Разрыв, после Совета и собрания на гп

- Я так за тебя рада, Рокот!
Алоцветик была вне себя от счастья за брата: ну надо же, он едва-едва стал воителем, а вот теперь - наставник! Самый первый среди их помета, самый приметный, получается, самый талантливый. Всю дорогу в лес трехцветка урчала не переставая, подскакивала за осенними листочками, будто малышка шестилунная, и резвилась абсолютно, беспрекословно счастливая.
А чего бы ей не быть счастливой? Она стала воительницей. Львиногрив с ней рядом, Грачик стал Грачом, и последнее звено, давящее трехцветку, встало на свое место. Их черношерстный брат теперь - полноправный воитель Грозового племени.
- Что-то ты не очень-то веселый, наставник, - замедляя шаг, пробормотала Алоцветик, приметив, что Рокот не очень-то счастливым выглядит.
- Думала, ты будешь как белка в Юные Листья скакать. Эй, ты чего, - она боднула брата в плечо, словно надеясь встряхнуть.
А Рокот, в общем-то, и не сопротивлялся. Напротив, даже: оказался на удивление разговорчивым.
И от этих разговоров у Алоцветик уши прижались к макушке.
– А когда ты… вы… вместе, что ты думаешь? Чувствуешь?
- Я... - черепаховая кошечка ошалело моргнула, не ожидая такого вопроса от Рокота. Посерьезнев, она прочистила горло, - ... я счастлива. Мне хочется прижаться к нему, зарыться носом в шерсть на шее и остаться там до самых Юных Листьев. Хочется радоваться ему каждый день, хочется, чтобы он разделил со мной каждую счастливую минуту. Я думаю о нем, просыпаясь, и перед сном думаю о нем, - мягко рокотала Алоцветик, имея в виду каждое слово, которое говорила.
Зеленые глаза уже несколько минут внимательно наблюдали за выражением морды брата.
- Расскажешь мне о ней, Рокот?

Алоцветик на мгновение испугалась, что брат замкнется в себе от ее вопроса, закроется, отвадится, но... нет. Зеленые глаза воительницы загорелись в предвкушении, и она невольно обернула хвостиком переступающие от нетерпения передние лапы.
Что же он медлит? Трехцветка до смерти хочет знать, кто же так запал в сердце ее любимого Рокота!

– Она из Грозового племени, очевидно!
- Уже хорошо, - хихикнула черепаховая кошечка. У нее и мыслей не было, что брат мог увлечься кем-то из другого племени, но мало ли!
А потом бурый заговорил о своей возлюбленной так, что у Алоцветик сердце сжалось. Она непроизвольно повернула голову бочком, вслушиваясь в каждое слово обычно молчаливого Рокота, и так он говорил о ней, так оборачивал свои чувства в самые правильные слова, что Алоцветик не сдержалась. Вздохнула и улыбнулась как-то ободряюще, будто впервые в жизни была мудрее и в разы старше своего брата.
– Она на меня никогда не посмотрит.
- Вот уж вздор. Ты же такой замечательный, - проурчала она, ласково лизнув Рокота в ухо, словно мать - своего котенка. Страшно хотелось узнать имя кошечки, которая так запала в душу воителю. Алоцветик напряглась, но никак не могла вспомнить, кому Рокот уделял внимания больше прочих.
- Почему ты так не уверен в том, что у вас все получится?

Алоцветик слушала своего брата. Слушала и дивилась тому, как скоро они все выросли. Её Рокот говорил тихо, совсем по-взрослому, вкрадчиво и умно. В голосе бурого кота слышалось смущение, растерянность, совершенно ему не свойственные, и нежность, от которой хотелось прижать уши и раскраснеться.
И чем дальше шла речь Рокота, тем больше соплеменниц кошечка пыталась "примерить" на роль той, которая забрала сердце бурого воителя. Вихревейка? Может, Сойка или Сорока?
- Но, может, ничего большего и не надо? Если ей не положено... по собственным убеждениям... возиться с котятами и всякое такое, то я бы просто мог... быть рядом? Без всего остального, - бормотал бурый, и дочь Смерчезвезда снова прижала уши, даже ахнула.
Котята?
Рокот всерьез говорит о котятах?
- Ну надо же, - потрясенно выдохнула Алоцветик и улыбнулась, а после боком прижалась к боку Рокота.
- Ты так повзрослел. Если она влияет на тебя так здорово, эта любовь уже на благо, - мягко проурчала черепаховая, по-матерински прилизав шерстку на загривке Рокота.
- Признайся ей. Ты никогда не сделаешь хуже. Будешь только потом жизнь жалеть, что не попытался, - убедительно мяукнула Алоцветик. Нет, правда, чем он сделает хуже?
И разве найдется та, кто устает перед такими признаниями?

