[indent] Голос с той стороны пролетает над Гремящей Тропой воробьём и едва ощутимо дотрагивается до кончиков ушей мягким звучанием. Кроме них здесь никого, совсем никого нет; хорошо, пусть так и будет. Не нужно лишним глазам-ушам-душам видеть их обеих вместе, в таком месте в такое время. Не нужно по нелепой случайности оказываться тут патрулю и наружу вытаскивать из тесного мирка. Не нужно. Просто оставьте, забудьте об их существовании на какое-то время - пусть на самый возможный короткий срок из всех, всё лучше, чем ничего. Опалённая ведь и вовсе никого встретить не ожидала, но увидев Наледь не расстроилась; напротив, было в этом столкновении нечто радостное и приятное для закаменелого сердца.
[indent]    «я осторожна» // достаточно ли?
          хотелось надеяться, что да.
[indent] Кошка по ту сторону хвостом машет, шерстью трясёт и точно мираж зовёт вслед за собою по призрачным следам последовать - того и глядишь по  незримым ступеням в небо поднимется; зовёт в совершенно иное измерение, в другую реальность-вселенную, и Опалённая согласно кивает, втягивая вперёд шею. Оглядывается, не замечает никаких жадно наблюдающих из-за кустов глаз и трусцой бежит к мосту между двумя мирами. Ох, не стоит ей этого делать - ни самой шагать навстречу чётко обозначенным рамкам-границам, ни Наледь через них пропускать; она и так подобралась слишком близко, плохо этого, не правильно. Аукнется ещё в будущем обязательно [по-другому быть не может], отзовётся тупой болью потом меж рёбер и только толще ледяную защитную броню сделает. Но пока Опалённой всего одного взгляда на силуэт вдали хватает, чтобы отбросить мысли, точно несъедобные мышиные кости, и закопать в земле и снегу до весны. До тех пор, пока не начнётся оттепель.
[indent] Лапы скользят на склоне и грозовая когтями впивается в неё впивается. Поворачивается боком, хвостом размахивает для балансировки и отталкивается в прыжке, приземляясь уже в самом низу на четыре лапы. Фыркает от поднявшейся волны снега, стряхивает с пёстрой шкуры излишки и усы топорщит - загривок стягивает в неприятном ощущении, вынуждая Опалённую в немом шипении оскалиться и жадно клацнуть зубами [когда же уже забудется-затянется?] Шершавый язык пробегает по тонким губам-ниточкам и Опалённая ведёт носом, вскидывая голову. Ещё несколько шагов навстречу, и с каждым из них опасение за чужую жизнь нарастает, окружая стаей голодных псов. Они рычат, плюются, но близко не подходят - мнутся на одном месте и пока ещё дают шанс на спасение; мысленно Опалённая просит Наледь остаться на месте, но снова слишком поздно. В темноте тоннеля слышится чужое дыхание, перебиваемое тихими шагами // что же мы делаем?
[indent]         [ теперь нет пути назад.
                 теперь попробуй себе же объяснить зачем её пустила.
                                   скажи почему не выгнала. ]
[indent] Мотает головой и встречает (не)прошенную гостью, надевая маску спокойствия. Давно она этих глаз в такой близости не видела - но не забыла, что в них как в омуте утонуть можно. Они в темноте любопытством мерцают, вопрошают без слов, сияют двумя драгоценными камнями и Опалённая на секунду теряется в их глубине, едва успевая расслышать вопрос. Ожидаемый и удивления не вызывающий, в отличии от тона сумрачной воительницы. вот оно что. Это тебя интересует? Значит ты, Наледь, паззл в своей голове собираешь? Фрагменты складываешь воедино и раздробленные события склеить пытаешься в целостную картинку? Кажется, их сюда одни и те же дилеммы привели.
[indent] - Барсук, - воспоминания произошедшего поднимаются на поверхность из самых недр; бурлят, обжигают и пузырятся, но быстро утихают, стоит их холодной водой здравомыслия окатить. Что было, то прошло. Очередной урок, очередной шрам на шкуре. Так было и так будет всегда. - ничего такого, что заслуживало бы внимания, - не показывает эмоций, но по интонации всё понятно: Опалённая знает, что ей подумалось-привиделось. Опалённая понимает к чему Наледь вела. - ты тут одна? - спрашивает вдруг притихшим голосом и начинает двигаться вперёд, ближе к тоннелю сумрачную мягко оттесняя, как можно глубже в заросли, как можно ближе к её землям, как можно дальше от возможной ошибки-осечки. - не хочу, чтобы тебя заметили, - уж Опалённая-то знает, как замять всё можно. Запудрит мозги, придумает оправдание такое, что трудно не поверить будет, и выставит всё в нужном свете, но вот она, стоящая в непосредственной близости, что сияет светлой шерстью своей точно лунной пыльцой осыпана, у неё могут проблемы возникнуть.
[indent]              и тогда
                     мне тебе
                           уже не помочь.
[indent] - Ты здесь из-за Саламандры, верно? - вопрос скорее риторический - причина ясна была с самого начала.

