--> главная поляна.
Ящерка торопливо перебирала лапками, дабы не отставать и не подводить других в столь ответственном занятии. Почему-то, ей всегда казалось, что хоронить кота должны его близкие. Друзья или родственники. Конечно, племя - это одна большая семья, но кто-то к кому-то ближе, кто-то с кем-то не общается вовсе. Она не знала, какие отношения с погибшей целительницей были у Полуночника и Цикады. Но малышка знала об усопшей только ее должность. Самой болеть не доводилось, разве что, кажется, она заходила в детскую, когда Ящерка была еще совсем крохой. «Если бы я погибла, я бы хотела чтобы меня хоронили папа и Полынь».
Почему-то, для пятнистой ученицы это выглядело как избавление от ненужного тела. Зачем вообще его закапывать как недоеденную мышку? Можно было придумать обряд по лучше.
Отряд остановился. Место захоронения было выбрано. Кажется, что наобум. Наблюдает ли Саламандра сейчас за ними? И что испытывает, видя, как ее просто закапывают в землю? «Мне бы не понравилось... Жутковато это все». Кошечка аккуратно положила хвост травницы на землю. Внезапно, с неба стали падать массивные белые хлопья. Будто целительница прощалась с ними. Слова вырвались из кошечки с облачком пара:
- А здесь много кто похоронен?
Она слегка дернулась, оступившись. Было не комфортно. И очень много вопросов в голове, которые она не решалась задать, тем самым ведя себя неестественно. Тихо, сдержанно, скованно. В другой бы ситуации звонкий голос уже разлетелся бы по всему лесу. Сейчас же, шуметь казалось не уместным.
Малышка дернула ухом, поворачиваясь к старшим. Так ее убили соседи? Но ведь целители неприкосновенны. Старейшины даже говорили, что им дозволено проходить через чужие земли, при необходимости. Почему же тогда судьба оказалась так неблагосклонна именно к Саламандре. Ящерка тяжело вздохнула.
- Мы тоже должны убивать соседей? А если я не хочу? Это... это ведь не правильно, мы ничего не сделали друг другу! Саламандра им ничего не сделала... - пятнистая слегка повысила голос и умолкла, прижимая уши к голове, сжимаясь в комок.

Стремительно холодало. Белая рваная вата массивно покрывала деревья и землю. Сколько они уже сидели тут, минуту, сутки, несколько лет? Все это было затерто, словно теплой ладонью размазано по заиндевевшему стеклу мыслей, чувств и памяти. Спутницы общались почти что только между собой, Полумесяц лишь оглядывал их фигурки, покрытую снегом шерсть.
- Н-даа, - Протягивал он, пролезая в абстрактные размышления то одной, то второй. - ндаа..

Ветки качались на ветру. Короткая, такая речная, мерзлявая, почти не согревающая шерсть, неотделимый леденящий спутник пятнистого грязнокровки, изо всех сил пыталась выгнать его из леса в лагерь, чтобы хоть немного согреться и обсохнуть. Маленькие плечики Ящерки подрагивали, заставляя отца нервничать. За заболевшую в такой сезон дочь он наверняка отхватил бы по ушам от ее матери, а учитывая, что их больные товарищи свалились на голову молоденькой Ивы, такого и вовсе не следовало допускать.
- Так, девочки, - Полумесяц отряхнулся от хлопьев снега, вновь бесцеремонно влезая в монолог Цикады. - Холодает, вечереет, эдак мы скоро и похоронить ее не сможем, тело заледенеет, как и земля. Мы же не хотим, чтобы ее за нас похоронил снег, правда, Ящерка?
Подойдя с телу, кот коротко обмахнул белесые хлопья с шерсти Саламандры. Они не таяли. Бедная погибшая кошка сейчас была не больше, чем просто холм, с таким же рвением покрывавшийся где-нибудь в эту минуту белым одеялом. Отступив пару шагов, кот стал разбрасывать снег. Благо, он не успел заледенеть и покрыться настом, поэтому подушечки лап достаточно быстро ощутили под собой ледяную землю. Выпустив когти, кот начал копать, отбрасывая будущую крышку гроба Саламандры в сторону.

