Омежник знал, что встретится со стальным недоверием палевого, несмотря на то, что говорил он со всевозможной искренностью - будь он на месте собеседника, тоже не поверил бы в такое. Он также уловил некоторое удивление, когда ответил племенному солдату на все, что тот хотел - кажется, эти чудаки настолько привыкли к недобродетельным бродягам.

-Знакомы? - пожал плечами голубоглазый в ответ на новый вопрос, - Да нет. Я часто встречаю в городе незнакомцев, ранее принадлежащих к племенам, но не являюсь одним из них - так и хотелось спросить, с какого перепугу бывшеплеменные постоянно стали бросаться под лапы, но это вряд ли будет уместно. И вряд ли ему ответят - в воздухе царило явное напряжение, и в таком случае будет странно со стороны незнакомца раскрывать не самую желательную информацию случайному чужаку.

Устраивать спор было бы худшим вариантом из возможных - вряд ли это кончится чем-то хорошим. Не исключено, что дракой, в которой Омежник, судя по всему, выйдет проигравшим. Да, хотелось побыть тут ещё некоторое время, но такой возможности одиночке не давали, оно и ясно - палевый имел права охранять территорию, которую, кажется, обязан охранять по общепринятым у них законам, если те в племенах вправду есть. Логично предположить, что есть, иначе такое количество котов не смогло бы жить в мире. Хотя кто сказал, что они живут в мире?

Последний раз взглянув на защитника территории, Омежник нехотя встал с насиженного места и двинулся в сторону привычного городка. Не самый лучший опыт общения с жителем племён, и смотря по тому, что они сделали с отцом - могло быть и хуже.

в подворотню

Отредактировано Омежник (17.05.2022 14:36:31)