[indent] У неё на морде всё как на воде отражается - рябью эмоций покрывается, разносится вибрациями и не остаётся незамеченным. Переживала-надеялась-боялась; не хотела узнать, что именно она к чужой смерти причастна, что именно этими лапами она зарезала-задушила ту, которую никто другой и коготком бы ни тронул. Дочь звёзд, что их отголоски слышит как гулкое эхо над рекой; дочь звёзд, на которую непреложное правило неприкосновения действовало. Каким же монстром, каким же порождением зла надобно быть, чтобы у такой жизненность забрать? Был ли кто-то в Грозовом племени, кто мог столь отвратительный-низкий-бесчестный поступок совершить? Нет. нетнетнет.
[indent]       так ли хорошо ты знаешь тех,
          с кем бок о бок прожила все эти луны?
              п р и г л я д и с ь.
[indent] Опалённая хмурится и между бровей пролегает неглубокая морщинка. Патруль // плохо. В стороне неподалёку что-то ломается-хрустит, тут же привлекая к себе внимание ушей-локаторов - просто птица. Машет крыльями, шуршит перьями, чирикает что-то на своём и исчезает в темноте ночи, словно её и не было здесь вовсе: лишь качающаяся ветка говорит, что то был не мираж. С тобой ведь также было, Саламандра? Ты ведь не могла не слышать_не видеть, ты наверняка почуяла, но сделать ничего не смогла [не успела?] Она отделилась, её застали врасплох, воспользовались шансом, наплевали на положение - умертвили. Неужели по запаху чужой шерсти принадлежность виновника не выяснить?
[indent]     [ ну же, подумай хорошенько.
                          попробуй ещё раз, Опалённая.]
[indent] стёрли. Все следы, все улики; постарались на славу. Сначала - здесь, потом - у границ с ветром. И там и там - тени. Земли, что принадлежат сумрачным, так может всё же среди них виновник? Там один-другой прогнивший насквозь найдётся; тот, чью душу уже не спасти и кому прощения не видать, а значит бесстрашный перед карой небес-звёзд-Леса. Вяхирь ли? Кто-то иной? кто же кто же кто же. Опалённая заглядывает в ледяные глаза и не находит там ровным счётом ничего. Нет, кое-что всё же находит - незнание. Наледь растерянна точно также, как и все остальные, и если душегуб и впрямь с ней одну палатку делит, то очень хорошо данное скрывает.
[indent] - Я не могу пойти с тобой, но могу вступиться, если ты останешься здесь, - ныряет в тоннель следов и останавливается совсем рядом, голову к чужому лицу наклоняя. Всматривается в его черты, глядит серьёзно и заботливо, точно возле неё тот, кто сердцу ближе прочих. Опалённой туда нельзя, ни в коем случае нельзя подходить слишком близко - объяснить присутствие глашатая на чужой территории сложнее, ей там опаснее [прости, Наледь]. Она вопрос задаёт и Опалённая положительно кивает: остался ли кто-то, кто ещё не знал? Разве что Львинозвёзд, если всё ещё в стороне остался; стоит ли спросить об этом? Знает ли Наледь что-то? В её глазах плещется мелкой рыбёшкой тревога, наполняет до краёв и едва слезами солёными-горькими не выходит, будто кристалликами крошечными. Она в светлую зелень смотрит с мольбой, с просьбой, с надеждой - Опалённая всю её потерянность ощущает почти физически телом, и его тут же пронзает добрая тысяча ежовых игл, разносясь мурашками по спине. Ничего, милая, всё пройдёт. Не сразу, не скоро, но свыкнется - чужих смертей ты ещё навидишься; как бы хотелось, чтобы это оказалось не так.