с пней >>>
[indent] Хотелось верить, что Пескогрив, нынче уверенной рысцой бредущий сквозь густые, но уже абсолютно голые кустарники утёсника, не питал наивной и слепой надежды воспитать свою ученицу пересказом старческих баек и пропитанных фантазиями старейшин выдумок. Цокнув языком от неприятного ощущения прилипшего к подушечке передней лапы влажного листка и несколько раз дёрнув ею для освобождения от этого приставшего яркого малыша, бурая юница без особого зазрения совести проигнорировала упоминание необычных пристрастий и вкусов Двуногих и несколько раз кивнула на упоминание о правильном пользовании носом и ушами. Честно повторив лёгкое и уже давно знакомое движение за своим рыже-белым наставником и шумно втянув себя побольше свежего, пропитавшегося влагой текущей поблизости бурной реки воздух, полосатая даже невольно причмокнула от ударившего ей в рецепторы множества самых различных ароматов и принялась аккуратно раскладывать те на разные составляющие, различные струйки и отличные друг от друга едва заметные ноты.

[indent] — Не уверена, — шепнула кошечка разочарованно и тут же хлестнула хвостом себя по ещё округлым, по-детски припухлым бокам, строя абсолютно недовольную гримасу и хмуря брови. Щекотливо уязвлённая, ощутимо задетая, неприятно напомнившая о себе гордость в перемешку с ядовитым червячком поселившемся глубоко внутри осознанием, что она далеко не лучшая без особого труда испортили оруженосцу настроения, от чего в голове тут же начали роиться совершенно ненужные сейчас мысли. — Здесь столько различных запахов, а я не успела как следует распробовать вонь Двуногих у пней…

[indent] Энергично и слишком очевидно начав оправдываться за собственную… ошибку? недочёт? неопытность? и с продолжившимся тихим бубнением двинувшись следом за своим старшим соплеменником уже к поющему ручью, Щебетунья, впрочем, не упускала вдруг подвернувшейся возможности вспомнить о своём названном младшем брате и вновь неприятно почувствовать укол какой-то необъяснимой, потерявшей своё начало и свой смысл обиды. Юркие думы о всяком, но, в первую очередь, о произошедшем не так давно в детской и сказанных самой малышкой словах на главной поляне в день их посвящения, сновали в бурой голове и никак не могли отыскать своего конечного пристанища, то образуясь в нечто большее, то наоборот растворяясь и полностью теряясь среди других. Ярким было и оставалось лишь одно бьющее набатом осознание: она уже почти запуталась во всех этих тонких и толстых нитях своих размышлений и поисков ответов на, казалось бы, простые вопросы, и одной ей из этой ежесекундно засасывающей трясины не выбраться.

[indent] — Пескогрив, а скажи, пожалуйста!, есть ли такие ситуации, в которых нарушение Воинского Закона… допустимо? Бывают ли такие случаи, когда это делается во благо племени или одного кота, или мы никогда не можем переступать через Воинский Закон? — аккуратненько пристроившись к рыже-белому коту и дружелюбно заглянув в его янтарные глаза, заинтересованно пролепетала предводительская дочь и для пущего эффекта несколько раз невинно моргнула.
>>> к поющему ручью

----> паутинник, за Алоцветик

- Алоцветик! - он рысцой ринулся за пёстрой воительницей, пытаясь её догнать.
Ему пришлось задержаться в паутиннике с Сойкой, борясь со страстным желанием высказать двухцветке всё, что думал о ней с того самого дня, как маленькая ученица прилипла к нему как клочок приставучего мха, не желая до сих пор отпускать; но та носила котят, и поэтому Львиногрив не мог переступить через свою мужскую осторожность и бережность, поэтому пристально проследил за ней до самого конца, пока дочь Ласточки не скрылась в тени деревьев на тропе, ведущей обратно к лагерю.
Можно было вздохнуть спокойно.

Еще раз поздравляю тебя со скорым отцовством, Львиногрив, - стояли в его голове ехидные слова соплеменницы, и воин заскрежетал зубам от злости.

И только вид Алоцветик вернул ему прежнюю мягкость.