Цикада дрогнула от подувшего ветра. Холодные потоки воздуха пронизывали до костей ... в такую погоду не стоило задерживаться в лесу. Она глянула на Ящерку, по виду которой было видно, что стоит поторопиться со всем этим. Не смотря на погодные условия, ее интерес к разговору не пропадал. Многие юные коты интересовались верой и смыслом некоторых вещей. И кстати говоря, не каждый взрослый мог ответить на те вопросы, которые сейчас задавала ученица. Бело-бурая задумчиво насупила нос, одновременно прищуривая один глаз. В голове кружились мысли о возможных высказываниях. Что можно было сказать Ящерке? Стоило ли погружать ее во всю правду этого мира или оставлять на уровне " верующий в хорошую жизнь"? По сути, второй вариант был не так плох. Цикада сама старается придерживаться его и периодически радоваться простым вещам. Порой, в самые тяжелые времена, радуешься даже поднявшемуся солнцу.

— У каждого свое мнение на этот счет. Кто-то хочет умереть от старости, а кто-то хочет умереть в бою и никогда не чувствовать себя старым и дряблым. Есть такие, кто считает себя бесполезным в преклонном возрасте и постоянно об этом говорит, — Есть, разумеется, старейшины, которые то и дело ворчат о том, чо они воевали и требует к себе уважения. В какой-то степени они правы и глупо обвинять их в " самовлюбленности" или чем-то подобном. Но есть так-же и те, которые не чувствуют прежнего огня в себе. Их старые суставы, еле двигающиеся лапы, вечная отдышка или просто слабость ... все это вгоняет их в тоску. Разумеется, старых лет не вернешься и любой будет скучать по тем лунам, когда долгая пробежка по лесу казалось пустяком. Именно по этому стоило радоваться тому, что есть сейчас.

— Так, девочки, - Папаня, видимо, подметил прохладу зимнего ветра и решил больше не медлить. Одобряюще кивнув на его слова, бело-бурая подняла мохнатый задок и вместе с Полумесяцам принялась разрыхлять снег.

— А что на счет плохих котов ... таких не бывает, милая. Бывают слепцы, что не видят верной дороги и бредут в сторону одиночества и печали. На таких не стоит злиться, их можно только пожалеть, — За свою жизнь Цикада встретила не так много котов, которых можно было назвать "злыми". В большинстве своем, все тянется из Детства. Обделенные внимание родителей, котята отстраняются от всех. Они конфликтуют со сверстниками, из коны вон лезут чтобы их признали. Иногда, их старания переходят все рамки и случается что-то плохое. Редко бывает так, что это самое рвение приводит кота на вершину. Редко бывают что его действительно признают так, как этого хотел он. По этому вся его сила, накопленный опыт, обращаются против него.

Прошло достаточное большое количество времени, прежде чем яма была выкопана. Тело Саламандры весьма крупное, земля жестковата из-за наступивших холодов. Воительница вымазала все лапы и сил у нее заметно поубивались. После окончания длительных работ, она тяжело уселась на снег, выдыхая клубы белого пара, — После такой работы и самим не долго в могилу слечь, —  Усмехнулась Сумрачная, глядя на Полумесяца. Закапывать тело не такая долгая работа, но все же тоже требует сил. И почему такое печальное событие случилось именно зимой?

ворвался из лоу.

Погода была отвратительная, шерсть казалось тяжелой, а спина наставника и вовсе выводила из равновесия быстрей, чем когда-либо! Крысолап искренне недоумевал про себя, почему же ему так нехорошо в моральном плане, но не находил ни единого ответа. В горле застрял ком, который кот то и дело хотел сплюнуть и закопать, чтобы внезапно полегчало, но, к сожалению, никакого кома не существовало в природе – просто оруженосец встал не с той лапы, поскользнулся на талом снеге, а потом еще и впечатался в кучу с едой. И ведь к этим напастям не был причастен Волчеягодник! Просто, по-видимому, Судьба решила распорядиться иначе и подыграть радикальному обучению крысьего наставника. Впрочем, Крысолап не был бы против такого проявления любви от матери природы, если бы она подняла его с правильной лапы. 