[indent] Расстояние между ними исчезает практически полностью, и Опалённая не сопротивляется. Поддаётся навстречу, слышит дрожащий голос и к макушке белой носом прикасается, обдавая тёплым дыханием. Исчезли рамки, стёрлись пределы, время остановило свой ход и всё вокруг застыло словно во сне. Веки прикрываются на несколько секунд, погружая в темноту и абсолютную тишину. Вопрос-просьба остаётся витать в воздухе, остаётся без ответа [пока] - Опалённая и Наледь остаются без движения. Замирают, будто боясь момент спугнуть [друг друга?], что сидит возле самого плеча бабочкой, слышат стук сердец и завывание ветра то совсем близко, то вдали. Всё вдруг стало таким простым и понятным, но одновременно с этим запуталось в ещё более тугой клубок. Раз-два-три. И она отстраняется, устремляя резко посерьёзневший взор в находящиеся напротив озёрные воды глаз.
[indent] - Только если ты пообещаешь мне кое-что, - уверенно, уже совсем без мягкости - нельзя забывать зачем они здесь и почему, нельзя забывать о главном. - ты никому ничего не скажешь, пока всё не прояснится, - Опалённая просит, пожалуй, слишком много. Опалённая просит молчать, когда каждое слово на вес золота. Но на просьбу эту можно с десяток причин назвать, и верить хотелось, что хотя бы несколько Наледь и сама знала.
[indent] Тяжёлый уставший выдох отталкивается от круглых стен, а мышцы в теле напрягаются сами собой. Что же они делают. Что же она делает. Ей бы использовать иноземку для выгоды, заболтать, заговорить, убедить, сделать той, кто на своём хвосте новости приносить будет точно паутину, но Опалённая и думать об этом не думает. только не её. И почему же, скажи на милость? Верно. Ты и сама не знаешь. Не кажется ли тебе, Опалённая, что слишком многого ты не знаешь последнее время? Что-то неладное с тобою творится, моя дорогая, что-то неладное сумрачная воительница с тобой сотворила. Исправляйся, пока ещё можешь; пока ещё не пропала в этом поганом болоте, что чувствами зовётся.
[indent] - Саламандра не заслужила такой смерти, - ровно, будто речь идёт о чём-то обыденном, повседневном. - но мы к ней не причастны, - и, в очередной раз обращая своё внимание на ту, что по-прежнему остаётся сидеть совсем близко, ту, чьё дыхание своим телом чувствует: - поверь мне, - прошу тебя, Наледь, умоляю. Не ты одна до истины добраться хочешь, не вашему лишь племени беда сулит; угроза ходит где-то совсем рядом. Спросить о Вяхире так и не решилась, да и стоило ли? Он ведь в ночь Совета был возле Опалённой, совсем рядом, и из лагеря не смог бы выйти незамеченным даже глубокой ночью. Да и кто добровольно наденет петлю на шею собственного соплеменника, обвиняя в чём-то подобном? - я знаю, ты хочешь разобраться - все мы хотим, - но это будет не так просто. Не потому, что всё запутано, но из-за того, что происходит.

