→ откуда-то....
[indent]Топь старается высоко поднимать лапы, задирая их, будто идет на мысочках – чувствуя, как снег неприятно щекочет живот. Голые Деревья для нее оставались загадкой. Она родилась среди холодов, в непродуваемой Детской, с рождения вдыхая колючий морозный воздух. Первые луны своей жизни она даже не знала, что существует цветы и зеленые листья, сменяющиеся пестрым желто-красным буйством.
[indent]И сейчас, вновь возвращаясь к тому, с чего начинала, все казалось удивительно родным.
[indent]Но в детстве жизнь казалась легче.
[indent]В детстве у нее всегда была еда, она все время проводила в теплой Детской под материнским боком, развалившись между Раскатом и Камышиком, окруженная заботой и запахом молока. В детстве они вылезали из палатки на пару минут, весело кувыркаясь в таком мягком сугробе, увлеченно носясь на падающими с неба снежинками, во все глаза разглядывая их замысловатые узоры.
[indent]Морщит нос, на котором тает упавший клочок снега.
[indent]В детстве она не знала, как на самом деле голодают воители.
[indent]Конечно, сейчас Голые деревья только начинались – хуже всего будет в самом конце. Но уже сейчас было видно, как поредела всегда наполненная куча, и уже чувствовалось, с каким трудом добывается та дичь, от которой в Зеленые листья она бы равнодушно отвернулась, не веря, что с этих костей можно было бы что-то соскрести. Сейчас, удивленная, она умудрялась найти мясо даже в самой задохлой мыши – потому что вариантов особо не было.
[indent]Облизывает губы, выдыхая поглубже – игнорируя рвущий горло мороз.
[indent]Нужно найти след.
[indent]Скользит пестрой линией, надеясь, что снегопад припорошит ее цветастую шерстку, скрывая белоснежной накидкой. Наверно, будь сейчас тепло, будь куча с дичью до верху полна – все сложилось бы иначе.
[indent]Запах Грозового племени на вновь вернувшихся Нагретых Камнях – Топь четко контролировала линию меток, стараясь не заходить на чужую территорию. Она впервые охотится так близко от границы, балансируя будто на бурсучьем когте – один неверный шаг станет преступлением. Но племени нужна была еда.
[indent]Краем глаза видит птицу, едва перепорхнувшую чужие метки. Ветер дует в противоположную сторону – но ошалевшая птаха не слышит чужого запаха, с трудом пытаясь улететь, оставляя на белом снегу кроваво-красные следы. Ранена.
[indent]В Зеленые Листья Топь бы поостереглась. Мало ли кем она была ранена – и мало ли как.
[indent]Но сейчас эта добыча была для нее лишь удачной возможностью сделать хоть что-то. Трехцветная, не задумываясь, прыгает вперед, прижимая бедолагу к земле, закапывая в ледяном сугробе. Опускает голову, одним движением ломая тонкий позвоночник – и радостная, вскидывает ее обратно, встречаясь болотным взглядом с тускло-медовым.
[indent]– Какого Цапа...?? – юнице огромных трудов стоило не открыть в удивлении пасть, упуская добычу – чужая кошка, вздыбив короткую шерсть, выгнув спину дугой – так, что видно прилипший к хребту живот, скалила на нее клыки. Топь легко оборачивается, пока двухцветка шипит, источая ярость, на мгновения осматривая себя со стороны – неужели она выглядит также плохо? – и возвращает внимание Грозовой.
[indent]Опускает птицу, прижимая лапой – так, чтобы не посмели отобрать – и аккуратно заводит взгляд за чужую спину, тщательно принюхиваясь – кто из них, увлеченный погоней, перешел границу?
[indent]– Ты на территории Речного племени, Грозовая – моргает, мысленно облегченно выдыхая – линия меток начиналась за спиной неизвестной девчонки – Топь была дома, – и дичь была убита мной на территории Речного племени – она принадлежит мне, – возможно, будь времена полегче, разговор бы шел иначе – тощая, маленькая птичка не стоила ссоры во время достатка.
[indent]Юница отчасти ее понимала.
[indent]Преследовать добычу так долго – и упустить в последний момент. Может, она бы тоже пересекла границу.
[indent]Но Топь не отдаст ей эту птицу. Племя хочет есть. Отдать добычу в такой ситуации – проявление слабости.