Он то вдыхал морозный воздух, то выдыхал его – особо сильно и шумно – привлекал внимание серошкурого воителя, пытался намекнуть, что сегодня ну уж никак не день для тренировок – Крысолапу бы растянуться на подстилке и сладко зевнуть. К сожалению или к счастью – пес разберет – но у Волчеягодника были свои планы. Именно поэтому Крысолап и бороздил сосняк на пару с наставником, мысленно считая пролетающих мимо птиц. А может быть, это и вовсе не тени птиц, и то воронье карканье издавало совсем иное существо? Ведь, если бы вороны действительно летали мимо, Крысолап непременно бы услышал взмах крыльев – как известно черношкурому, птицы при взлете довольно шумные. Точно такие же шумные, как, собственно, и сам ученик, когда не хочет идти на тренировку.
- Я не набивал бока, - выдохнул оруженосец обиженно и осмотрел себя. Может бока и выглядели набитыми, но это лишь временное явление, и совсем скоро – примерно под конец дня – Крысолап снова станет походить на типичную крысу, которая прибежала в место, где всегда питается и не увидела ничего съестного: - А предки приходили ко мне, да. И предлагали сделать меня гениальным древолазом. А я сказал, что во мне и без того слишком много гениальности. Они посмеялись и ушли.
И Крысолап тоже посмеялся над своей глупой шуткой, а затем закашлялся, подавившись тем самым эфемерным комом, и решил, что пока припрячет все возмущение глубоко в себя. С другой стороны, мысль о том, что мертвые родственники могут внезапно нагрянуть во сне, организм отторгал еще сильней, чем плохое настроение, поэтому Крысолап поспешил как можно скорей сойти с кривой дорожки размышлений и стал слушать слова Волчеягодника. И чем больше он слушал их, тем меньше они ему нравились.
- Погоди-погоди, ты это серьезно? Ты хочешь, чтобы я забрался туда? Во-он на самую верхушку? Белки же там живут, да? 
Наблюдая за быстрым подъемом Волчеягодника, Крысолап раскрыл рот и мысленно отметил, что когти наставника достаточно остры, чтобы спорить с ним. Поэтому, пришлось жертвовать своим и без того неспокойным состоянием и думать, как это сделать быстро и безболезненно. Последний пункт, к слову, был отметен тогда, когда Крысолап словил лбом шишку.
- Эй! – негодующе воскликнул оруженосец, а затем, подумав, добавил: - Ай!
И действительно – было довольно больно. Тихо зарычав, оруженосец обогнул дерево в поисках более легкого подъема, но ничего не нашел. Поэтому, вернувшись на прежнее место, он прищурился, стараясь разглядеть, что это наставник там делает, но поймал еще одну шишку. На этот раз носом.
Осознавая, что стоять бессмысленно, Крысолап первым делом попрыгал, пытаясь лапами и зубами дотянуться до самой нижней ветки, но лишь пощелкал пастью в воздухе, а потом представил, как, все же уцепившись зубами за кору, ломает оба клыка о прочное дерево. И тихо завыл, ощущая ту самую боль.
Вздохнув, оруженосец недовольно поморщился и отошел подальше, чтобы взять разбег и уклониться от еще одной – мало ли! – шишки. А уже потом вскарабкался на мощный древесный ствол. Когти, не привыкшие вонзаться в холодную кору, отдали легкой болью, и Крысолап широко раскрыл глаза, осознавая, что не был готов. Сначала его лапа и вовсе застряла, поэтому он начал истошно орать и дергать ей; потом, когда когти легко вышли из древесной кожи, и Крысолап не успел переместить вес, отчего свалился на землю, заорал еще истошней и попытался перевернуться на живот. Он уже представлял, как все животные леса собрались вокруг, чтобы посмеяться с неудачливости длиннозубого, но молчал, не в силах давать какие-либо комментарии наставнику. Крысолап сильный, верно? Верно. Поэтому, надо молчать и пробовать еще раз. И еще.
Что оруженосец и сделал – ловко перекувыркнувшись, он вновь запрыгнул на ствол и стал действовать так, как велел наставник – прижимался к стволу как к материнскому телу в детстве и не смел откидываться назад. Честно говоря, отметая старые мысли о дикой боли и сломанном зубе, Крысолап уже было решил, что будет помогать клыками удерживаться на стволе, если что-то пойдет не так.