Отредактировано Опалённая (12.12.2018 04:21:00)

Наледь замирает, еле дыша в плечо Опалённой; чужой холодный нос мягко, почти невесомо касается макушки, непозволительно сокращая расстояние, непозволительно играя близостью, недоступной и неразрешимой Воинским Законом. Так приятно, неожиданно приятно, - а в голове отстукиваются секунды: раз - щёлк - два - щёлк - три...
Щёлк раздаётся громкий, воздух вспарывая: обе отстраняются друг от друга, в глаза глядят, точно и не было ничего. Лишь макушке пусто и холодно, лишили нужного, важного, необходимого.
Прерывистый вздох; холодный воздух остужает рьяно работающие лёгкие, сметая гнев, страх, нервозность в один снежный ком, лапы к тоннельному полу примораживающий. Несколько удивлённо смотрит на Опалённую, осторожно клонит голову в бок - медленно-медленно, точно спугнуть боится, каждое мгновение дорого.
- Конечно. Сначала надо всё выяснить, а потом уже рассказывать, - Наледь водит осторожным взглядом по тёмному своду тоннеля, с какой-то момент вновь вспоминая о патруле. Нет, помнила ещё когда Опалённая коснулась её, когда предательски маскировку своим запахом Грозовым смывала, но просто не смогла сказать, отвергнуть, оттолкнуть; сейчас же придётся по снегу кататься, смывая с макушки чужое дыхание, чужое касание, общее нарушительство.
Выпустив когти, тихо скребёт по бетону, заполняя повисшую тишину и заставляя себя не думать ни о чём, отвлечься - хотя бы от того, где она, с кем она, почему здесь она, - и с облегчением кивает в такт словам Опалённой, тут же перехватывая замирающее, играющее, отдающееся далеко-далеко вглубь обеих территорий эхо:
- Ни один кот не заслуживал такой смерти, - смерти странной, подозрительной, фанатично разжигающей ярость между двумя яркими всполохами пышущих предводителей. И на кого ещё переводить стрелки, как не на соседей?
- Кому вообще в голову такое могло взбрести? - снова тихо рычит, стараясь не выдавать себя; не говорит Опалённой, что исключает её племя из круга подозрений, потому что мало ли. Хочется верить, хочется, но ведь трёхцветная может не знать хорошо всех своих соплеменников?
«Прости, Опалённая. Я стараюсь».
Так и тянет в извиняющемся жесте уткнуться в тёмное плечо рядом.
И не её одну тянет.
Топот лап - тяжёлый, гулкий, торопящийся, - и с распушённой шерстью Наледь отскакивает от Опалённой, вглядываясь той за спину. В засаду не верит, конечно, не верит; но гнетущая атмосфера убийства Саламандры так и этак давит на плечи, прижимает разум обратно к племенным стереотипам, к впившимся клещами в душу страхам.
Однако боятся нечего, некого; вот он - тот, что заставил её трепетать на Совете, тот, чьи глаза сияли необыкновенно; и в лапах появляется небесная лёгкость, от которой хочется плясать в самую лютую метель, смеясь над нею, играясь с нею. Улыбка сама собой от уха до уха натягивается - надеется, что милая, а никак не кровожадная; его спугнуть жестом одним лишь просто - убедилась на Совете.
Горелый. Горелый и Опалённая; один в другом теряется, один другому отзвуком слышится; оба сердце Наледи заставляют биться чаще, заставляют читать первое правило Воинского Закона про себя как мантру. Их глаза, устремлённые на неё в темноте тоннеля, - сияющие зелёные звёзды; голос - тонкий, задыхающийся. Кажется, гонцом его сюда прислали.
Наледь переводит взгляд на Опалённую, робко улыбаясь - стыдно, что так и хочется обнять-приютить-приголубить её ученика, - и вдруг застывает, улыбку вмораживая на морде до боли.
«Золотой.
              Золотой.
                            Золотая».
Вот сейчас по-настоящему страшно стало.
«Она вернулась за мной! Зря-зря-зря я тогда её оставила, и спрятала, и не рассказала об этом в лагере, ох зря! Как теперь я смогу объяснить племени, что это от моих лап погибла Саламандра?»
Дрожащим голосом выводит Горелому:
- Конечно, - а сама про себя крутит-перемалывает лишь одно - откуда он её знает?
«Коготь был прав. Всегда был прав. И тогда он предугадал всё, что происходит сейчас, тогда сказал, ещё тогда, что я навлекаю беду на племя, позволяя одиночкам отлёживаться и свои раны залечивать на родной территории».
Нервно скребёт когтями.
«Вот мы и нашли виновную, Опалённая».
Стеклянный взгляд переводит на трёхцветную, забыв про улыбку.

Отредактировано Наледь (13.12.2018 23:05:31)

[indent] Дрожащий голос черную шерсть волнует, Горелый отводит взгляд как от удара током, боится ее с чего-то вдруг внезапно, ежится, прижимаясь ближе к наставнице.