<-- Главная поляна

Он еще слышал голоса осуждения за спиной, когда покидал лагерь, они сливались в единый, от них закладывало уши и ныло сердце. В голове еще не укладывалось то, как один шаг может резко изменить отношение всего племени. Не он первый, не он последний ставил слово против слова лидера. Не Смерчезвезд первый, не Смерчезвезд последний слышал грубые и критические замечания в свой адрес со стороны некогда воителя Грозового племени.
Кажется, совсем не так давно по этой же причине отвернулся от него Снегирь.
Так странно.
Все вновь повторялось.
Палевому следовало давно научиться держать язык за зубами, но даже если он научился прятать эмоции и не повышать голос при гневе, кажется, проблема была сложнее и справиться с ней ему не удавалось. Да и не до того было более.
Пробираясь сквозь лес, он не произносил ни слова, цеплялся взглядом за своих спутников, но и те молчали. Нет, никто бы не остановился, не сказал бы, что они возвращаются домой. Никто бы не ослушался. Да и не захотел бы: видно, он пересек черту в мыслях и разуме близких, в стремлении быть "добром" шагнул в тень, испачкал лапы в грязи и выглядел скорее пугающим, таким, которого стоит сторониться. Неудобным ли или опасным он казался теперь племени, палевый кот сказать не мог.
Еще раз в голове — странно.
А потом они выбрались к Четырем Деревьям. Бывший воитель замер, понимая, что дальше провожатые не сдвинутся, приковал взгляд к старейшим дубам.
В памяти всплыли последние обрывки, связанные с этим местом: встреча с белоснежным воителем, рассказы Проталине об иных племенах, этот цапов Совет... Он прикрыл глаза и рвано втянул носом воздух. Он мог бы обернуться, раскаяться и понадеяться на милосердие предводителя, на шанс вернуться к прошлой жизни, но был ли в том прок, если мир продолжал рушиться, если не мог он более даже так же верить своим соплеменникам? Эти вопросы продолжали всплывать в его голове. Невесомость давила, казалось, он захлебывался ей и в отчаянных невидимых попытках найти опору.
И они ушли. Он попрощался кратко, а после замер недвижимо, вслушиваясь в тишину окружающего мира. Если бы не голос Проныры, наверное, он бы даже и не понял, что та решила остаться. Темный хвост вздрогнул в напряжении, будто ударом по морде раздались слова, хотя двухцветная кошка не поднимала на него лапу. Изгнанник обратил на нее свой взгляд, но не прервал, дал высказаться. Пусть на порыве хотел грубо отдернуть.
Достаточно с него на этот день импульсивных поступков.
Он хотел зарыться носом в длинную мягкую шерсть и найти утешения, но знал, что не имеет права и что то будет лишним. Он и без того уже был виноват перед этой кошкой. Слишком виноват за прошлое и за нынешнее.
— Какой мышеголовый может искренне добиваться изгнания, Проныра?.. — брови в хмуром жесте дернулись ближе к переносице. Это суждение показалось ему неожиданным. Если бы он хотел изгнания, он мог бы сбежать, он мог бы не рисковать своей честью перед близкими и родными, либо мог бы просто не видеть этого отчаянного вопроса в их глазах. Мог бы избежать всего этого осуждения. Ведь обвинение все равно не оставило бы его репутацию чистой, какое бы решение не было бы вынесено.
— Я просто наивный котенок, который верил, что может защитить себя и своих близких, — мрачно и самокритично отметил палевый кот. Он мог бы посмеяться над собой, в глотке защипало, а на сердце будто надавило, когда он произнес то. Все, что он мог понять из слов Проныры: он не справился и лишь навредил. Это происходило постоянно, из раза в раз, сплошная череда "не смог": не смог поддержать, не смог спасти, не смог защитить. Может, его лапы действительно были слишком малы, чтобы удерживать эту ответственность и ношу, может, он всегда брал слишком много и все валилось вон, а потому в итоге он оказывался вдруг... злодеем?
— Я не мог смотреть со стороны за тем, как он ни за что понизил тебя в ученицы, Проныра, — палевый кот отвел взгляд в сторону, сжал губы в узкую полоску, рвано вдохнул воздух, — Как он отнесся к своей дочери. К своему племени. Да хотя бы ко мне, — он сморщился: может, для многих иных он и не стоил того, чтобы его защищать, но даже на дне всей этой самоненависти оставалась еще гордость и неготовность распластаться под незаслуженным унижением.
— Я хотел высказать ему все. Я хотел, чтобы он послушал, хотел, чтобы он услышал, чтобы он понял, — палевый еще раз поморщился, в груди всколыхнулись обида, раздражение, но в голосе отразились они привычно слабо:
— Он ведь не захотел слушать свое племя, пока оно обращалось к нему, как к предводителю.
"Даже собственная дочь обращалась к нему, как к предводителю", — мрачная и горькая мысль. Вся эта ситуация до сих пор казалась отвратительно горькой. Бывший воитель прижал к себе свой хвост.
Взгляд пал на Проныру.
— Мне жаль, что вы пострадали из-за этого. Я не хотел, чтобы вас это коснулось.

