Все его тело и каждый шаг, каждый звук, что срывается с его языка, каждый слог и каждое слово сотканы из тончайших нитей, пронизаны насквозь тревогой и собранностью, сжаты до состояния давления, доведены до предела, и взгляд, что исследует местность, не отходит по своим оттенкам от этого описания. Хвост дергается, глаза трогает прищур. Огромная птица проносится мимо, лишь бросив на них взор своих пустых черных очей, прежде чем скрыться в глубине опадающего золотистого леса, оглашая и далее его хлопотом своих широких крыльев и своей противной песнью. Ее плоская морда ни выражает ни радости, ни злости, ни единой эмоции. Она хищник. Жестокий и беспощадный.
И страх, что волнами исходит со стороны прикованного к земле серого ученика, кажется, ощутим за сотни лисьих хвостов.
Как бы не заметила. Не вернулась. Не сочла юного оруженосца за легкую добычу.
Они не были легкой добычей.
И Одуванчиковый сжал губы, провожая звук, убеждаясь, что он более не достигнет их. Маска суровости и собранности зависла на его морде, казалось, он готов бы был выпустить когти и сражаться, если бы потребовалось теперь, и в мыслях его промелькнул смешок: так странно, что можно умереть на своих землях, в своем доме.
Он слышал множество историй... и видел их не многим меньше. Стать же их жертвой или подвергнуть тому тех, кто находился под его попечением, не входило в планы кота.
Воитель глубоко вдохнул воздух, когда раздался вопрос. И скосил взор на Серого.
Больше не было того недовольства, что исходило от него несколько мгновения назад, больше не было напряжения между ними, хотя прежде оно угрожающе натягивалось вновь. И Одуванчиковый тоже не чувствовал по отношению к своему ученику сейчас ни раздражения, ни досады. Вина ещё была с ним, только она не позволила палевому поступиться своей иллюзией.
Очерчивая взглядом полосатого котика, воин не нашел уместным улыбнуться ему.
— Это была сова, Серый, — произнес наставник сдержанно, но сделал шаг ближе к ученику, чтобы убедить его, что он рядом и все будет в порядке.
"Все будет в порядке, только верь мне".
Журчание ручья перебивало звук их шагов своей песнью, это было своеобразным оберегом, маленькой защитой, пусть и нельзя назвать ее было полной. Бирюзовые глаза коснулись вновь ускользающего вдаль водного потока. Им следовало идти выше, и, кивнув оруженосцу, Одуванчиковый двинулся вдоль ускользающей водной змейки.
— Мы скоро подойдем к совиному дереву, — все же ознаменовал новую точку на их пути наставник. Он заговорил тише, внимательно следил за тем, чтобы Серый не отстал.
— Не будем там задерживаться, — добавил кот то ли с целью успокоить, то ли просто констатируя факт.
— Совы — в основном ночные хищники, но их зрению и слуха может позавидовать любой кот. Но в близком бою их даже можно одолеть, — коротко проинструктировал Одуванчиковый.
Он не знал, почему так происходит. Ему достаточно было знать, что следовало оказаться как можно ближе к сове, но не упускать из внимания ее клюв и когти, чтобы справиться с птицей.
— Но не котятам и юным оруженосцам.
Он добавил это с определенным оттенком строгости и дернул темным ухом.
По мере того, как они продолжали пробираться дальше, казалось, издалека слышался порой вновь знакомый звук предостерегающего полета. Огромный дуб издалека еще стал виднеться среди деревьев, но в первое время не был еще слишком различим и не сильно выделялся между иных стволов. Он просто был, напоминал о себе, мелькал на периферии.
Конечно, Одуванчиковый не собирался вести ученика прямиком к обителю сов. Они шли несколько в стороне, прижимаясь к ручью и стремясь обогнуть дерево, не привлекая лишнего внимания. Палевый кот лишь взмахнул хвостом в сторону дуба, облюбованного птицами, чтобы указать на него своему оруженосцу, и после взглянул на Серого вновь, желая убедиться, что был понят.