Ей просто холодно?

[indent] Хмурится от напоминания Опалённой, вспоминает про время и солнце приходящее - у них осталось так мало оставленной ночью прорехи во времени, их личной и тайной. Горелый поднимает взор на Наледь со своим четким намерением, никогда ранее не чувствуя себя таким важным до этого момента.

[indent] - Птицы больше не поют, а звёзд все меньше, - как-то страшно, уверенно и откровенно даже для самого себя произнес Горелый, тут же испугавшись своего этого напора. Он долго не думал - от души сказал, что на языке вертелось, мысли путало и все нутро пугало. Совсем недавно облетели листья, совсем недавно земля исчезла под лапами из-за белой насыпи, а теперь еще и это. Еще свежий в памяти пестроцветный звонкий сезон сменился черно-белым, грязным и глухим. Чем ближе были Голые Деревья, тем ужаснее было все вокруг. Горелый не верил, знал - это смерть, одна глобальная смерть, и им только и остается, что выяснить, как ее остановить. Не силой, не войнами. Тот ученик знал, должен знать. Или же они узнают вместе.

[indent] - Он поймет, от кого. Это правда важно, спасибо, - говорит он чуть менее серьезно, смущенный своим присутствием. Он правда не знал никакого спасения от нагнетающих действий Леса и искал помощи у других, кто звезды все еще считает те же самые, что и над его головой находятся, а не какие-то свои личные. Самой главной в его послании была скрытая мольба о встрече. Пусть Горелый и не представлял, как они смогут это устроить, услышать друг друга, но хотел верить, что каким-то необыкновенным способом это сможет произойти. Ему просто хотелось напомнить о себе, что он все еще жив с их далекой прогулки, что он беспокоится. Что в его жизни пропал самый важный звук, самые важные песни, и что теперь он одинок и потерян, как никогда раньше.

[indent] Горелый скрывается в тени Опалённой, делая несколько маленьких шажков назад. В этом тоннеле кажется все чуть более безопасным. Он не вдается в подробности этой встречи, молча благодаря Звёздное племя за то, что привело его в это странное место и дало какую-то надежду. Он бы и просидел здесь еще долго, до утра, в ожидании своего золотого ученика, но не те обстоятельства. Он даже рад, что не остался где-то в лесу и дал выход своему страху, пустив его по территории Сумрачного племени. А теперь надо все рассказать Опалённой.

[indent] - В лагере беда, - совсем тихо, различимо только для ее слуха шепчет он, глядя в мокрые от грязи собственные лапы. Наставница должна была знать. Возможно, хотя бы она догадается, что с этим всем делать. Возможно, и ему подскажет.

Отредактировано Горелый (14.12.2018 01:46:52)

>>> главная поляна
С каждой луной, просиженной в детской, подозрения Топи нарастали. И сплетни соплеменников только это усугубляли и усугубляли. Конфликт с соседями не намеревался решиться спокойно, не трогая ничьи нервы. И Топь была настроенная решительно. Какая-то подлюга убила целительницу племени Теней! Полосатая, конечно, никогда не была довольна выбором кошки возиться с травами, учитывая, какой сокрушительной она могла бы быть в бою, но теперь это не имело значения. Саламандра была их соплеменницей.
— Вы знаете, что делать, - бело-бурая кивнула головой в сторону деревьев, в паре приличных лисьих хвостов от Гремящей тропы, — Близко к Тропе не подходить, - строго зыркнув на Воронушку, воительница пошла ставить метки. Не хватала ещё на первой вылазке потерять свою ученицу. Кто ж знает как её обучал прошлый наставник, вдруг совсем ума поубавилось? Топи нужно было время, чтобы приглядеться к ученице. А Воронушка, надеюсь, обладает терпением и не сильно обидчива, иначе эти несколько лун будут ой какие тяжёлые для неё.
Только Топь пометила дерево, как перед глазами мелькнули приближающиеся силуэты. Мда, вспомнишь мышиный помёт, вот и он.
- Что? Проверяете, все ли вы улики замели своими лисьими хвостами? - монотонно произнесла полосатая, словно читала лекцию котёнку. Без истерик или злобы, а очень даже спокойно. А что на душе творилось - она никому не показывала. Топь была умнее своего братца. Тем более развязывать войну в пору Голых Деревьев было бы очень опрометчиво.
Топи было плевать, услышали они это или нет, но что-то сказать она была просто обязана.