— Что теперь толку от твоих извинений?
Толку было никакого — палевый дернул кончиком хвоста и отвёл взгляд в сторону, когда хмуро озвучил ответ в своей голове. Может, он просто хотел, чтобы Проныра знала, что он не желал им зла и что не имел цели подставить, но вряд ли и этот спор имел бы свои плоды. Не иметь цели не значит не иметь последствия, а судила она его именно за них. И даже если палевый мог что-то противопоставить этому, он смолчал: признать свою вину — единственное, что он ныне мог, не имея возможности ее загладить. Может, однажды, но не в ближайшие луны, может, лишь в Звёздном племени, к чьим небесам в молчании обратил изгнанник взгляд, но не нашел ни единого ответа.
Они все еще молчали.
— Но что не так было с твоими словами, Проныра?
Бывший воитель выслушал критику спокойно, не шелохнувшись: слушать критику было его привычным состоянием. Обычно он слушал, правда, ее от себя, ведь был своим самым жестким надзирателем.
— ... Или со словами Львиногрива? Или Щебетуньи?
Даже ученица...
Он отдергивает себя, чтобы удержать переполненную чашу и не дать ей опрокинуться снова. Он выслушал все спокойно, но нельзя сказать, что ему не было больно и что он не хотел найти понимания или отклика, что он не надеялся на то, что за этими стенами законов и рамок, которые для себя он неожиданно разбил, за которые вылетел и потерялся, по иную сторону его кто-нибудь да услышит.
Хотя для чего?..
Изгнанник замолчал. Может, и правда к лучшему было бы оставаться всему племени в своем неведении и своей уверенности, в своей иллюзорной стабильности со странными нитями, что укреплялись между ними всеми в моменты ненависти к врагу внешнему. Не любви друг к другу, что странно.
Он и был сейчас этим "врагом", поэтому его и могли бы теперь спокойно прикончить, пересеки он границу.
Хотя он всегда верил, что воин не имеет права на убийство по закону и что то распространяется и на тех, кто вне этого закона находится.
Как много раз он ошибался? Весь его мир был построен на ошибках?
Предки молчали. Не было ни единого знака, ни единой возможности найти ответы.
— В нашем племени не будет раскола, Проныра, — отметил изгнанник вместо продолжения своей старой мысли, хотя та еще вертелась в мыслях и на языке, — В нашем племени слишком верят закону, чтобы это произошло.
Я больше не верю.
Кажется, он не мог верить больше ни во что, во что верил прежде, но вокруг него ничего более и не было. Он был потерян, сбит с толку. Хотел ли он того же для Проныры? А может ей стоило понимать суть дел и видеть правду, от которой она воротила нос, как делал он все эти луны своей жизни? Может, если было бы в племени больше котов, осознающих свою роль и готовых держаться друг за друга, а не быть просто проходимцами, соседями по палатке, изменилось бы что-то?
В секундах внутренней борьбы он молчал. В голове еще разносились голоса, их было слишком много, Проныра была среди них, а он стоял один. Почти один. В памяти блеснули образы юных Искорки, Щебетуньи, Щелкуньи... Может, у Грозового племени еще было будущее, которое желал бы видеть изгнанник теперь. Но не сейчас. И не здесь.
А он не мог оставить их всех одних, даже не попытавшись ничего сделать.
— Смерчезвезд — такой же кот, как все, Проныра, — наконец заговорил бывший старший воитель,— Он не готов был увидеть свои ошибки, когда вы указали на них "спокойно". Я оказался менее сдержан и ткнул его в них мордой. Потому что, когда он наказал вас, мне показалось, что это единственный способ заставить его слушать и прекратить всю эту несправедливость.
Как бы он не осуждал себя за этот шаг, в его голове он все равно оставался бы единственным. И повторись бы ситуация, пусть бы даже на его месте был бы кто-то иной, за кого бы ему пришлось вступиться, изгнанник сделал бы то же самое. Это был неизбежный конец, с которым должны были рухнуть его шаткие иллюзии.
— Странно признавать: мою судьбу решили не "рыбомордые". Мою судьбу решил кот, который даже не захотел узнать, что произошло на этих Камнях. И он был моим предводителем.
Горькая усмешка, еще один удар по стене устоев, веры, что по ту сторону границы жили враги, что по ту сторону границы желали им боли и страданий. Но там были такие же коты. Злость и ненависть лилась чаще из пастей соплеменников.
Нельзя отрицать, он часто был в их числе. Нельзя отрицать, он причинил много боли своим близким, но осознавал это слишком поздно.
Возможно, он заслужил это изгнание.
А убийца до сих пор сновал где-то на свободе под бесконечным звездным небом.
"Зла в этом цаповом лесу в сто крат больше добра и справедливости", — "Кажется, тогда я тебе не поверил".
Почему, чтобы увидеть это все, понять, поверить, он должен был позволить белоснежному воителю умереть?
Горечь была почти что действительно ощутимой. Палевый мимолетно обернулся в сторону леса, что остался за спиной и что больше не ждал его в своих объятиях, в сторону леса, что так долго был его домом и теперь стоял стеной позади.
— Позаботься о Грозовом племени, Проныра. Я уважаю границы и не нарушу их, но в лесу всегда есть те, кому нужна лапа помощи. Не оставайся в стороне. Иди.