А затем, оруженосец зацепился за спасительную ветку и успешно высадился там – передохнуть.

- А!
Это был единственный звук, который смог издать Крысолап, когда рядом с ним фактически вырос его наставник и, сверкнув зеленью глаз, куснул за загривок. Да скинул вниз. Сказать, что Крысолап не ожидал такой подлости – значит соврать. Естественно оруженосец ожидал, что наставник будет мешать взобраться на верхушку дерева – хорошее труднодостигаемо. К примеру, Крысолап уже смирился с тем, что он не услышит по-настоящему искренней похвалы от Волчеягодника, но вместе с тем где-то у самого сердечка еще теплилась надежда, что серошкурый исполин скажет доброе слово, назовет Крысолапа не Крысиными Мозгами, а Королём Крыс, и тогда Крысолап совсем поплывет от счастья. Но пока ему оставалось только преодолевать те самые трудности, которыми его окружил Волчеягодник. Ведь, если наставник придумывает для оруженосца трудности, то он хочет, чтобы его ученик был в дальнейшем готов ко всему, верно?
Крысолап любил Волчеягодника, но по-своему. Он любил каждую шутку наставника, любил его хитрый взгляд и зубы, сжимающиеся на загривке в тот момент, когда клыкастый пропахивает носом грязь. У Волчеягодника всегда было особенное воспитание, и Крысолап не имел ничего против – он осознавал, что это воспитание в дальнейшем закалит его, и уж тогда-то Крысолап сможет многое: например, вспорхнуть и приземлиться на самую низкую ветку дерева, при этом не касаясь лапами ствола. Это ведь возможно, правда?
- М.
То был второй звук, который Крысолап смог издать – именно этим звуком он отметил свое приземление в талый сугроб рядом с деревом. Возможно, оруженосец смог продолжить этот самый звук длительной бранью, но он почувствовал холод и забивающуюся в нос замерзшую воду, поэтому решил сжать зубы что есть мочи. И не дышать, естественно. Не дышал он, впрочем, совсем недолго – все же, жить без воздуха довольно тяжело – а потом задумчиво подергал задними лапами и выкарабкался из сугроба, заливаясь громким кашлем.
- Да разве я расслабляюсь, когда ты на каждом моем шагу ставишь какое-то определенное испытание? Тебе легко говорить – раз, взобрался, и уже живешь в одном ду-пле с белками. А я тут, на земле, крыс кормлю.
Крысолап не был бы Крысолапом, если бы не сказал и слова против действий Волчеягодника – так уж заведено у них. И Крысолап прекрасно понимал, что даже когда он превратится в воителя, Волчеягодник не оставит в покое угольную тушку крысиной морды, несомненно подразнит, на что Крысолап ответит. А потом потасовка, прогулки по сосняку и очередные попытки сделать из Крысолапа ель, истыкав шишками и обваляв в грязи. Такие взаимоотношения между ними двумя. Но Крысолап не жалел – прекрасно понимал, что с любыми другими взаимоотношениями ученик несомненно бы издох как мышь, застрявшая меж древесных корней у кошачьего лагеря. Правда, мышь от страха, а Крысолап – от скуки.
- Я просто попробовал на вкус Волчьи Ягоды – они оказались такими же горькими, как твои слова, – все же смог придумать, что ответить наставнику на будущее крысиное имя. На деле же клыкастый и сам не понимал, что происходило с ним, и почему на душе была такая слякоть. Он был готов затолкнуть лапу в глотку, уцепиться когтями за тонкую струнку нервов и тянуть – тянуть – тянуть пока не вытянет, игнорируя тошнотворное чувство, затем кинуть в снег, а после потоптаться, опустошить себя и одновременно наполнить спокойствием, уверенностью.
Крысолап вновь заскочил на ствол.