- Всё, остановись, пожалуйста, она далеко, - он загородил проход воительнице собой, встав практически вплотную и утыкаясь носом в шерсть на чужой голове, с жадностью вдыхая такой родной и любимый запах пёстрой возлюбленной, - Она... правда носит котят.
Львиногрив опустил подбородок на макушку Алоцветик и задумчиво уставился вдаль, пытаясь припомнить детали той злополучной встречи в паутиннике.
- Как ты оказалась рядом? Шла за мной? - глухо произнёс он, опуская взгляд на подругу, нежно улыбнувшись и обвивая своим хвостом чужой бок, - Похоже, это конец, Алоцветик.

Львиногрив издал истеричный смешок, крепче прижимая к себе воительницу и растерянно озираясь.
- Какой хитрый план она продумала, - теперь грозовой будто судорожно разговаривал сам с собой, чувствуя, как кровь стынет в жилах от медленного осознания происходящего. - Родит котят, назовёт меня их отцом, скажет, что я отверг их. Что обо мне подумает племя?
что подумает Смерчезвёзд - чуть не сорвалось с языка, но Львиногрив вовремя взял себя в лапы, ему сейчас совершенно не хотелось рассказывать Алоцветик о разговоре с её отцом.
да что в целом подумает её семья, её братья?

- Так долго всего добивался, чтобы она взяла и в один миг всё разрушила... - ему нужны ответы.
Нужно узнать, кто именно это сделал, чтобы вскрыть правду и обелить себя вновь.

— Так ты не... не... - в голосе Алоцветик послышалось облегчение, Львиногрив вопросительно изогнул брови: — Мне плевать, мне плевать, если это не твои котята, она ничего не разрушила, слышишь?
Она прильнула к нему всем телом, радостно урча.

- Конечно нет, - более небрежно, чем следовало бы, отозвался он, - Да только плести она умеет красиво, - Львиногрив раздражённо выдохнул через ноздри, но тут же покосился на Алоцветик, мягко добавляя: - но хотя бы ты мне веришь.
Но ему этого было чертовски мало.
Алоцветик - это не всё племя, и вряд ли её поддержка и уверенность в нём хоть немного бы перекрыли косые взгляды соплеменников и злобные перешёптывания. Особенно учитывая то, что родная семья трёхцветки относится к ней как к трёхлунному котёнку, указывая постоянно на её детскую наивность.

А Смерчезвёзд, сможет ли он остаться в стороне от этой новости, особенно припоминая слова Львиногрива о его дочери?
- Всё неправильно, Алоцветик. Мы должны были с тобой стать примером для остальных, - а станем посмешищем.
Котята Сойки его, откровенно говоря, мало волновали. Ни как свидетельство позора Львиногрива, ни даже как будущие воители племени, чего не скажешь о других подрастающих в детской малышах. 
- Хотя, кто не дурак, тот вспомнит, что я не собирался заводить семью, пока не стану глашатаем, - вслух начал рассуждать грозовой, пытаясь тем самым приободрить самого себя и дать хоть какую-то, но мнимую надежду на то, что замысел дочери Ласточки не сработает, - да и непонятно, кто ей помог. Вряд ли котята хоть издали будут похожи на меня.
Но мерзкий червь сомнения уже давно копошился внутри Львиногрива.
Если это тот, о ком он думает, беды не избежать.

Лишь бы её дети пошли в Ласточкину породу.