Отредактировано Безымянный (11.06.2022 14:16:55)

— Я не могу понять всех твоих чувств, потому что не на твоем месте, но знаю, что тебе горько.
Бывший воитель замолкает, заставляет себя удержать взгляд в стороне, когда колючие иглы вонзаются в сердце, заставляя кровоточить и ныть. Он молчит, когда раздаются все последующие слова. Молчит, хотя слов много.
Прошлая тема исчерпывает себя, да и чего уж дальше перемывать кости: заставлять Проныру доделывать собственные дела в племени было бы эгоистично, а исправить совершенные ошибки самостоятельно было невозможно. Слишком много ошибок. Палевый кот не произносил ни слова, как будто бы единственный неверный шаг мог заставить болезненное першение в горле обратиться в ненужную и столь лишнюю сейчас, может, даже нежность. Он прогонял роящиеся в голове мысли и старался держаться стойко.
Хотя взгляд все равно уцепился за буро-белую шерсть, за янтарные глаза.
"Беспокоишься?"
От одного лишь этого осознания становилось тоскливо. Может, ему правда стоило бы сейчас уйти, пока не стало поздно, запрятать по углам свои чувства и эмоции, сидеть, сидеть, выжидать, как охотник, следить, чтобы не просочились дальше, вглубь. Как он делал всегда. Или то тоже было ошибкой?
Она подступает ближе, он ловит закутавшийся в ее шерсти родной аромат. Он избегал ее так долго, а теперь они говорят лишь так. После всего, что было, лишь так и то в последний раз.
"Не стоит", — хочет отдернуть, остановить, но позволяет шершавому языку пройтись по щеке в этом незамысловатом жесте.
Горько. Здесь не остается даже намека на оттенок сладости, и в ответ на шутку бывший воитель лишь растерянно моргает, не в силах выдавить улыбку. Он будто даже воспринимает ее сейчас всерьез, столь неуместным ему кажется веселье, а после аккуратно утыкается носом в полосатое плечо и замолкает.
Уходить не хочется. Да и нет пути.
— Как скажешь, — отзывается на выдохе, кратко, прикрывает глаза. Доли секунд, чтобы осмыслить все сказанное Пронырой, чтобы потом отстраниться, заглянуть в желтые огоньки на ее мордашке.
— А ты... будь хорошей воительницей, — привычно скупо, не пряча заминки произносит изгнанник, слабо склоняет голову, будто пытаясь угадать: "Ты же всегда хотела?" И не было разговоров о том, что, верно, Проныра, может, могла бы быть единственной матерью его котят и что он ни за что не станет обрекать детей на жизнь в вечных скитаниях по подворотнях. О том, что все эти надежды и ожидания были в прошлом. О том... много о чем.
Темный хвост вздрагивает и лишь плотнее обвивает лапы.

Он наблюдает за ней молчаливо. "Может, останешься?" — так, мимолётная мысль, которая не имеет продолжения и надежды, эгоистичная в своем роде, вызванная отчаянным желанием сохранить хоть какую-то крошечную нить, которая бы связывала его еще с домом, которая удерживала бы его на лапах и не позволяла забыть обо всем, что он прошел.
Но нет.
— Всегда, — звучит голос Проныры, и изгнанник кивает. Даже несмотря на то, что собственная сестра со своим сыном покинули родной дом чуть раньше, даже несмотря на все, что произошло, она оставалась верной воительницей. И это заслуживало уважения. Возможно, палевый даже в своем роде гордился ей.
— Если я узнаю что-то по поводу Макоши, если потребуется предупредить, я сделаю это, — он произносит это вслед буро-белой воительнице, когда она отстраняется, делает шаг прочь. Он будто хочет удержать ее, зацепить мимолетным разговором, продлить это мгновение разлуки с той, кто единственная вызвалась проводить его.
Впрочем, отдергивает себя от этого порыва, поднимается. Ему кажется, что сейчас на землю должны бы упасть кровавые капли, что значило бы, что ноющая боль в груди была реальной, но этого не происходит. И потому изгнанник отмахивается от нее.
— Если Грозовому племени еще понадобится моя помощь, вы можете рассчитывать на нее.
Ага, как же. Больно нужен.
Поджимает губ и более не смотрит на Проныру. Слова доносятся до него, но он не отвечает. Слышится хруст веток, шорох листвы. Мгновение. Второе. Тишина заполняет пространство, он стоит неподвижно, но ничего не меняется.
Нужно идти.