Отредактировано Топь (10.01.2019 22:33:20)

→ Лагерь

Дайсы на охоту
[indent] Змеелов молчал. И Сипухе, словесный поток которой обычно было не заткнуть, сейчас отчего-то не хотелось нарушать эту тишину. Уставшему сознанию так было комфортнее и спокойнее. Щурясь от снега, падающего такими густыми хлопьями, что не видно было ничего дальше своего носа, юница машинально крутила головой из стороны в сторону, словно надеялась, что это поможет защититься от злобной барсучихи, судя по интенсивности нападений которой взаправду поджидающей за каждым вторым деревом удобный случай. Зачем ей это?
[indent] В голове всплыл образ тяжело, болезненно опадающих боков Куницы, и черепаховая почувствовала укол вины: она ведь должна была поохотиться для наставницы, а вместо этого то считает ворон, то ублажает свои внутренние страхи, жалея себя. Но разве был у неё для этого хоть один крошечный повод? Она абсолютно цела, если уж кого-то и стоит окутать сочувствием, так это пострадавших. Эгоистика, - жаля холодным прикосновением, скрипел, забиваясь под опавшие уши, едкий ветер, заставляя виновато поморщиться и вскинуться. - Ты ведь не потеряешь меня, если я отойду? - с трудом и, пожалуй, только благодаря контрасту разбирая контуры поджарой чёрной фигуры, отдаладань субординации Сипуха, отклонившись в сторону даже не дождавшись ответа. Холод сбил последние остатки сна, возвратив в реальность и примирив с ней, и ради благой цели черепаховая вновь оказалась готова почувствовать присущую ей кипучую жажду деятельности, побуждаю размашистыми прыжками пересекать сугробы.
[indent] Правда, погода к славной охоте определённо не располагала: грозовая, прицельно выискивающая облюбованных Куницей голубей, первый раз поскользнулась, шумно упав в самый ответственный момент, во второй из-за плохой видимости вовсе перепутала с птицей камень, едва не повредив когти в праведном желании пронзить шкуру добычи. К счастью, третья попытка всё же увенчалась успехом, не принеся никаких сложностей. Довольная, черепаховая вернулась на тропу и по следам нагнала Змеелова почти у самой границы, и сразу стало очевидно, что спокойным этот патруль не будет: соседские агрессоры крутились тут как тут. Иногда Сипухе казалось, что они специально поджидают грозовые патрули на границе, чтобы потренироваться в излиянии желчи. Только ради чего? - Неужели обязательно ругаться? Посмотрите, какая погода. Снежинки большие... Красиво, - пытаясь снизить накал, ухнула ученица, распушив от ветра грудку. - Воронушка, как твоё обучение?

Отредактировано Сипуха (10.01.2019 23:34:10)