Этот раз дался ему гораздо легче. Перебирая лапами, он то и дело фыркал и дергался, когда ощущал, как под когти забивается очередная тонкая щепка древа, но не смел останавливаться. Он взбирался и взбирался, стремясь удержаться на стволе. Был момент, когда Крысолап оступился, соскользнул лапой и повис на трех. Но тогда, хватая за горло подступающую панику, Крысолап нахмурился и вцепился когтями четвертой лапы в дерево, продолжил подниматься. Его удерживало на плаву не желание высказать Волчеягоднику все то, что творилось на душе, не попытки оправдать свои ожидания – Крысолап хотел увидеть хотя бы толику гордости во взгляде наставника. Он даже перескочил на ветку – буквально прямо под наставником. Но лишь для того, чтобы пройтись осторожно по ней и, отметив более удобный подъем, подскочить – схватиться за верхнюю ветвь – повиснуть на ней. Затем Крысолап нелепо подтянулся, трясясь от напряжения мышц, но все же забрался, ткнулся практически в нос Волчеягодника. И обезумевшим взглядом, тяжело дыша, осмотрел учителя на предмет шишек. Если дымчатый кинет прямо сейчас в Крысолапа шишкой, то лететь угольно-черному далеко и долго. Возможно, стань Крысолап Крысиным Предводителем с девятью жизнями, то этот полёт он бы пережил. Но крысы, как известно, довольно быстро ломаются.
И Крысолап сломается точно также.
- Я смог.
Неизвестно, наставника ли оповестил Крысолап или констатировал факт исключительно для себя, удивляясь возможностям своего костлявого тела.

Желание прямо сейчас, пока наставник не успел ничего сделать, столкнуть его и потребовать, чтобы Волчеягодник забрался к Крысолапу, пока последний в него кидает всем, что попадется под, было на одном уровне с желанием выжить и не свалиться со сломанными конечностями за проказы куда-нибудь в первый попавшийся сугроб, поэтому Крысолап усиленно удерживал рвущееся изнутри негодование. Он прекрасно осознавал, что именно решил затеять наставник, а потому сжимал зубы до скрипа, недовольно ежился – куксился – и исподлобья наблюдал точно в замедленном действии за тем, как учитель спускается вниз, слушал как медленно и размеренно уважаемый «Волчьи Ягоды» рассказывает, что Крысолап должен спуститься следом. И спуститься так, чтобы понравилось самому наставнику, иначе придется вновь подниматься наверх. Крысолап понимал – он не захочет подниматься сам, но, если Крысолап не поднимется после ошибки, то Волчеягодник забросит его самостоятельно. И забросит куда выше, чем сейчас находится оруженосец.
Поежившись, он посмотрел сначала вниз, потом наверх, затем снова вниз. И потихоньку стал... карабкаться выше. Ведь, если Крысолап не спустится, то Волчеягодник не будет ждать оруженосца весь день? Он, определенно, устанет, уйдет в лагерь. А там Крысолап спустится так, как захочет сам. Может быть даже поймает белку, принесет, положит в общую кучу и красноречиво посмотрит на серошкурого, мол, смотри, что я могу без тебя.
Но белок не было, как показалось Крысолапу. А осознание, что самому клыкастому вряд ли захочется сидеть на дереве больше, чем пять минут, пришло слишком поздно. Крысолап был ешё дальше от земли.
- Ты отсюда кажешься таким маленьким! – хохотнул оруженосец, а потом повторил – громче, чем в первый раз – потому что подумал, что наставник не услышит его из-за расстояния. Да, сам Крысолап слышал Волчеягодника, когда они были на примерно том же расстоянии, но Крысолап не имел такого громкого голоса, как у наставника: - Мне даже нравится отсюда наблюдать за тобой!
И разлегся на ветке, точно прилетевшая отдохнуть птица. Он подобрал лапы под себя, изображая черный камень, сверкнул желто-зелеными глазами и прищурился, будто бы Волчеягодник выглядел меньше муравья. А потом не удержался и под порывом ветра мягко соскользнул с ветки.
Пока Крысолап летел, он смог вспомнить все проклятия, которые тотчас приписал и ветру, и наставнику, и вообще всему миру. Потом, помолился Звездным Предкам, сразу же отозвал свои молитвы и приземлился в сугроб. В тот самый, в который его ранее посадил наставник.
Больно? Не то слово. Были ли сломаны лапы? Нет, ничуть. Если изначально Крысолап и приукрашивал исключительно для себя высоту дерева, то на деле все оказалось куда ниже. Да и ветки – Цаповы ветки! – смягчили падение безвольной туши, ласково направив Крысолапа в его же отпечаток. На этот раз Крысолап был погребен по шею – из сугроба торчала одна голова:
- Я шмякнулся сначала на ветку, а потом в Сугроб. И не успел вспомнить ни единого воинского закона, но это потому, что я думал о том, что хуже: спуститься красиво и упустить белку, или спуститься, шмякнувшись, но прямо на будущую трапезу. А как ты думаешь?