[indent]– Как только эта птица перелетела границу – она стала добычей Реки, – пятнисто-рыжая шерсть на загривке поднимается в ответ на чужую ярость. – Ты нарушила Воинский закон, грозовая – и любой воитель со мной согласится, – Топь ощущала всю абсурдность ситуации, чувствуя, как ее втягивают в какой-то глупый, бесполезный спор – и она велась. Поднимала шерсть и выпускала когти, выгибая спину дугой, а ведь скоро раз твердила наставнику, что не собирается драться. Что ее интересует только охота – планомерное выслеживание землероек и нырки за серебристой чешуей рыбешек.
[indent]Она считала, этого достаточно для того, чтобы никогда не встревать в беспощадные свары, после которых коты лишь получают парочку новых шрамов – и не учатся ничему.
[indent] За все это время она и не думала, что окажется в такой ситуации, что нравоучения взрослого воителя не были скучным бубнежом старика, место которому давно – в палатке старейшин. Стоило к ним прислушаться. Стоило развесить уши и ловить каждое чужое слово, чуть внимательней относясь к своей боевой подготовке, а не пропускать все мимо, отвлекаясь на мельтешащих разноцветных бабочек – когда-то в детстве ей их нравилось ловить.
[indent]– Что ну, грозовая? Я не отдам тебе дичь – уходи. Нет смысла в драке в Голые деревья – у целителей и так не хватает трав, – чуть приспускает шерсть, надеясь на чужое благоразумие, первее проявляя свое. Может, сил у кошки недостаточно – может, только храбрится, надеясь на соседскую трусость?
[indent]Тщедушная тушка птицы еще сильнее вжимается в снег.

Из небытия

Росомаха легко пересекает родные территории и продвигается все ближе по направлению к границам, умело срезает, выбирает тропы, вместо того, чтобы двигаться по нахоженным и привычным, огибает небезопасные участки, и вскоре уже слышит шум бурлящей реки, ощущает ее призрачный влажный запах, доносимый с потоками прибрежного ветра. Они почти пришли, и серый исполин замедляет шаг, чтобы наконец сравняться со своим юным спутником.
Он привык ходить в одиночку, не обращая внимания на то, чтобы подстраиваться в темпе шага под чье-либо присутствие. Поэтому и на сей раз вырвался вперед, негласно став проводником, почти что лидером их небольшого тихого патруля.
— Судя по всему, нас не ждёт ничего интересного, — замечает неброско и напускно чуть скучающе по мере того, как пространство сменяется, но не одаряет двух котов ни единым признаком потенциального нарушения.
От границы с Грозовым племенем невольно ждёшь боли, в особенности, от участка Нагретых Камней, но сейчас, несмотря на все воспоминания, которые только может породить эта длинная полоса, простирающаяся вдоль водного потока, нет ничего, кроме собственных мыслей, что способно вогнать иголки в шерсть. Не это ли повод позволить себе расслабиться?
Лапы ступают на берег, и воин замирает, не торопясь двигаться дальше. Здесь нет ничего, что он бы не видел, но все же он осматривается по сторонам, прежде чем взгляд его упадет на Выдрогрива, остановится на нем почти что изучающе. Искать ли разговора, либо же позволить тишине стать их проводником? Нужны ли разговоры в таких ситуациях? Очевидные ответы не кажутся столь простыми, какими могли бы они предстать на первый взгляд, язык огибает острые клыки, и серость взора сливается с безликостью цветного пространства.
— Как ты себя чувствуешь? Если инцидент с бобрами делает это место для тебя неприятным, мы можем постараться уйти быстрее.
Он дергает плечами, когда произносит эти слова, сыплет заботу и дружелюбие, щепотку вежливости, вымеряет нужную пропорцию, стараясь угадать ее, прежде чем невесело слегка улыбнется полосатому и все же сделает шаг, отмечая взглядом точки, на которых им предстоит еще оставить свои метки.