Теперь он был спокоен. Возможно, даже слишком спокоен, зная, что столь близко к ним приютилась пернатая опасность, что, ступая на землю крылатых властителей ночи, они оказывались непрошенными гостями.
Все было просто. Все мысли Одуванчикового были обращены в первую очередь к занятию, к словам, что он произносил, к своему ученику, от которого он ждал внимания и послушания, и лишь затем — к возможным тревогам леса. Он снова оступился, ожидая, что на сей раз Серый поступит по его подобию и не станет слишком пугаться всего, что окружало его. А, может, он надеялся, что смог добиться от своего оруженосца доверия достаточного, чтобы тот смог сыскать защиты в одном лишь присутствии палевого кота рядом.
Он был наивен. А, может, недостаточно предусмотрителен и внимателен.
Одуванчиковый даже не сразу понял, что произошло, когда порывом ветра, блуждающим меж деревьев, его ученика вдруг сдуло с места, не оставляя ни следа, лишь несколько взмывших ввысь листочков. Инстинктивно он отступил. Внутри все сжалось.
Что?
Первая реакция — насторожиться: воитель тут же прищурился, резко осмотрелся по сторонам, выискивая потенциальную опасность, которую мог заметить оруженосец, но не заметить он. Все его органы чувств тут же оказались напряжены.
— Серый?
Он окликнул своего ученика достаточно тихо, чтобы не привлекать внимание сов, пусть голос его легко тонул еще в журчании ручья. Можно было говорить громче.
Распушенный хвост был единственным знаком встревоженности, и все же быстро всякая растерянность спала прочь, не найдя источника для своего подкрепления.
Вокруг было тихо, спокойно, лишь шелестение сухой листвы, да течение ручья нарушали мертвецкое молчание леса. Совы ютились на своем древе, казалось, они порой смотрели в сторону невысокого кота, но он не вызывал у них большого интереса. Ни одна птица более не спорхнула прочь. Одуванчиковый мог только поджать губы, задаваясь вопросом, что могло обеспокоить ученика.
— Здесь не опасно, можешь выходить.
Хуже всего было подумать, что тот бы ни с того ни с сего решил сыграть в догонялки. Впрочем, такой вариант в купе с образом Серого, что уже складывался в голове, не казался особо реалистичным. Такой вариант заставил бы грозового воителя сомневаться в том, что он вообще смог хоть немного понять котика, что был отдан ему на обучение.
Впрочем, у него было время еще понять оруженосца. Пока же он тихо выдохнул, чтобы подавить легкий укол недовольства и непонимания, шагнул обратно в сторону, откуда они явились и куда кинулся полосатый ученик.
Взгляд бирюзовых глаз очертил окружение более медленно, вдумчиво. Никого. Одуванчиковый поспешил убедить себя, что Серый не мог уйти далеко, принюхавшись, он мог ощутить его запах, витавший ещё в воздухе.
На этом этапе палевый кот мог с превеликим желанием осудить себя за то, что не проследил за тем, куда побежал ученик, за то, что не подумал сразу преградить ему путь, за то, что... у него было много причин. За это  день у него было так много причин, что забыть о них можно бы было только под действием валерьяны или маковых зёрен.
Воин прикусил язык, стараясь по следу найти оруженосца, не сбиваться на грызущие его изнутри мысли. Конечно, это был не идеальный способ, кажется, он даже едва не сбился с пути и не прошел мимо Серого, однако то ли во мраке корня блеснули зеленые глаза, то ли заприметил воин серую шерсть, то ли чутье не обмануло Одуванчикового, но, едва сделав шаг прочь от дерева, где крылся ученик, палевый повернул в его сторону голову и наткнулся на оруженосца.
От сердца отлегло, беспокойство ослабило хватку. Но лед не дал трещину.
Он молчал, смотрел на полосатого с какой-то даже суровостью. Будь на его месте Снегирь, он бы сгладил ситуацию шуткой. Одуванчиковому же было не до шуток. Ему было и не до сочувствия, которое могла проявить мама-кошка или кто-то ещё, кто не был им.
— Что-то случилось? — прикрыв глаза, спросил воин, стараясь проявить терпение, принять тот факт, что в сложившейся ситуации он мог винить в первую очередь лишь себя.
Серый боялся? Нет, он вновь был в ужасе. По крайней мере, так это отразилось в голове палевого кота.
— Нам нужно продолжать идти, — заметил Одуванчиковый между тем, отведя взгляд в сторону тропы, которой они придерживались. Это звучало теперь так неуместно, что на мгновение палевому захотелось взвыть, но он заставил себя сохранить вид, будто бы этот намек был запланирован, будто он и должен бы был здесь появиться.

Он был дрожащий на ветру лист, маленький крольчонок, загнанный в ловушку беспощадным хищником — жизнью, и, взирая на него со своего места, Одуванчиковый молчал, слушал лепет про сов со всем тем терпением, что только у него было, и все же старался не давить, не проявлять полную бесчувственность по отношению к своему оруженосцу.
Но он был раздражен. На мгновение в его голове загорелась мысль оставить Серого здесь, но она была потушена тут же, как совершенно абсурдная, дикая, слишком "не такая" — не вписывающаяся в тот образ, которому он должен бы был стремиться соответствовать. Снова и снова палевый убеждал себя, что во всем этом страхе не было ничего такого, что для ученика это было естественно, что ему не стоит торопиться. И снова и снова он перебивал себя, утверждая, что это было ненормально.
И все таки...
Серый взвыл, и воителю пришлось постараться, чтобы не прижать уши к голове при этом восклике. Зрачки его превратились в две узкие щелки, кот прикрыл глаза и придвинулся ближе к полосатому оруженосцу.
... все-таки он хотел видеть в глубине тревожной зелени не отстранённым испуг, а доверие.
— Что мне делать, если на меня набросится сова? — он поймал оттенок раздражения, с которым обратился к нему ученик.
— Положиться на меня, Серый, — но ответил на него твердым спокойствием, слабо кивая ученику и надеясь, что этим шагом он смог бы убедить его, — Я защищу тебя в случае опасности. Я обещаю.
Слабая сдержанная улыбка тронула губы Одуванчикового в простом жесте дружелюбия, только чтобы показать, что он не таил злого умысла и не собирался навредить. Не собирался бросать серого котика в лапы опасности.
Он не знал, смог ли бы на самом деле одолеть сову в одиночку. Жизнь не представляла ему шансов попробовать, но он и не стремился к ним. Однако, показать слабость, отступить казалось ему теперь невозможным. Это значило бы полностью разрушить всякую опору в глазах оруженосца. Он не мог себе этого позволить.
— Но если ты будешь слушаться меня и держаться рядом, совы тебя не тронут, — добавляет он с прохладным спокойствием. Он не мать, чтобы утешать этого юнца и вечность сидеть с ним, ожидая, когда ему удастся в очередной раз одолеть страх, да и то не было его обязанностью. Он хотел послушания и он повторял слова необходимости того ещё без большой устали.
Отступив, Одуванчиковый взглянул на ученика, готовый двинуться дальше.
— Гораздо опаснее будет, если ты решишь сидеть здесь в одиночестве. Лес обитаем не одними совами, ты знаешь.

Отредактировано Пёс (02.01.2023 13:45:51)