Попытки заболтать наставника были тщетны – Крысолап это прекрасно понимал, а потому наскоро, не дожидаясь ответа Волчеягодника, выкарабкался из сугроба и, не говоря ни слова, стал взбираться по стволу, недовольно фыркая и одновременно придумывая новые ругательства. Он даже умудрился пообещать себе, что в будущем непременно выведет эти ругательства в массы. А уж когда его воображение дошло до того, что Крысолап, будучи старейшим из старейших, будет обучать новое поколение тем самым ругательствам и рассказывать, как их применять на практике, нужная ветка ударила его по носу. Взъерошившись, ученик осторожно забрался на нее, а затем стал постепенно спускаться по стволу, скользя лапами и цепляясь когтями так, чтобы не нырнуть носом в злосчастный сугроб.
- Не щадя там вроде своей жизни, защищай плем-Да-нет-опять?!
Лапы подвели его, задрожали и расслабились, позволяя Крысолапу пуститься в свободный полёт. На этот раз черношкурый спикировал в соседний сугроб, решив, что там, определенно, будет мягче. Правда, встретившись носом со снегом, ученик подумал, что было бы очень неловко, попадись в сугробе, скажем, ёж. Ежи же бывают зимой? Крысолап не знал – он просто охотился.
- Можно я больше не полезу?
Вопрос не требовал ответа, а посему, скривив морду, недовольный своей судьбой ученик снова взобрался на дерево.
И снова упал. Упал и на следующий раз. И через пять попыток. Если подъем дался легко, то спуск был намного тяжелей. И это было вовсе не потому, что Крысолап не понимал как ставить лапы – он прекрасно это осознавал. Кот попросту не мог соединить мыслительный процесс и действия воедино, постоянно отвлекаясь то на одно, то на другое.
- Переступать границу нельзя-а, охотиться там то-оже, - взвыл Крысолап, обещающий себе, что это будет последний раз. Теперь он не спешил – следил в основном за своими лапами. Законы приходили в голову сами по себе через каждую ветку – черношкурому оставалось лишь вспоминать, что именно ему запрещали и из-за чего угрожали расправой, если Крысолап не последует совету не лезть, куда не просят:
- Слово Кометы – зако-он, и я должен слушаться её больше родной матери, - второй закон всплыл в памяти совсем случайно, поскольку Крысолап однажды чуть не позволил себе ослушаться указа Кометы. Хорошо, что мать-кошка успела увидеть сына стремящегося выбраться за пределы лагеря, любопытствуя, что же за крайним деревом. Лапы, тем временем, продолжали дрожать, но в этот раз Крысолап и не думал расслабляться, сжимая когти как можно сильней, вцепляясь в древо.
- И, э-э, - он задумался на некоторое время, передвигаясь по стволу: - Я должен, наверное, отвергнуть жизнь домашних кисок, как любой суровый воитель, так?
Только на последнем слове Крысолап ловко соскочил с дерева, вымотавшийся и уставший, но готовый, в случае чего, продолжать тренировку. Использовать физические способности и ум одновременно оказалось довольно увлекательным занятием, и Крысолап даже удивился – неужели, он так может? Но потом осознал – так могут все, надо просто захотеть. Вот темно-угольный захотел - он сделал то, что ему сказали сделать. А значит, ему все по плечу, так? Теперь осталось только белку поймать, и дело с концом.

Он ожидал похвалы – во взгляде, в движениях, в интонации. Ожидал, что Волчеягодник сможет гордиться – впервые! – своим оруженосцем и не думать о том, что судьба послала на его голову нечто мерзкое, неприятное, не умеющее думать и рассуждать под стать своим соплеменникам. Но, похоже, Крысолап ошибался в своих суждениях – ошибался, когда думал, что наставник оценит его так называемое «мастерство» по-особенному. Глаза воина выражали недовольство, его резкие движения, его хват – все говорило о том, что Крысолап оплошал. В очередной раз.