Разрыв

В ушах стоит звон: шепот окружения, пение птиц — ничто не может разорвать ощущения этой буквально болезненной тишины. Его голос тоже не может разорвать ее. Он не произносит ни слова, двигаясь по зеленеющий тенистым тропам, отмечая куда они идут, не отступая ни на шаг, позволяя черно-белой воительнице вести, самой выбирать направление. Чувствует, как потрескивается воздух, ощущает напряжение, через которое приходится прорываться, словно через натянутую меж ветвями прочную паутину.
Когда Сойка, прерываясь, вдруг подает тихий ласковый голос, обращается к кому-то, будто шествующему рядом, серый кот буквально ощущает чье-то призрачное присутствие. Но это иллюзия. Обман. Он знает, что рядом никого нет, как знает это каждый раз, заходя в детскую, слыша обрывки мимолетных разговоров, замечая в образе подруги, в ее поведении все нарастающие изменения. Это продолжается из луны в луну, дни перетекают в ночи, а ночи в новые дни, как перетекает рассудок собеседницы из одной чаши в другую, но неизбежно дрожащие лапы расплескивают капли. Коршун наблюдает за этим, но не находит, что должен предпринять. Он не испытывает вины, скорее лишь досаду, что весь план пошел на смарку, что оплошность привела к потере подруги и союзницы, на которую он мог положиться и которой мог доверять. Теперь же он не мог знать, чего ждать от Сойки, пусть прекрасно понимал, что допустил просчет и в том, что рискнул своей репутацией, привязал ту к черно-белой воительнице, и придется приложить силы, чтобы перерезать веревку, если та вдруг пойдет ко дну.
Взор в молчании мрачно очерчивает окружение. Задерживается на подруге. Встречается с ее темным взглядом зелёных глаз.
Прошло восемь лун с начала этой истории, и вот они были здесь, а воительница наконец могла вернуться в заслуженную ей по праву палатку. Он уверен, что в ином случае она бы была этому рада. В ином случае.
— И что ты язык за зубами прячешь? Со всеми такой молчаливый или теперь только со мной, Коршун?
Ее слова пропитаны жгучим ядом, может, обидой, может, чем-то еще, что полосатый разгадать ещё не может. Одно он может поймать точно — предупреждение, необходимость шагать осторожно.
— Нет, — отвечает он спокойно, пока, прикрыв глаза, очерчивает взглядом воительницу, — Прости, задумался, — роняет вслед, наблюдая за ее реакцией, прежде чем подать голос вновь, задать вопрос:
— Как ты?

Отредактировано Коршун (13.07.2022 15:12:26)

Коршун говорил глухо и мягко, но, когда ответом стал резкий жест, на морде его отразилась легкая растерянность, словно бы он не ждал, что вопрос может спровоцировать подобную реакцию, словно бы последовавшая нападка Сойки стала для него сюрпризом, а то и ударом, так что пушистый серый хвост взметнулся и замер в воздухе, а с каждым словом темные брови все более сдвигались к переносице в жесте недоверия, не понимания, с которыми он наблюдал за своей подругой.
Но воительница говорила складно, разумно, видно, порыв безумия отпустил ее, и теперь перед ним стояла соплеменница, которую он знал, даже если в жизни ее потерялись и сменились некоторые краски.
Он даже отступил, когда Сойка почти бросилась, хотя знал, что та не несет угрозы. В этот момент он хотел уже вмешаться, казалось, выброшенное обвинение должно стать паузой, которой серый воитель, тщательно перебирая чужие слова, рассчитывал воспользоваться. С определенным возмущением, а то и обидой от выброшенных несправедливых слов он сжал губы. Но, вместо того, чтобы перевести дыхание, черно-белая воительница продолжила, а ее собеседник, прижав уши к голове, но не трогаясь далее с места, беспокойно дергая кончиком хвоста, выслушал все от начала и до конца, от первого возмущения и до затихающего бормотания, от пылкого пламени до угасающих угольков.
Лишь дослушав, он подошел ближе к растянувшейся на траве кошке, он опустился рядом, позволяя его полосатой шерсти соприкоснуться с черно-белом расцветом, а после аккуратно, чтобы не нарушить границы и не напрячь собеседницу, однако, показать свое присутствие, коснулся ее хвоста своим. Готовый, впрочем, увеличить расстояние, если бы кошка дала знак.
— Я спросил, потому что беспокоюсь за тебя, — переведя дыхание, произнес Коршун глухо, с выражением легкой тревоги всматриваясь в ее очертания, — Ты моя подруга, Сойка, и, да, я замечал, что что-то не так, — он прикрыл глаза и отвел взгляд в сторону, — Я не могу представить, что происходит в твоей голове сейчас, после всего, что произошло. Порой мне кажется, что ты... путаешь правду и сон, говоришь о том, чего на самом деле нет, — размеренный голос скользил по протянутым вокруг паутинкам, пока взгляд, огибая кусты и деревья, возвращался таки к воительнице, внимательно наблюдая за ее реакцией, — Но все эти луны я был с тобой, и я не оставлю тебя, — Как сделал он., — Мы пройдем через это все вместе.
— Я не подумал, что для тебя было столь важно, чтобы я был с тобой тогда, — Коршун слабо сморщился. На самом деле, это действительно был его просчет, на этот раз он даже почти испытал раздражение по отношению к изгнаннику, чей уход дважды добавил работы ему. Какая чушь, что ему везло сталкиваться с теми, кто был связан с такими неудачниками.
Впрочем, ни единый мускул на морде, ни единое слово не выразило этого мнения.
— И ты можешь винить меня за это. Ты права, я ошибся. Но сейчас я с тобой, — полосатый кот взглянул в зеленые глаза Сойки, дернув кончиком хвостом.
Повисла пауза.
— ... но я не понимаю, за что ты обвиняешь меня в остальном, — прозвучало более глухо.