Росомахе привычно видеть, как кто-то пытается играть роль и выглядеть лучше, чем он есть. Росомахе привычно играть. Непринужденность, которую они на себя набрасывают, скрывает напряжение, что парализует их мышцы и что электрическим током разносится по их нервным окончаниям, порождая неровности в рвущемся наружу дыхании. Они обмениваются фразами, улыбками, настроением, они обмениваются легкостью, а в воздухе повисает почти неуловимый аромат недосказанности, который уносится прочь с чуть тинистым запахом реки и с бьющим в нос разнотравием.
"Приятно видеть тихие границы", — серый исполин усмехается и плавно ведёт хвостом в жесте определенного умиротворённого согласия. Даже если отчасти оно мнимо, ведь тишина постепенно навевает скуку, если в ней оказывается невозможно ничего усмотреть.
Он почти не сочувствует Ручей Звезд. Почти не сочувствует утратам, которое понесло племя в результате этой схватки с бобрами. Кажется, не чувствует ничего, за что должен бы был гордиться истинный воин, либо слишком тщательно отвергает это и прячет за скептицизмом, и все же заставляет себя выдохнуть, осматриваясь по сторонам.
Смешно. Но это не его боль. И он не может разделить ее реально. Может, поэтому он даже рад в глубине души, когда Выдрогрив говорит, что все в порядке, ведь то даёт ему свободу.
"Границы сами себя не пометят", — так он сказал? В любом случае, это точно.
Так что Росомаха тоже подходит к опорной точке, чтобы оставить на выпирающем валуне свой запах. Бесполезное занятие... в какой-то мере. Впрочем, исполин повторяет его с должной внимательностью и должной отдачей, насколько только те может потребовать подобное дело.
Ведет ушами, когда речь заходит о Жаболапке. Это был лишь вопрос времени, когда Выдрогрив захочет поднять эту тему: очевидно, это было то, что их невольно связывало, как очевидно и то, что влюбленный вряд ли мог упускать эту деталь, игнорировать ее.
Поднимая голову, Росомаха обращает на полосатого воителя взгляд. И усмехается, давая размеренный ответ:
— Да, я не сомневаюсь, что Раколов многому научил ее, — отзывается со сдержанностью и даже какой-то внешней скромностью. Он помнил свою дочь... совсем юной. Тогда, когда они ещё были ближе. Скоро им придется делить одну палатку, насколько же это будет неловко?
— Надеюсь, ты не собираешься отправить ее сразу после посвящение в детскую? — вскидывая бровь, тянет серый кот, между тем ступая дальше по каменистому берегу, краем глаза наблюдая за своим собеседником.

