»»» город, подворотня
Шли долго. Изматывающе долго. Табаки казалось, что время замкнулось в бесконечный круг, солнце остановилось на остром небосклоне, ветер больше не гнал собой облака, а пейзажи за спиной оставались монотонного серого цвета города. Лапы саднили и задубели от пройденного расстояния, иногда усталость накатывала так сильно, что исхудалые бока заваливались, но чувство потери равновесия быстро приводило в порядок и дарило ощущение бодрости. Боль он почти перестал воспринимать, она осталась глухим шумом в висках. Стоило мальцу сделать небольшую остановку, чтобы прильнуть к редким лужам, как спину снова начинало трясти.
Поэтому Табаки продолжал переставлять лапы. Ритмично и дыша через приоткрытый рот.
Путь лежал неблизкий, одиночка понимал все изначально. Необходимо было выбраться из города и держаться близ трассы. Идти нужно просто по прямой, не сворачивая; где-то Табаки слышал, что это всегда самый короткий маршрут, но в его случае, когда хотелось упасть на проезжую часть от изнеможения, любой крысиный хвост — уже приличная дистанция.
Разговаривать не хотелось, у серогривого впервые не оказалось сил на это, однако Омежник нет-нет да выдавал что-нибудь, чаще всего про семью и небольшие урывки биографии. Шкет уныло смотрел на кота через плечо, чуть опустив подбородок.
— Не помню я, где родился, — раздражительно отвечал Табаки на каждый его вопрос, который мог вторгнуться в «личное пространство» юноши. Не помню, не знаю, отстань, ну ты и зануда, бесишь, замолчи — все это ронял одиночка, явно не собираясь раскрывать душу перед Омежником. Первое время малец бунтовал, брюзжал, огрызался в его привычной манере, мечтая поскорее добраться до места ночлежки. «Взял на свою голову», — мысль назойливой блохой скакала в голове и больно кусала, но спустя полдня вместе Шкет сдался. На очередной вопрос про родню среагировал лишь пожатием плеч и шевелением усов. Видно, совсем выбился из сил, что и спорить было нечем. А может уже не видел в этом азарта.
— Нас было, кажется, пятеро. Или типа того, — равнодушно хмыкнул, глядя вперед и всем своим видом показывая, что ему действительно все равно: и на историю, и на реакцию Омежника, — Жили в канаве у такой же дороги. Наверное, их собаки разорвали, не знаю, — Табаки тоном дает понять, что тема эта уже успела наскучить и не вызывает ни одного отклика в душе, — А я с шестью пальцами на лапе родился. До сих пор не сдох. Если есть в этом мире кто-то, кто меня защищает, то он уже явно устал вытаскивать меня за хвост изо всех передряг.
Привычная насмешливая ухмылка растягивается на тощей морде серогривого. Глаза блеснули в такт, так же хищно и задиристо.
— Твоя очередь. За парочку мышей выслушаю все проблемы домашних кис, — Шкет лукаво прищурил глаза и наконец сошел с дорожки вдоль трассы, окунаясь с головой в высокую траву. Недалеко высился деревянный скелет сеновала и его облупившаяся красно-белая краска.
— Видал? Вот туда-то мы и направляемся. Или я тебя случайно прервал на исповеди о сухом корме? Продолжай, я весь во внимании.