С главной поляны
Воронушка шла последней, но тащилась так неспешно она специально: всё вглядывалась то в Топь, то в Белоуса. Отставать или теряться у неё в планах не было, ведь не часто можно нынче улизнуть из лагеря сумрачного племени на границы. Время было довольно смутное, и свой нос не сунешь везде туда, где хочешь, к огромному сожалению. Только ради этого, наверное, и следовало пытаться скрасить томлением дни ученичества, чтобы сполна насладиться воительством. Впрочем, на морде Воронушки появлялась лёгкая хитрая улыбка всякий раз, когда ей приходилось напоминать племени, как она ждёт воительства, когда на самом же деле никогда не ждала ничего подобного.
Дайте ей знания и сильные, уверенные лапы - она справится и без ваших званий, племён и прочей дребедени.
- Чем мы займёмся, Топь? - бодро семеня сзади и игнорируя Белоуса, Воронушка в какой-то момент напомнила о себе, - Будем учиться вылизывать котят? Они были на границе: нет, тут они явно не будут учиться вылизывать котят, Воронушка знала это, но не могла и заставить себя отпустить мысли о том, что её наставница только-только закончился сюсюкаться с котятами на протяжении шести! лун. Топь уверенно двигалась по краю территории, ведя за собой их с Белоусом, а серый воитель же в полной тишине обновлял метки, позволяя Воронушке вообще забыть, что он тоже тут.
Было, кстати, кое-что, что в лёгкую вызывало интерес Воронушки: это был Белоус. Кот вроде был не сильно дурен, не сильно слаб и не сильно глуп. Наверное, была бы Топь настолько отвратительной наставницей, какой, как боялась Воронушка, она может быть, то вряд ли бы Белоус стал тем, кем он стал. Но время на размышления об этом закончилось: коты были уже на границе всем своим небольшим отрядом.
Всё здесь было так же заметено снегом, как и все другие места, которые наша героиня только видела за всё последнее время. Едкий запах чужого племени витал тут повсюду, резко перемешиваясь с собственным, сумрачным, то ослабевая, то усиливаясь местами. А следов-то нигде никаких и не найти при желании: в такие сильные снегопады, как этот, маленький кошачий след заметало так быстро, что можно было и не успеть моргнуть.
Воронушка перестала плестись сзади и ускорилась, в несколько прыжков оказавшись вровень с Топью. Отряд двигался не быстро, но и со своей скоростью довольно быстро повстречали первых встречных патрульных. Особого удивления у Воронушки это не вызвало: граница, как-никак, общая. С той стороны её сегодня патрулировал взрослый и долговязый темношкурый кот вместе с, как было вероятно, своей ученицей - небольшой светлой кошечкой с очень странными ушами.
Топь заговорила с грозовым первая, обменявшись парой колких фраз, пока Белоус оставался также непричастен ко всем словесным делам. Грозовой воитель не выглядел настроенным слишком воинственно, но вот его ученица сумела поразить совершенно обратным: кошечка, возрастом, кстати, совсем немного младше Воронушки, вежливо и приветливо поинтересовалась, как проходит у Воронушки ученичество и зачем это они, вредные взрослые, ругаются. Приподняв одну бровь, Воронушка аж вытянула шею, чтобы получше всмотреться в её несуразную вислоухую морду:
- Лучше, чем лечение твоих ушей, судя по всему.., - без особой злобы, но с откровенной насмешкой ответила Воронушка. А что? Она не первая, её спросили. Краем глаза темношкурая попыталась зацепить Топь, чтобы увидеть реакцию своей новой наставницы на то, что она вообще стала отвечать на вопросы грозовых, но почти что сразу отвернулась к грозовому воителю, подумав, что не додумается же Топь ругать свою ученицу на глазах у чужого племени, верно? Это придавало Воронушке смелости, отсутствия которой никогда и так не было её проблемой.
- Это - ваши будущие грозные воины и защитники? - спокойно спросила Воронушка, глядя на чужого воителя. Он сам-то выглядил не слишком массивно, но имел серьёзную морду и, кажется, хорошо подвешенный язык, чего нельзя было сказать об его ученице. Во взгляде Воронушки виднелась лёгкая насмешка: за время, что её не водили к границам, она уже успела представить, что где-то по соседству уже могли вырастить отдельное племя боеспособных врагов. Но пока, судя по тому, что она видела, никто ещё и близко не подтянулся к сумрачным.

- А ты, кажется, Воронушка. - янтарные глаза остановились на ученице, изучая её с неприкрытым любопытством. То ли у Крушины было огромное количество внебрачных детей, то ли просто чрезвычайно большая семья - настолько схожая мордашка сейчас взирает на неё. Правда, глашатая племени Теней при этом ещё и выглядела так, словно могла наступить тебе на хребет и сломать его без особой заминки; здесь же, кажется, имело место быть истинно кошачье изящество в будущем. Кивком головы разрешив Сипухе заняться своим делом и напомнив себе, что ученица Куницы сама вот-вот станет воительницей, он между тем, бросил на неё взгляд лёгкого сочувствия, когда та попыталась сгладить конфликт. Вся в наставницу. - Я не буду, конечно, толкать тут речь и говорить о том, что не стоит судить по внешности, потому как тебе наверняка говорил об этом наставник. Но, боюсь, не стоит кидаться остротами в соседей прежде, чем это сделают твои старшие соплеменники - впрочем, сама узнаешь, почему. - подмигнул Воронушке старший воитель. Заодно и вспомнил, как ему прописали удар когтями соседи. Давно дело было.

