Позёмка злилась. Вскочила на лапы от возмущения, подошла ближе, восклицая, и Перевал от внезапности дернулся — хорошо, если бы никто этого не разглядел. Когда ореховые глаза, метающие молнии, встретились с желтыми, горец заметался в душе. Все заболело. Неужели кто-то считает, что любая такая перепалка проходит легко для родителя? Очень трудно. Каждый раз. Чувство совершенно идиотское, когда пытаешься сделать лучше, а сам все глубже закапываешься в какую-то глубокую грязевую яму. Попытки может и грубоватые, да, навязчивые, но как иначе укоренить урок в голове того, кто, кажется, совсем не слушает и не слышит? Перевал ругался. Ворчал. Сетовал на ее несносный характер. Но он же был ужасно чувствительный. Видя, как Позёмка ощерилась, словно дикий зверек на врага, Перевал ощутил тяжесть. Он разве враг ей?
- Я всего лишь хочу, - собрался и пробасил он, темный, как туча. - Чтобы ты не делала глупостей. Чтобы ты была осторож…
— Не ты ли учил нас уважать мнение других, Перевал? И не ты ли говорил, что каждый имеет право высказаться? Когда ты уже сам последуешь своим же советам!?
- Это другое… - притворился твердолобым. Поджал губы и замолчал.
Следом отца одернул уже Снег — предельно деликатно, но строго и окончательно. Это ощущалось как-то неправильно, но происходило не в первый раз и возразить было совсем нечего. Так и стоял Перевал, слушая и чуть прижимая уши оттого, что обдало стыдом. Яйцо учит курицу. Но, наверное, сын прав. Наверное, сказал как-то слишком резко, почти не подумав, и было бы о чем ругаться — все-таки Позёмка как была ловчей, так и осталась, никого не понижали, а шуму так много... Покашливая и отводя взгляд, страж хотел что-то сказать на этот счет, одним глазом наблюдая, что дочка распаляется в ответ — чего и следовало ожидать — но Снег совершенно неожиданно разжег огонь сильнее. Со спокойным и серьезным лицом, будто говорит о чем-то будничном, а не рвет без когтей. Перевала уж точно.
- Твоя неконтролируемая агрессия, дерзость на каждое слово в твой адрес, мерзкая язвительность — всё это делает из тебя только лишь пустоголовую грубиянку, которая не знает, когда ей стоит остановиться и успокоится, - страж поперхнулся и помрачнел. Все, что говорил юный ловчий, он осознавал — окольными и не очень путями разговор об этом велся уже не раз. Но вот так, в лоб, без обиняков… Перевалу вдруг стало душно. Сердце его сжалось, он моментально пожалел, но не о чем-то конкретном, а будто обо всем сразу. Снег напирал, как лавина, ледяной и неумолимый, и от его слов делалось еще холоднее. Понимал ли он это сам и хотел ли этого? Кот надеялся, нет.
- Ты, - кот застыл, глядя на сына, сутулый и большой, как гора. - Следи за словами, ясно?
Услышав дрожь в голосе молодой стражницы, кот сам будто задрожал в унисон, очень стараясь держаться скалой. Интересно, у него получается? Позёмка все говорила, отчаянно спрашивала, и Перевал на середине фразы вдруг подумал — сейчас она наверное убежит. Надо, надо обязательно остановить ее, надо что-то сказать, сказать, сказать, сейчас прямо, чтобы немного задержать ее, как-то сгладить… Но что за дерьмо быть таким тупоголовым — страж мысленно отвесил себе оплеуху. Сколько можно жить в страхе? Достаточно долго.
- Стой. Стой! - крикнул Перевал, бестолково делая шаг вперед. - Мы еще ничего не закончили! - и снова не то. Каждый раз.