У Выдрогрива ещё есть нечто от юношеской мечтательности: то, что стирается с годами или же становится впоследствии жизненным кредо — и Росомаха принимает то с простой поправкой, что он ещё очень юн, и потому в его слова и мысли слишком явно вплетается тополиный пух и птичьи перья, делая их мягкими на ощупь, но не слишком поддатливыми для формирования чего-то нового.
Он пытается оправдаться. Пытается сгладить эффект от слов, выбивающих из его легких воздух. Серый исполин изгибает уголки губ и прячет усмешку, наблюдая за тем с определенным любопытством. Выдрогрив рассыпается миллиардом фраз, подбирает их спешно, но тщательно. Он нервничает. Может, даже смущается. Росомахе интересно проследить за его эмоциями и понять, из чего он сделан и что из него будет, гадает, найдет ли нити. Это точно увлекательнее, нежели разбирать ворох слов, когда их суть ясна уже на первом предложении.
— Это похвально... — прокатывая волнами слова, звучит рокочущий голос задумчиво, неспешно, — Но что если она сама тебе предложит то?
Темный кот говорит о ней. Но не говорит о себе. Его желания, мысли он прячет, как будто должен заботиться о других, но забыть о том, кем был он.
И потому поддернутый прищуром серый взор старшего блистает в солнечных лучах и обращается на Выдрогрива с вниманием. Предложение двинуться дальше Росомаха принимает с немым энтузиазмом и чуть ускоряет шаг, чувствуя как приятно холодит большие лапы прибрежная галька и как иногда шерсти касаются отбивающиеся от потока капли.
Он думает, насколько прав его юный собеседник и насколько захочет дочь повторить путь своей матери... от этих мыслей исполин едва заметно морщится, убеждая себя в том, что Жаболапка вряд ли пойдет на то, чтобы запереть себя в детской.
Впрочем, можно ли было ждать подобного и от того, кто так отважно сражался в схватке на Нагретых Камнях?
В каждом коте можно найти этот блеск непредсказуемости, эту неожиданность в выборе жизненных троп. А иногда все до отвращения предсказуемо.
Росомаха знает, что в свое время сам запустил эту цепочку, которая привела его к этой точке.
Он трется о прибрежное дерево, замирает под его тенью и внимательно смотрит на Выдрогрива из под полумрака,  обдуваемый ленивым бризом.
А в мире еще остаются загадки, которые нужно разгадать.

Отредактировано Росомаха (31.05.2023 12:53:11)

Одна фраза — и темногривый кот останавливается, как вкопанный, позволяя себе утонуть в своем замешательстве. Росомаха жалеет, что не может приблизиться к нему и зарыться в полосатый мех, только чтобы почувствовать, сравнить, не источает ли его кожа жар. Серый исполин может лишь догадываться, насколько смущен его спутник, строить догадки, ориентируясь на его движения и жесты, на тонко подрагивающие мускулы на его морде.
Кажется, вопрос ему некомфортен: он тупит взгляд, прячет его, а потом защищается — невольно усмехается.
Впрочем, воитель проявляет вежливость, и, уловив, что Выдрогрив остановился, дернув ухом, замер, вскинув вопросительный взгляд на юного кота, будто спрашивая у него, все ли в порядке. Если бы полосатый стоял так дольше, если бы более поддался эмоциям, Росомаха подал бы голос.
"Ты не обязан отвечать мне, если этот дается тебе тяжело", — произнес бы он и аккуратно, неторопливо ступил бы дальше, прежде чем обронить на землю всплывающие в голове объяснения.
Но у Выдрогрива все же хватило решительности, чтобы заговорить дальше. Наблюдать за тем, как юнец продолжает закапывать себя, подстраиваться, как он лезет из шкуры, чтобы быть удобным, было даже любопытно. В их окружении — не ново, но, впрочем, не лишено своего блеска.
Он так и не смог заговорить о себе. Было похоже на то, что все здесь решала Жаболапка — он лишь готов был принять любой ее выбор. Он готов был последовать за ней, куда бы она не двинулась, что бы не предприняла.
Он не был похож на бойца, который готов был добиваться своего. Скорее на героя каких-то легенд старейшин, пронизанного мнимым благородством и глубокой самоотдачей.
Такие нередко ломаются при столкновении с действительностью, если только сама действительность не благоволит их закоренению в серую массу таких же вояк.

Чтобы понять, чего же на деле хочет Выдрогрив, нужно было покопаться.
— Не сложно подождать ещё... — задумчиво повторяет фразу исполин, когда позволяет полосатому коту поравняться с собой и двигаться теперь рядом, — Думается мне, ты об этом все же думал, не так ли?
И вскидывает бровь, ища подтверждение своей догадке в чужих глазах.
Было интересно, насколько сильно юнец пытался выставить себя в более лучшем свете, чем было на самом деле. Насколько сильно он пытался играть.

