой, нарочно влезал как раз туда, куда дымчатая воительница просила его не ставить лапу. Назло отстранённому голосу глашатаи, вечно холодной предводительнице, безжалостному миру, одарившему остальных котов способностью определять местонахождение окружающих их предметов на расстоянии, и себе самому.
Сойкоглаз выдохся. Он был готов просить кошек об остановке, но отчего-то упрямо молчал, до боли выпуская когти и взрезая ими рыхлый солончак; испытывая самого себя на прочность.
А спустя ещё минуту старейшина внезапно понял, как ему стоит ступать. Первое прикосновение к земле: пробное, быстрое, – дотронулся и тотчас отдёрнул лапу; прощупал почву и только после этого наступил.
Убедиться, что нет ямы, грязной застоялой воды или очередного толстого корня; узнать рельеф и наклон поверхности.
Но к тому времени, как Сойкоглаз сообразил, что так пусть и медленнее, но в разы эффективнее, он невыносимо устал. К счастью, Комета и сама остановилась, и котёнок в изнеможении опустился на землю и с облегчением перевёл дух.
— Граница с племенем Ветра совсем недалеко, — пояснила предводительница, и старейшина с интересом навострил уши.
Ему не хотелось вставать, но любопытство брало верх над жаром в утомлённых лапах, и котик резво поднялся и, вскинув хвостик, принялся исследовать окрестности. Соплеменницы заговорили о политике, и старейшина заскучал. Имя отца пару раз ударило его по ушам, но он только прижал их к затылку плотнее, неосознанно нахмурился и поспешил убраться как можно дальше.
Сойкоглаз углубился в зелёные насаждения уже достаточно далеко, практически дошёл до Гремящей тропы, когда его настиг оклик Крушины.
— Как думаешь, как давно патруль Ветра осматривал границу? — вдруг обратилась к нему глашатая, и старейшина развернулся и торопливо побежал на зов; едва не наступив на пушистый дымчатый хвост, он умостился рядом с кошкой и доверчиво положил мордочку ей на лапу.
С его усов свисали нити паутины и тонко серебрились в скупом лунном свете; в глазах же отражалась бескрайняя гладь звёздного неба.
— Не знаю, — честно признался Сойкоглаз, устремляя пустой взгляд ввысь. — Но воняет так, будто мы на Гнили. О! А мы пойдём на Гниль? — тут же оживился он, мгновенно забыв о своей усталости. — Погоняем крыс!