--> Ромашковый островок

Воскрешение из мертвых

Сутулость стала неотъемлемым его аттрибутом, привычкой, следующей за ним по пятам, как легкая, придающая особый флер, растрепанность шерсти, как мягкость и неслышимость походки, как ложная рассоабленность, неторопливость движений. Он привык ходить так, словно что-то выслеживал, словно аккуратный наблюдатель или хитрый хищник, он привык заходить из-за спины и привык скрываться в тени. Это все было частью его повседневного образа, одновременно столь распространенного и одновременно мало кому известного. Дикий огогь плескался в серо-голубых глазах, но, стоило появиться на горизонте фигуре, что не должна бы была его узреть, Росомаха скрывал тот за слоями сетчатки.
Как много можно спрятать за своими глазами? Исполин знает ответ.
Уверенно, не отставая ни на шаг, расправив плечи и вскинув голову, юный воин шествовал за своей предводительницей в сторону Четырех Дубов. Мысли его были заняты разным, взгляд блуждал по собравшимся, но фигура не отстранялась далеко от одной — полосатой черно-серой, от которой, как казалось коту, веяло легкой тревогой и воодушевлением.
Может, Росомаха и никогда не мог бы назваться примерным отцом, может, он отошел от воспитания уже тогда, когда малышня преступила порог детской, а то и несколько ранее, потерять в толпе свою дочь он не мог.
По разным причинам.
— Мне стоит бояться, что тебя уведет кот из другого племени? — с долей шутливости низко пророкотал воитель, с прищуром серо-голубых глаз взглянув на Жаболапку, прежде чем сразу же предложить, вскинув взор к высоким деревьям:
— Могу занять нам места поближе к скале.
Кажется, они пришли первые, на поляне Советов не было и следа иных племен, так что выполнить такую договоренность не составило бы никакого труда.

----> лагерь

Поляна пред четырьмя деревьями встретила их благоговейной тишиной, что нарушал лишь лёгкий шелест старой иссохшей листвы на дубах.
На этот раз Беркут посещал Совет в присутствии собственной ученицы, для которой это, должно быть, было величайшим событием в жизни. На губах у наставника ещё тогда скользнула спокойная улыбка, когда Ручей Звёзд неожиданно для него решила взять на Собрание племён совсем юную, только недавно вышедшую из детской девчушку. Неужели предводительница тоже разглядела амбиции, что бросаются в глаза каждому ещё до того, как Туча толком не успевает открыть свой рот? Это интересно.

Впереди маячил серый хвост прошлого оруженосца Беркута, Росомахи. Статный рослый воин едва ли походил на того мрачного молчаливого оруженосца, которого серебристый исполин получил больше десяти лун назад для доведение того до совершенства. У них не было тёплой любви, не было какой-то взаимной поддержки. И всё, что их объединяло, это отношения «я делаю - ты исполняешь». И этого им было достаточно. В конце концов, Беркут не стеснялся того, кем стал Росомаха, даже наоборот - уважал и изредка с любопытством следил за тем. Тем более он, насколько уже можно судить, ростом едва ли не доходил до самого Беркута, как тут не принять его себе равным?
- У тебя есть возможность пообщаться с другими оруженосцами, - склонившись, шепнул на ухо Туче наставник, - Только не задирай нос, так ненароком и по голове получить можно. Я не сомневаюсь в твоей любви к Речному племени, но здесь так не принято.
Старшие оруженосцы уже научились уважению друг к другу, но младшие оруженосцы нередко бахвалились друг перед другом и задирали, что превращалось зачастую в не то какие-то непонятные соревнования, не то в дразнилки.