Они ускоряются. Совсем рядом виднеется кувшинковая заводь, она навевает смутные воспоминания об ушедшем. В отдалении виден и мостик.
Чем дольше ты живешь, тем больше мест обрастает лишней эмоциональной оценкой и не выглядят больше столь чисто, прозрачно.
— А что ты думаешь об этом? О Жаболапке и детской.
Росомаха прикрывает глаза и слаба усмехается себе в усы. Ему на ум приходит Оса и ее возникшее, как ему кажется, помешательство на котятах.
— Не хочу, чтобы вы совершили необдуманные поступки, идя на поводу эмоций, и приковывали себя к одной точке, — прокатывая на шершавом языке слова, отозвался серый кот достаточно спокойно и сдержанно.

—> Граница с племенем Ветра

<— главная поляна

— Посекретничали, — хитро протянул Истлевший, и Жаболапка с интересом растопырила уши в ожидании, что глашатай прямо сейчас ей всё выложит. Конечно, было глупо на это надеяться, но ученице и правда было невтерпёж всё разузнать. — Думаю, Полоз справится, — лишь ответил юный и явно напряженный глашатай.
— А ему некуда деваться, — беспечно махнула хвостиком дымчатая. — Когда под лапой такие опытные вояки, как Горицвет и Плющевик, придётся быть в форме, — фыркнула Жаболапка. Конечно, она шутила. Или нет? И правда, вдруг таким махинам, как старшие воители, со временем надоест слушаться молодого Полоза, и они его РАЗ... и всё: нет больше предводителя.

— А я... Не знаю, насколько правильным был выбор Полоза, но я стараюсь привыкнуть, — продолжал говорить Истлевший, пока Жаболапка была в раздумьях о судьбе их предводителя. — Глядишь, через пару лун стану сварливым и зазнавшимся, кто знает? — ученица растянула улыбку и чуть приподняла бровь. — Оруженосцы будут подкидывать колючек в подстилку, а воители бурчать в след.
— Описываешь так, словно мечтаешь, — мурлыкнула Жаболапка. — Конечно, за тобой будут следить. Может быть даже и до колючек дело дойдёт, кто знает? — пожала плечиками. — Знаешь, в молодых предводителей часто влюбляется половина кошек племени, а когда рядом с ним не менее молодой глашатай, то кто знает, насколько все далеко зайдут, чтобы привлечь твоё внимание? — и загоготала.
Да, она сегодня была в хорошем настроении.

Они подошли к границе, и Жаболапка задумчиво запыхтела, делая вдох-выдох. Старые метки Грозовых котов: как давно они здесь появлялись? Наверное, их патруль был первым.
— Как проходят твои тренировки? — Истлевший вновь обратил на неё внимание. Как хорошо, что он это спросил! — Все раны зажили после... Той битвы? — юный глашатай явно был задумчив.
— Я уже давно как новенькая! — похвасталась Жаболапка. Даже некрасивый шрам на лбу зарос новой шерстью, прикрывая рубцы. — И тренировки отлично! — продолжала довольная дымчатая, радуясь, что сейчас сообщит Истлевшему самую важную за последние события новость. — Раколов сказал, что я готова стать воительницей, представляешь? — и загорелась. — Я то, конечно, уже давно знала, что готова, но вот Раколова было не так просто переубедить! Совсем скоро у меня будет новое имя, и я буду спать в палатке воителей, — болтала и болтала Жаболапка. — Ты, кстати, где сейчас спишь? — задумчиво пробормотала ученица. — В начале или в середине палатки? Все молодые спят по бокам, а вот старшие в середине, но ты то сейчас глашатай... Наверное, в середине, да? — догадливо махнула хвостом ученица. — Всё-таки если ты простынешь и заболеешь Зеленым Кашлем, то Полозу придётся назначить нового глашатая... Нехорошо получится, правда? — беспечно мяукала Жаболапка, обнюхивая камушки и кустики.

— Не говори глупостей, какие кошки... — видимо, Истлевший был очень смущён.
Подавился воздухом, дёрнулся, забубнил. Кажется, даже огненная шёрстка глашатая стала ещё краснее. А Жаболапка и не думала прекращать: уж сильно забавляло её такое милое поведение.
— Как какие? — удивлённо выдохнула ученица, словно и правда не понимала, что заставляет Истлевшего краснеть. — Чёрные, как Ночка, рыжие, как Скопа и Пылинка, белоснежные, как Водолапка... — поток сравнений мог быть бесконечным. — На любой вкус, цвет и запах... — впрочем, в любовных делах она совершенно не разбиралась.

