Звон в ушах заглушал всё: и посвистывание ветра, и размеренный топот Львицы, и собственный хрип, изредка вырывавшийся из горла, когда пасть в очередной раз безвольно приоткрывалась навстречу земле. Сквозь узкие щёлочки глаз, которые уже не могли ни закрыться, ни открыться, рыжая бессознательно всматривалась в землю, а голова её покачивалась в такт рыси её спасительницы - какой-то кошки, цап знает, какой. И эта кошка, Львица, несла её куда-то целеустремлённо и настойчиво, а куда именно - Жара не знала. Да и, признаться, ей было довольно всё равно. Жухлые островки травы сменились один на другой перед её мордой, а запахи стремительно тускли в опухших, забитых подсохшей кровью ноздрях. Вот тебе и воинская честь.
Но мысли уже не вязались в голове кошки: каждая из них кружилась где-то под гудящим черепом, как растерянная оса, и там же и погибала в зародыше, не сумев обрести какого-то дельного облика. Единственное, что Жара понимала хорошо - у неё не было ни сил, ни желая шипеть на кошку, тащившую её куда-то - так обычно бывает, когда какие-то сокровенные мысли, которые носишь в себе на протяжении жизни, холишь, лелеешь, чтобы цап не дай с ними ничего не случилось, разлетаются на маленькие кусочки и, наконец, отпускают. Как отпустила её на пепелище слезливая, теперь такая до одури смешная история с поисками родного брата - брата, который не потерялся, не пропал и не угодил в беду. Он просто не хотел быть найденным - вот, почему его не нашли тогда ни Степные патрули, ни сама Жара. Вот, почему всё складывалась на её тропе так спутанно и непонятно. Дура потому что, как сказал Холмуша. Да и, наверное, прав был.
Даже когда тело кошки скинули на какую-то землю, рыжая поняла не сразу, что оказалась в родном лагере. Это стало очевидно только с появлением тучи знакомых голосов, каких-то размазанных силуэтов сквозь туманно-красную белену перед глазами. Звездопад. Янтарь. Полуночник. Кошка, которая её тащила сюда зачем-то - так, словно не хотела, чтобы её раскоряченный рыжий бок портил вид пепелища. Клан - так говорили они о чём, но рыжая лишь повела ухом, веря, что не сможет пошевелить и лапой.
— Жара! Жара, открой глаза, тебе сейчас нельзя терять сознание, нельзя. Жара! - загалдел вдруг один из голосов прямо над ухом, в котором без труда удалось разобрать Полуночника. Лапы целителя во мгновение ока зажали раны воительницы, и та крякнула, как старая утка, содрогаясь от усилившейся боли, и даже пасть кошки приоткрылась ненадолго, не выдерживая такого напора. - Не кричи, а. Сейчас оглохну.
Несколько сдавленных слов стоили кошке новой волны хрипа - что-то крепчало в её горле, словно вода, и не давало вздохнуть полной грудью. Оставалось только вздымать бока, судорожно протаскивая через ноздри маленькие-маленькие клочки воздуха, но, казалось, с каждым следующим рыжая становилась только слабее. У тебя лап не хватит - закончила она уже про себя, продолжая таращится на целителя сквозь щёлочку глаз.
- Она спасла меня, - буркнула воительница следом, теряясь в количества шума над её головой. - Эта кошка. Казалось, все в племени были недовольны - наверное, это нормально, когда одна из их соплеменниц отбрасывает лапы прямо посреди лагеря на их глазах. Да и эта кошка... Кто она, собственно? И что ей было нужно? Но вопрос куда ироничнее - важно ли это уже Жаре? Наверное, нет.
Но нос воительницы тревожно дёрнулся, когда на поляне появился Шершень - запах его шкуры тащился где-то позади тех гневных слов, с которым он ворвался в середину лагеря. Поведя носом вслед, Жара, конечно, не особо поняла, куда направился воитель, но интуитивно потянулась следом, хоть и совсем немного. - Я в порядке, в порядке, - поспешила сообщить кошка, - сейчас полежу.., - настойчиво крякнула она следом, и пойдём искать Куницу. Такое тебе расскажу, что уши в трубочку свернуться. Расскажу всё-всё, что хотела.
А потянувшийся куда-то нос Жары медленно-медленно опустился обратно на землю, пока из горло доносился очередной, пожалуй, теперь уже последний хрип. Такова уж ирония - времени всегда не хватало.
конец