► перепутье

Непривычно было вести на Совет отряд, что в разы меньше обычного. Пламя мысленно перебирала слова, выстраивая свою речь на предстоящем выступлении, и надеялась на благоразумное и спокойное течение вечера. Где-то в глубине души она даже была рада отсутствию Полёта - его несдержанность вновь могла стоить Клану дружеских или хотя бы нейтральных отношений с другими племенами.
Отношения, как же. Клан и так считается изгоем, пусть мы в их низинах уже далеко не первую луну.
Фыркнув себе под нос, она замедлила ход ближе к Четырем Деревьям. Слабый ветерок принес насыщенный запах рыбы и никакой более. Значит, только Речное племя ожидало их.
— Помните мои слова. Внимание, осторожность, благоразумие, — коротко напомнив соклановцам о плане поведения, она особое внимание уделила стражам, остановив на каждом сопровождающем тяжелый, долгий взгляд. — Найдите себе лучшие места и не забывайте, что честь Клана можно защитить не только резкими словами и когтями.
Луна, полная и круглая, казалось, подобралась к земле ближе обычного. Черная помедлила миг, сделала глубокий вдох - и привела своих подопечных под сень четырех дубов. Речных было немного, но ее отряд - в разы меньше. Пламя решительно направилась к Ручей Звезд, уже ожидавшей на привычном месте.
— Доброй ночи тебе и твоему племени, Ручей Звезд, — кивнув, поздоровалась Верховная, усаживаясь неподалеку от предводительницы. — Вижу, не мы одни сегодня решили выбраться пораньше.

[indent] Пихта в этот раз шла на Совет вместе со всеми. Возможно, стоило остаться дома, вместе со многими другими. Но кошка опасалась, что если на этот Совет придёт слишком мало котов Клана, племенные могут повести себя неправильно. Конечно, Пихта не строила иллюзий, что сама она сможет много навоевать в случае чего: несмотря на весьма крепкое телосложение Пихта до последней шерстинки была ловчей. Не стражницей. Конечно, несколько приёмов кошка знала, но даже в шутливых поединках со стражами они срабатывали лишь если соперник поддавался.
[indent] Племенные же живут иначе: у них коты занимаются всем подряд, разве что травникам не мешаются своей неумелой помощью. Как же бездарно они упускают сильные и слабые стороны друг друга! Впрочем, у них и жизнь другая. Они зовут себя воителями - склоки между племенами есть всегда. Добыча, территория, обиды - всего не счесть! И все плетут интриги. Воюют, ругаются даже у Четырёх Деревьев, спорят... Пихта не могла их понять. Вот Клан - дело другое, всё понятно: хорошо охотишься и знаешь, как прокормить соклановцев? Тебе дорога в ловчие! Хочешь стоять на страже покоя соклановцев, спасать их от диких зверей и врагов? Учись у стражников. Ошибся в выборе? Что ж, единожды можешь изменить судьбу! Вот где мудро устроено всё, где каждый знает, что должен делать и на кого можно в каких вопросах положиться! Возможно, племенные коты просто завидовали этому.
[indent] За пределами знакомых земель Пихта, как, наверное, и весь отряд, стала идти осторожнее, и улыбка на морде с легкомысленным помахиванием хвостом были разве что для ободрения остальных. Она вслушивалась, принюхивалась и иногда осторожно смотрела, насколько спокойны стражи. У них нюх на всякое неладное, они первыми среагируют, если что! К счастью, на пути к Четырём Деревьям неприятностей никаких не произошло.
[indent] Пламя, разгорающееся на углях, замедлилась, чтобы дать напутствие перед встречей с племенными:
[indent] — Помните мои слова. Внимание, осторожность, благоразумие. Найдите себе лучшие места и не забывайте, что честь Клана можно защитить не только резкими словами и когтями.
[indent] Пихта преданно посмотрела в глаза и кивнула: "Да, Верховная Мать! Можешь мне доверять, я тебя не подведу!" Кошка не собиралась делать ничего такого, что могло бы рассердить или обидеть котов из племён. Она прекрасно понимала, что любое неправильное действие может повредить Клану - увы, племенные коты так и не начали относиться к горным доброжелательно.
[indent] В этот раз у Четырёх Деревьев были только коты из племени Реки. От прочих они отличаются более жирным блеском шерсти, запахом сырости и рыбы. Эти коты не боятся лишни раз побарахтаться в реке, чтобы поймать себе добычу. Пихта и сама спокойно могла войти в воду, но не видела в этом никакого смысла: вокруг хватает добычи крупнее и вкуснее! Так зачем барахтаться, пытаясь поймать ускользающую рыбу, и ходить потом с тяжёлой от воды шерстью?
[indent] — Доброй ночи тебе и твоему племени, Ручей Звезд. Вижу, не мы одни сегодня решили выбраться пораньше, - поприветствовала предводителя Речного племени Верховная Мать.
[indent] Пихта осталась чуть сбоку и позади. Она решила не отходить далеко, ведь стражи будут беспокоиться: их слишком мало сегодня, чтобы следить за всеми разом. Впрочем, пришла она не только чтобы послушать беседы предводителей. Кошка оглядела речных воителей: без тени вызова или насмешки, но с интересом. Может, выйдет с кем поговорить, узнать новости?

