Этот разговор с самого начала не предвещал ничего хорошего. Но Иволга ни капли не жалела о нем, ведь он открыл ей глаза на истинную личную стоящей перед ней кошки. Бедняжка, столько лицемерия. Сколько же ты держалась? Как я только раньше не смогла тебя раскусить? Длинный язык и вспыльчивый нрав были для Иволги, конечно, не новостью, и совершенно ею не порицались, но, к сожалению, с каждым сказанным словом соплеменница всё сильнее зарывалась и грозилась получить по морде когтями.
— Любила до того, как он стал предводителем, в отличие от тебя. — кошка устало закатила глаза, испустив раздражённый вздох. Предки, дайте ей сил и терпения выслушать это все и не вцепиться ей в шкуру! — ..Любовь рождается из выгоды, из удобства. Или из привычки.
— Ты пытаешься пристыдить мои чувства его статусом и при этом утверждаешь, что любовь - это выгода? Удобство? — фыркнула Иволга, искренне позабавленная такой логикой соплеменницы. С умной я конечно погорячилась. Она усмехнулась, но из-за напряжения, одновременно нарастающего внутри обеих кошек, смех вышел скомканным, больше похожим на хриплое рычание. В желтых глазах угрожающе вспыхнул огонь. Все-таки лицом пожертвовать придётся.
— Любовь рождается из сердца, Пустельга, — выдохнула кошка, напряжённо стиснув зубы. — Будь ты хоть немного более внимательной подругой, ты бы знала, что Смерчешкур мне нравился ещё до того, как ты начала увиливать за ним. Я полюбила его не за то, что он может мне дать, а за то, кто он есть. Кем он был и кем он будет завтра. Мне плевать, Смерчезвезд он или Смерчешкур. Плевать, будут его лапы целы в следующей битве или откажут. Я буду любить его, даже если он останется с Бурецапкой, — Иволга едва заметно поморщилась от этой мысли, почувствовав тесноту в груди, но продолжила стоять на своём, даже если заранее не ожидала понимания от той, чья жизнь сводилась лишь к мести и зависти. — Впрочем, тебе этого очевидно не понять, — бросила она, уже не скрывая пренебрежения. — Ты ведь понятия не имеешь о чистой и искренней любви, потому что не сделала ничего, чтобы быть ее достойной. Ты погрязла в своей ненависти, — осталась ли у неё хоть капля гордости к себе? — и мне тебя искренне жаль, — если до этого момента Иволга искренне уважала ее, как подругу, как сильную и уверенную в себе воительницу, то сейчас она видела перед собой униженную, глубоко несчастную, оттого озлобленную на весь мир кошку без семьи и поддержки друзей. Впрочем, то был результат ее же собственных стараний, и разбираться в этой грязи ей предстояло в одиночку.
— Потому что это я не дала им жить спокойно. — чуть оскалившись, Иволга прижала уши, чувствуя, как медленно поднимается ее загривок.
— И вам не дам, я тебе обещаю.
— Не много ли ты на себя берёшь, угрожая мне? — в голосе звякнула сталь. Из жёлтых глаз вмиг исчезли все былое веселье и насмешка. — Ты права только в одном, — глухо произнесла она, не меняя тона, — я не Бурецапка, и терпеть твои истерики не намерена. Если понадобится сбить с тебя спесь когтями, я это сделаю, — резкий, неожиданный рывок. Иволга вцепилась в загривок соплеменницы, намереваясь, как следует ее за него оттаскать. Пустельга была горазда в громкие слова, но никогда не подтверждала их действиями. Пустые угрозы, не имеющие под собой серьёзной почвы.
С шипением обе кошки покатались по земле, слепо полосуя когтями воздух, изредка касаясь друг друга. Разъярённая, Иволга уже не видела перед собой ничего — ничего, кроме смазливой разноглазой мордашки своей некогда подруги. Когти прошлись в опасной близости от неё, не достигнув желанной цели: глаз. А затем что-то вдруг настойчиво потянуло Иволгу назад, как сквозь воду до неё донёсся чужой голос. На секунду опешив, кошка только пуще распушилась, почти готовая ударить когтями тому, кто рискнул в этот опасный клубок вмешаться, однако мгновением позже помутненный взор зацепился за белую шерсть Снегиря. Снегирь?.. Сознание прояснилось не сразу, и воительница, все ещё с трудом осознавая себя и все происходящее, медленно отступила, не спеша приглаживать шерсть и втягивать когти.
— Катись к Звездоцапу, Пустельга! — прошипела она, гневно сверкнув желтыми глазами, — и не суй свой поганый нос в чужие жизни, иначе, клянусь Предками, меня не удержит даже Смерчезвезд, — продолжая сверлить спину кошки ненавидящим взглядом, Иволга так и застыла, негодующе размахивая хвостом.
Чего стоила на деле дружба, от которой ничего не осталось в одночасье.