— И правда, засиделась ты в ученицах, так что еще немного  и новая подстилка на законном месте, — говорил кот, похоже, с облегчением, когда они наконец оставили тему с красивыми Речными воительницами.
— Вот стану воительницей, а там Полоз быстро разглядит во мне талант и сразу даст мне первого оруженосца! — восхищённо мурлыкала неунывающая Жаболапка. — Поведу его смотреть на красивые желто-красные листья у пруда, если это будет Сезон Листопада! Или запихну его нос в сугроб, если уже будет пора Голых Деревьев. Столько всего можно будет сделать!

— Я не переносил подстилку, — задумчиво ответил Истлевший и стал перечислять все прелести своего места: тишина, спокойствие, Темноводье. Жаболапка задумчиво нахмурилась. — Думаешь, стоит перетащить в центр? — тяжело вздохнул юный глашатай с таким тоном, словно они говорили не о таких пустяках, как лежанка, а о будущем всего Речного племени и его судьбе. — Да и жарко там, — внезапно сказал Истлевший прежде, чем Жаболапка успела открыть рот поразмышлять. Глашатай даже приосанился, когда речь зашла о его густой шёрстке. — А ты бы хотела спать в самом теплом месте в серединке?
— Я бы хотела, чтобы меня уважали, — не задумываясь, ответила ученица. — Ведь твоё место в палатке — это не просто какие-то лежаночки! — фыркнула кошка. — Это то, как к тебе относятся соплеменники и насколько высоко или низко ты стоишь в племени! — размышляла в таком русле Жаболапка, словно палатка была не местом для сна, а настоящим полем сражения. — Так что, Истлевший, будь увереннее в себе. Твою подстилку, конечно, за пределы палатки не выкинут, — уже хорошо? — но могут начать относиться к тебе иначе: кто-то с подозрением, кто-то с уважением, кто-то с завистью, но ведь ты теперь глашатай, поэтому и веди себя по-глашатайски, и всё остальное приложится...
Болтала и болтала ученица, пока они шли вдоль границы. Жаболапка время от времени успевала всё обнюхать, чтобы удостовериться, что нарушителей спокойствия нет.

— О, безусловно ты достойна стать наставницей как можно быстрее, — мяукнул Истлевший, и Жаболапка довольно вспыхнула. — Но не раньше меня, — ученица могла бы обидчиво повести ухом, но понимала, что тот прав.
Всё-таки молодой глашатай получил свой громкий статус без следования традиций. И об этом, наверняка, будут упоминать и остальные воители. Тот же Лютоволк, от которого, как ей показалось, даже дышало злостью. Странно, что Полоз ничего не сказал об этом на собрании: он ведь мог бы успокоить племя, сказать, что Истлевший получит в ученицы одну из дочерей Ласки, но умолчал. Может быть он не слишком мудрый? И сердце Жаболапки тоскливо заныло.

— Я подумаю о твоих словах, может и перенесу подстилку, — продолжил разговор Истлевший после того, как понюхал землю.
Дымчатая ученица закивала, довольная от одной только мысли, что к её словам прислушивается глашатай. И что, что он такой юный и ещё недавно получил хорошего тумака от бобра. Даже такой юный вырастет и станет большим и важным, и временами будет вспоминать, какой мудрый совет дала ему Жаболапка. Пребывая в хорошем настроении, ученица даже не заметила, как Истлевший не закончил предложение. Вот была бы она более внимательнее, уж точно насела бы на уши и стала спрашивать, а что же ждёт их племя.

— Думаю, нам пора в лагерь, вдруг что интересного пропустим, с этой границей все в порядке, — предложил глашатай, и Жаболапка довольным хвостиком кинулась за ним.

—> главная поляна