Потупив взгляд, кот поскреб снег под лапами, недовольно нахмурился и отвел взгляд, стараясь не смотреть в глаза Волчеягодника. Сконцентрировавшись на взмывающем хвосте учителя, оруженосец завел уши за голову, стиснул зубы, но молчал, слушая каждое слово, направленное на него. Слушал, наверное, впервые, не упуская ни слова. Он слишком выдохся, чтобы спорить, слишком устал, чтобы идти против системы, существующей по сей день в племенах. Той самой, которую Крысолап так усиленно избегал вот уже много лун. Возможно, стоило продолжать, однако что-то – какая-то тонкая натянутая струна в подсознании – лопнула, обнажая истину. Взгляд прояснился, мир наполнился иными красками, но пока Крысолап не мог понять – светлые ли то цвета или же выжигающе отвратительные, неестественно яркие. Хотелось уйти – так просто, не смотря по сторонам, вглубь леса, спрятаться от чужих взглядов, чужих слов. Он выложился на полную, а все, что получил – очередной урок.
Сначала Крысолап негодовал, готовый в действительности сдаться, опустить лапы. Потом вслушался и понял – в чем-то Волчеягодник прав. И пусть самому клыкастому не нравится и половина того, что сказал ему наставник – серошкурый говорил истину. Возможно, слишком болезненную для принятия и слишком неправдоподобную для Крысолапа, но, все же, то была правда. Заскрипев зубами, он, наконец, смог поднять взгляд желто-зеленых глаз, уставиться немигающим взором в глаза Волчеягодника в надежде прочитать тоже самое, что услышал секунды ранее. Но не мог – будто бы темная пелена застилала все, вновь и вновь притупляя те самые краски, которые проявились из-за напряжения и адреналина, стучащего в ушах в унисон с сердцем.
Волчеягодник знал на что давить. Он прекрасно знал, как сильно Крысолап хочет попасть на Совет, как хочет воочию увидеть чужих воинов, ухватиться за чужие запахи и голоса, раскатами разливающиеся меж деревьев, запомнить цветастость шкур собратьев, оказавшихся на иной стороне.
- Я прекрасно понимаю, что ты мне хочешь сказать, - его голос звучал твердо и ясно – что, впрочем, сильно удивило Крысолапа, но виду он не подал: - Однако, у меня всегда останутся вопросы к Воинскому Закону и к определенным его пунктам. Согласен, я не рассматривал его с той стороны, с которой ты преподносишь его для меня. Сейчас.
Он смог, наконец, отвести взгляд от глаз наставника, смог осмотреть окрестности в страхе, будто бы кто-то сейчас выскочит из-за деревьев и поднимет Крысолапа на смех.  Затем, опустил глаза и съежился, втянув голову в плечи:
- Но я не готов быть скованным, связанным безвольной птицей, попавшей в путы тернового куста. Ни сейчас, ни после – если стану воителем. Я прекрасно понимаю, зачем необходимо отрекаться от жизни домашних котят – да и самостоятельно в ясном уме ни за что не примкну к тем, кому преподносят еду в виде мелких шариков – или что там предлагают двуногие отъевшимся собратьям. Я не понимаю, зачем мне в будущем пригодится сохранять молчание аж всю ночь, не смыкая глаз. Не понимаю, почему я обязан защитить чужого котёнка, если вдруг увижу его в опасности. Мне невдомек, Волчеягодник, для чего я должен благодарить за пойманную своими же лапами дичь. Что будет, если я забуду сказать – подумать – об этом? Действительно ли мне необходимо это соблюдать?
Он раскрывался, наверное, впервые своему наставнику – впервые доверял сокровенные тайны, вырываемые прямо из сердца, где те хранились с шести лун, если Крысолап, конечно, не запер их там еще раньше. С матерью о подобном черный говорить не мог – она бы попросту не захотела его слушать. С остальными – тем более, его неправильность не поймут, сломают – заставят переучиваться даже под нежеланием самого Крысолапа. Его превратят в то, чего больше всего боялся оруженосец – в свято-верующего. Ведь задавать вопросы – это правильно? Вопросы будут мучить Крысолапа всю жизнь, как всю жизнь он будет учиться новому. В его голове и без того столько знакового, но то только в голове – не на сердце. В сердце – тьма, неверие в светлые помыслы остальных.
