Почва мгновенно ушла из под лап, сердце пропустило удар, и в этот момент она поняла. Она совершила роковую ошибку, заигравшись со зверем, голодным и жаждущем утоления своих низменных желаний. Безотчётный шаг обернулся неминуемым паданием в пропасть, раскрывшую свою чернеющую пасть, обнажая клыки, что сомкнулись на ее загривке с невероятной стальной мощью, буквально вышибая дух из горящих лёгких.
Снежный вихрь швырнул ей в морду горсть мелкого крошева, и, зажмурившись, Верба распласталась по земле, когда немыслимая тяжесть массы чужого тела смяла ее. Извернувшись, словно непокорная лань в лапах хищника, кошка ударилась лбом о что-то тёплое и мягкое, и, подняв глаза, увидела над собой груды серого меха и массивную грудь, угрожающие вздымающуюся над ней. Одним только давлением этих мышц он мог переломить ей хребет. И лучше бы он так и сделал, чем терпеть собственное жалкое, унизительное положение.
Каждое действие сопровождалось болью, подобно острому булыжнику, впивающемуся в подреберье застывшей в страхе жертвы. Хотелось провалиться сквозь землю, и та словно покорно расступалась под ней, принимая жертву в свои чарующие низины. Но он вытягивал ее обратно, рвал на части ее плоть, упиваясь своим доминирующим положением, своей силой, над которой речная была уже не властна; сотрясал шаткий мир кремовой своими чудовищными лапищами и жестокими рывками, проникая все глубже и глубже — и безжалостно топил в отчаянии, вынуждая задыхаться от недостатка кислорода и взамен глотать горькую кровь, полностью теряясь во власти отвратительной близости с чужаком.
— Убирайся! Ничтожество.. отребье.. — она шипела, скалилась, надрывая глотку в душераздирающих криках, цепляясь за кочки пульсирующими когтями, как за последнюю, спасательную возможность; и вжимала голову в плечи, из последних сил сопротивлялась, понимая, что теперь ей от этого не избавиться. Проклятия, клейма, которым он так безжалостно ее обесчестил.
Но стало только хуже.
Ребра сдавило немыслимой тяжестью, заставляя сердце колотиться где-то в ушах, разбиваясь на тысячи осколков, и морда ее искривилась в неприкрытом отвращении. Несколько бесконечных мгновений переживая вспышку боли, она уже не чувствовала ничего, кроме жара, острыми иглами прознающего круп, и прикосновений лохматого брюха на своей спине. Лапы дрожали, упираясь в землю, как в последний оплот реальности, когда кошка попыталась вывернуться из слабеющей хватки, успевая только оставить на щеке самца несколько неглубоких ссадин, и обмякнуть, беспомощно сползая по его груди, будто из тела разом выкачали всю энергию жизни.