- Поздравляю! Буду рад увидеть их на Совете, - криво улыбнулся Змеелов бывшей королеве, не выражая, между тем, никакой враждебности. Драться у него желания никакого не было, да и чужой патруль вряд ли пришёл сюда за этим. Да и душой он не кривил - Топь, конечно, острым языком могла оставить зарубку на стволе сосны, но воительницей была хорошей; у детей нет причины не пойти в мать. - Что же, надеюсь, в следующий раз мы встретимся теми же патрульными, а не воинами, которые будут драть друг другу морды. Бывайте! - хмыкнул черношкурый, разворачиваясь и пытаясь поймать взгляд Сипухи, дабы лёгким кивком головы дать понять, что дела у Грозового племени в этой дыре на сегодня закончены. В очередной раз долговязый порадовался тому, что научился смотреть на вещи проще: в свою юность каждый визит границы с Тенями заканчивался неистовым желанием отмыться, как после зловонной ямы.



лагерь Грозового племени

Черно-серая никогда в своей жизни ещё не видела, как происходят эти короткие встречи между патрульными на границе, когда никто из них не дерётся, а только наоборот: пытается как-то поговорить, причём довольно-таки, по её мнению, дружелюбно. Впрочем, это не совсем верно: драк на границах она тоже ещё не видела. Предыдущий наставник водил её по краям территорий и раньше, но Воронушка всегда старалась смотреть не на саму черту, а на то, что находится за ней, будь то земля другого племени или неизведанные земли бродяг. Дальние края манили её сильнее многого остального, а без Топи, как жило теперь племя, и к границе она пока подобраться не сумеет. Впрочем, её душу тешило то, что до посвящение осталось совсем-совсем немного.
Пока Воронушка рассматривала небо над чужим лесом и то стволы деревьев, то ещё что-то незначительное в той темноте, которая уже называлась грозовой, разговор между Топью и их воителем оказался куда короче, чем кошка ожидала. Более того, она даже сумела услышать своё имя, а вот оставить это без своего внимания уже не считала позволительным:
- Да, - подтвердила кошка своё имя, не без труда дослушав грозового воителя, - Не поймите меня не правильно. Я просто беспокоюсь. Мне жаль, если это обидело вашу ученицу. Вислоухая тоже добавила несколько слов в разговор, но Воронушка слабо расслышала их, сконцентрировав внимание на воителе и уже, кажется, чувствуя даже самой своей шкурой ту злость, которую она могла разбудить в Топи своим поведением. Впрочем, может ей и казалось: Топь ей по-прежнему была не воительницей, а сбежавшей из палатки королевой.
Морда грозового воителя была спокойнее, чем Воронушка ждала. Она знала, что обидела его ученицу, вопреки собственным же словам, в которых и звучали намёки на признание своей ошибки, её морда даже в такой холодной тьме сезона голых деревьев, которая царила сейчас на границе, не выражала ни капли сожаления ни об одном слове, а только лишь спокойствие и какую-то уверенность непонятного происхождения: то ли в том, что эти саркастичные извинения сочтутся за истину, то ли в том, что грозовая ученица и вправду чем-то больна. Воронушка заметно отвыкла получать за своё поведение от кого-либо, не имея наставника дольше до Топи, чем вообще уместно.
Попрощавшись с Топью, грозовой воин скрылся в сумраке своего племени вместе с ученицей. Далеко провожать их взглядом в такой темноте, благо, не пришлось.
- Все племена - такие? - обратилась к своей новой наставнице кошка, - Со всеми можно нормально пообщаться на границе? Воронушка выбрала другую тему, интересуясь, настолько ли безразлично Топи, как наша героиня только что сама разговаривала с теми, с кем можно "нормально пообщаться", впрочем, разнообразия ради Воронушка и начинала чувствовать определённый азарт, сумеет ли и дальше оставаться безнаказанной во всех проявлениях или нет.