Молька говорит, что все в порядке, но чувство несоответствия не отступает, лишь вновь колыхается с очередным порывом ветра, что качает траву и ерошит шерсть. Торнадо замечает это несоответствие в чужих глазах, чужих движениях. Может, выдумывает? Доверчивая догадка, впрочем, не способная полностью развеять сомнения, лишь слегка заглушает их, но не разрушает, не рвет на клочки, как могла бы сделать то хотя бы одна улыбка или один жест дружелюбия.
С Молькой в этом вопросе было сложнее, чем с ними, — она не высказывала все прямо, не давала прочесть себя невнимательному или не слишком проницательному взгляду. И пестрый кот мог лишь ходить вокруг да около, да пытаться выцепить нечто, что могло бы дать ему подсказку более явную, нежели призрачные детали.
Впрочем, даже несмотря ни на что, Торнадо улыбается ей тепло, искренне, словно ободряя, поддерживая эту попытку завести разговор.
Кивок.
— Это определенно, — отмечает кот в ответ на слова о погоде, а после обращает взгляд к небу, — Наверняка в племени сейчас все нежатся на солнышке, да довольствуются наконец теплу. Может, даже уже всю работу сделали, а мы придем последними в тихий сонный лагерь, — мяукает не без доли шутки, конечно, прежде чем обратить к подруге взгляд.
Она никогда не казалась ему слишком разговорчивой, поэтому трехцветный не требует от нее того, чтобы она пыталась активно поддержать разговор, что-то ещё спрашивала. Кажется, он был даже не против помолчать рядом или сам рассказать нечто, наблюдая за тем, как ловит светлая ученица его слова. Иногда хорошо было просто посидеть так.
Но, видимо, это был не тот раз. Видимо, это было не время для шуток, для дружеских бесед ни о чем. И если изначально Торнадо мог это лишь подозревать, то сейчас, встретившись взглядом с Молькой, он мог почувствовать это более явно. Когда она заговорила, когда приблизилась, мотнула головой.
На этот раз пестрый все же не улыбнулся. Кажется, он был перед ней виноват, как виноват был когда-то перед семьёй, за то что они с Тетеревом покинули ее ради, казалось бы, высших целей. Казалось бы, они с Молькой тоже не общались из-за "высших целей". А, может, и из-за чего-то еще.
Нужно было найти правильные слова. Торнадо находить слова не умел, но все же сделал шаг ближе.
— Прости, — произнес, решая не искать пути отступления, не искать средства защиты: действительно, он ведь почти ни разу после той встречи не подошел к подруге. И, наверное, не смог бы найти по-настоящему достойных оправданий для того.
— Я... не знаю, — нахмурился, бросил взгляд прочь, дернул усами, — Увлекся работой, не хотел еще раз подвести отца, не подумал, — первые объяснения, которые пришли в голову и которые, не задерживаясь, сорвались с языка воителя.
— Но ты все еще моя подруга и это вовсе не значит, что я бросил тебя, — произнес вслед, взглянув в глаза Мольке. Говорил уверенно, но для нее, может... Неубедительно? И с каких пор его должно бы было беспокоить чужое мнение? Впрочем, мог ли Торнадо назвать мнение Мольки чужим?
— Злишься на меня? — спрашивает, взглянув в голубые глаза вновь.