----> перепутье

Пустоцвет не был глупцом. Или, по крайней мере, сам себя таковым не считал.
Их небольшой отряд во главе с Верховной Матерью и со стражами по сторонам прибыл на Совет в полном составе, и ловчий, впервые открывший для себя лес и племенные низины, не без любопытства всматривался в первых соседей, с которыми столкнулся клан перед предстоящим торжеством.
Он одарил соседей лучезарной улыбкой и остановился с соклановцами, окружившими Пламя, где-то в стороне.
— Помните мои слова. Внимание, осторожность, благоразумие, - предостерегла их Верховная Мать, — Найдите себе лучшие места и не забывайте, что честь Клана можно защитить не только резкими словами и когтями.
Пустоцвет переглянулся с остальными ловчими, и они рассредоточились по поляне.

Горняк без какого-либо стеснения переглядывался с чужаками, всматриваясь в их зоркие взгляды и мощные, как ствол дуба, лапы. А с такими шкурами им бы точно было теплее всех остальных в горах.
Сверля глазами внушительных размеров племенных, которые наверняка могли бы в силе потягаться с их лучшими стражами, Пустоцвет не без доли самодовольства хмыкнул под нос, присаживаясь рядом с Бураном и соприкасаясь с тем шерстью на боках.
- Что это за племя? - обратился он к нему, заглядывая в раскосые глаза соклановца.
Пустоцвет был знаком лишь мельком с этими лесными кланами, зная лишь то, что сейчас они доставляют им слишком много проблем. От его внимания не укрылось острое желание Пламя во что бы то ни стало воздвигнуть их в один ряд с теми, кто сейчас относился к ним со снисхождением или как к причудливым дурачкам, пришедшим издалека.
Этот путь будет долгим.

- Я подойду поближе к скале, от туда обзор лучше, - кивнул Пустоцвет, поднимаясь со своего места и занимая всё ещё свободное место около огромного камня, но смотря не прямо на него, а наоборот, назад - слишком интересно было узнать, что представляют из себя все остальные племена, ведь, судя по словам товарищей, каждое из них уникально и обладает особенными талантами. Интереснее всего всё-таки было взглянуть на тех, кто жуёт жаб утром, днём, и вечером.
Пустоцвет весело усмехнулся.
Ветер коснулся его чёрно-рыжей шерсти, всколыхнув растрёпанный загривок, и ловчий не без удовольствия вдохнул в лёгкие прохладный покалывающий в носу воздух.
— Доброй ночи тебе и твоему племени, Ручей Звезд.
Взгляд упал на Пламя и на кошку, стоявшую рядом с ней. Дымчатая, хрупкая, немного отличающаяся от своих соплеменников, но по возрасту примерно одинаковая с Верховной Матерью.
это и есть их так называемые предводители?
Он слышал, что слово предводителя - закон, и это откровенно возмущало его нутро, потому что вожак этих племён прибирал к лапам себе абсолютную власть, вряд ли оставляя время на советы и переговоры со своими подопечными, и в этом плане Пустоцвет искренне был рад, что родился в таком замечательном месте, как Клан Падающей Воды. Начиная с Пламя, которая всегда готова к ним прислушаться, и заканчивая Полётом, который собирает опытных стражей для переговоров перед принятием важных решений.

- Значит, предводитель у них думает за всех остальных? С таким лидером особо напрягать мозги и не нужно.