Буквально за пару мгновений гнев, что еще обвалакивал фигуру Сойки, рассеялся, не оставляя от себя ни следа: усталость скользила в каждом ее вдохе, в мерно вздымающихся черно-белых боках, и Коршун, опускаясь рядом, не мог ждать, что в следующее за яростью, а вслед усталостью мгновение все переменится, колесо сделает очередной виток и стрелка остановится на абсолютно иной эмоции, реакции, нежели та, которую только серый мог бы предсказать.
Он не мог предсказать — это могло даже пугать, это могло заставить потерять самообладание, но полосатый сдержался. Роль нужно играть до конца, даже если чувствуешь, что что-то идет не так. Он ощущает, как подруга жадно жмется к нему, чувствует ее тепло, забивающий ноздри аромат, ощущает страх, что примешивается к травянистому запаху и проходит практически незаметной дрожью под шкурой.
Показать свое присутствие, что он — рядом: и уверенно, но мягко мощная лапа охватывает тонкие плечи соплеменницы, привлекает ее к себе ближе, позволяет случиться каждому ее маленькому движению, звучащему после вопросу:
— Вместе? — встревоженно спрашивает кошка, и, добро, но не слишком широко улыбнувшись, Коршун кивает ей.
Она все еще на нервах, все еще беспокоится, ищет опоры и защиты в серой полосатой шерсти, не хочет остаться брошенной здесь, в таком состоянии, посреди леса, и после — в лагере, среди родных и близких. Это кажется даже милым, очаровательным.
Она говорит, она торопится, и чем больше она говорит, тем сильнее Коршун прижимает ее к себе, всматривается в ее мордочку, в красиво переливающиеся оттенки панического страха. Шорох заставляет насторожиться, но лишь на мгновение, еще слова, может, столь нужные слова, за которыми массивный лоб война касается лба собеседницы, их взгляды пересекаются, неровный выдох смешивается.
— Конечно, Сойка. Я ни за что не оставлю тебя, — шепчет полосатый кот глухо, пока темный хвост его мягко очерчивает линию чужой спины, слух еще с подозрением сканирует окружающую местность. Без резких движений. Без резких слов, способных вдруг переменить настроение соплеменницы.
— Я буду с тобой, я никуда ни за что не уйду. Ты не одна и не должна справляться со всем этим сама. Ты... дорога мне, — добавляет тихо, и вновь легкая улыбка, стремящаяся вселить в подругу уверенность.
— Как я могу бросить тебя?

Белочка резво трусила след в след за Бражницей. Мысли то и дело возвращались к тёплому и сухому гнёздышку. Так хотелось остаться в палатке до конца дня. "Прекрати, Белочка!" Она уже не котёнок и теперь у неё обязанности, не терпящие отлагательств! Тем более, она удостоилась чести с самой Бражницей отправится на охоту за травами! Ученица искренне восхищалась целительницей, она была такой красивой и смелой кошкой, совсем как настоящая воительница, только сражается она против болезней. Но становиться на её место кошечка всё же не хотела. Белочка не была готова отказаться от того, чтобы однажды стать матерью. Она любила свою семью и как здорово, когда семья становится больше! В голове вдруг возник образ чёрно-белого кота, который являлся сыном Ласточки. Ученицу он напугал ещё в первую их встречу. Она тогда только-только стала оруженосцем, а он вернулся из своего приключения. До сих пор он был для неё тёмной лошадкой, которую она старалась обходить стороной. Хорошо было бы узнать о нём побольше от Бражницы, но было как-то неловко спрашивать об этом напрямую, а вдруг она подумает, что Белочка в чём-то подозревает Ореха, а это равносильно нарушению Воинского Закона.

— Ветер холодноват. В палатке оруженосцев никто не чихает? — голос целительницы резко вывел её из задумчивости.

— Нет, слава Звёз... — ученица запнулась, не зная, как сейчас говорить эту привычную фразу.— Все здоровы.

— Красота, — среди трав целительница смотрелась, как рыбка в реке — на своём месте.

— И правда, — взъерошившись словно воробушек, поддакнула ученица.— Странно это, небо перевернулось, а лес всё тот же, — невольно слетело с её губ.