разрыв после сбора трав
У Горчака много забот. Много забот и смешная шкурка в чёрно-белых пятнах. И ножки, длинные и неуклюжие, как у комара-дергуна. Стараясь отбросить тревоги и трудности новой жизни, Горчак брёл, думая о мягкой, тёплой подстилке. А ещё о змее, которой воображал себя — бесшумной змее, свернувшейся кольцом и обнявшей свой хвост. И так он хорошо задумался, что на середине поляны попал под чью-то лапу, при этом знатно отдавив вторую. Горчак упал на притоптанную траву, и уже снизу рассмотрел Шиповника, нависшего над ним мрачной скалой. Из пасти воителя исторгся сердитый рык. О да, у Шиповника были все причины сердиться на Горчака. Не в первый раз этот чёрно-белый комок меха становится причиной его раздражения. Подрагивая от страха, Горчак старался не вслушиваться в слова Шиповника, чтобы не перепугаться ещё сильнее.
—«...никчёмные бездельники...»
Горчак прижал уши и отполз на пару мышиных хвостов в сторону.
—«...чему только наставники уч...»
Подобрался, тихонечко встал.
—«...чтобы все грязные подстилки перебрал, Горчак!»
Кивнул, едва не копнув носом землю, и опрометью бросился к своей новой палатке.
«Не прибил, не прибил, я живой», — ликовал он, не получивший подзатыльника за свою неуклюжесть. И опасливо оглядывался, словно Шиповник мог прочитать его мысли. Было в этом коте что-то мрачное и страшное не для племени, но для самой сущности Горчака — бестолкового неумехи. Словно вычищающий смерч, словно коршун, Шиповник выглядывал в Горчаке саму его мышиную слабость, колко цеплял и клевал её.
И так, подобно мыши, Горчак оглядывался назад, ожидая узреть карающие когти — и не увидел перед собой Мольку, изящную Мольку с подернутыми задумчивой поволокой глазами, которой удара взъерошенного, пыльного Горчака хватило, чтобы не удержаться на лапах.
Горчак почувствовал своими собственными тощими плечами — косточки Мольки под её мягкой, пушистой шерстью, и от одного этого ощущения ему стало страшнее, чем от всей ругани Шиповника. Он застыл, шлепнувшись на бок рядом с Молькой и глядя на неё округлившимися глазами. Его рот был чуть приоткрыт. Горчак сам не верил, что отдавив лапу Шиповнику, теперь ещё и сбил её. Уж не вёл ли его сам Сумрачный лес? Он всё ещё чувствовал — нет, помнил — прикосновение нежного меха перед падением, и это свежайшее воспоминание обдавало его горячим стыдом.
— Я иду менять подстилки, — жалко пробормотал он, стараясь не глядеть Мольке в глаза. — Если хочешь, твою поменяю два раза. Только покажи...
«Она меня ненавидит теперь», — подумал Горчак, делая шаг ко входу в палатку. «Не даст и дотронуться до подстилки. И Бурьяну скажет, чтобы он толкнул меня так же»
Взглянув в полумрак палатки, Горчак резко вдохнул. На одном из моховых гнёзд белел бок Бурьяна. Остановившись, оруженосец обнюхал воздух. Под его ногами — подстилки. Одна, другая, третья... куча подстилок. Из каких-то торчали волоски меха, другие казались совсем пустыми и ничейными. Одна лежала прямо у выхода, вся истрёпанная и какая-то влажная. Горчак наклонился и уловил запах слюны Бурьяна. Выражение его морды стало совсем кислым. Приподнявшись, Горчак столкнулся с убийственным янтарным взглядом Бурьяна и вздрогнул. Боком он почувствовал, что Молька подошла ближе.
— А, это моя подстилка, она совсем чистая и свежая, — быстро сказал Горчак и задвинул неопрятную кучу мха поближе к стене.
В его голове пульсировало «извини, извини, извини, что я тебя ударил», которое он не смог сказать Мольке. «Извини, извини, извини»
— Как бы понять, какие из них вообще грязные, — выдавал вместо нужных слов его предательский язык.
Отредактировано Горчак (04.05.2022 23:26:43)