- Я могу тебе доверять. – он хотел спросить, но точка в конце возникла сама по себе, и Крысолап даже дернулся от своего звенящего голоса, от своего признания, которое ни разу не озвучивал Волчеягоднику вслух. Однако под конец обучения можно все.
- Я знаю, как пользоваться вещами. Но само пользование не убедит меня в том, что я делаю правильно. Я хочу действовать по зову сердца – не подвигов. Хочу глубоко и резко хватать воздух носом, а не корчиться, ощущая как легкие сжимаются от невозможности действовать так, как хочу я. Я боюсь потерять себя, Волчеягодник.
«Возможно», думал Крысолап, «Мне действительно стоило родиться в иное время. И умереть»
А затем дернулся, будто бы испугался, что сейчас вот-вот упадет, поднял в очередной раз взгляд на Волчеягодника и проглотил ком, застрявший в горле с того самого момента, как наставник стал вещать о Воинском Законе:
- Ты уверен, что чужой предводитель осадит своего воина? Но что, если он осадит своего воина тогда, когда иноплеменный добьет меня? Что я получу с этого? Спокойствие и уверенность в том, что я не один действую по Воинскому Закону? Где гарантия того, что меня, пользующегося Законом, не убьет тот, кому чужды правила, придуманные много лун до нашего рождения?

- Воинский Закон пуга–, - Крысолап осекся, захлопнул пасть и помотал головой, выбивая ненужные мысли. И тут же поправился:  – Путает, Волчеягодник.
Наконец-таки он смог найти время поговорить с до одури боевитым и замечательным наставником с глазу на глаз подальше от чужих ушей, но и тут всё шло совсем не по тому плану, который Крысолап хотел было составить в своей голове, но, как обычно, все напутал и не исправил. Теперь ему оставалось только неуклюже скрести лапой по древесной коре и придумывать оправдания своему нелепому поведению. Хотя, какие это оправдания – Крысолап действительно путался, хмурился и недоумевал правилам, которым следуют почти все воители. Ему, Крысолапу, было хорошо и без слепой веры в звездные тела да служения на пользу словам, выдуманным за долго лун до его рождения. Он прекрасно понимал, что сейчас никому Воинский Закон не помешает напасть гадко со спины, вгрызться зубами в его тонкую шею, переломить хребет, заставить стонать и извергать из себя маслянистые темные сгустки крови, а потом оправдаться, мол, все сделал исправно по Воинскому Закону. Следовательно, использовать Закон можно лишь в тех случаях, если он находится с кем-то из племени. Но вдруг племенной будет Несоблюдающим, что тогда? Тогда Крысолап снова умрет. И будет умирать раз за разом, не доверяя практически никому. Либо, есть прекрасный, но тяжело осуществимый вариант – обнаружить среди своих того, кому также чужды правила и уже рядом с ним делать все, что душа пожелает.
Темная шерсть всколыхнулась не то от легкого ветерка, не то от того, что Крысолап едва уловимо поежился в такт своим темным мыслям. Опустив взгляд на сильные лапы наставника, оруженосец представил, как Волчеягодник шустро срывается с места и одно лапой бьет своего ученика куда-то в грудь – за непослушание, за несоответствие придуманным «стандартам». За то, что Крысолап явно не выживет, будучи воителем. А луны неисправно приближали клыкастого к тому самому дню, когда он будет целиком и полностью предоставлен сам себе. К тому дню, когда его жизнь изменится и перескочит на грань под названием «Убивай или будешь убит». Боялся ли Крысолап? Не то слово.
- Спасибо, Волчеягодник, - выдохнул он и поднял слезящиеся от ветра глаза на наставника. Шмыгнув носом, он потоптался на месте и щелкнул пастью: - Я знал, что не прогадал с доверием. Из твоих слов мне стало хотя бы немного, но понятно.
«Тем не менее, я буду думать над другими обходами сочиненным мертвыми котами законов. Я буду соблюдать их и не соблюдать одновременно – тогда, когда буду ненаказуем. Тогда, когда моя жизнь будет под угрозой. Тогда, когда буду сам отчетливо понимать, что я не хочу делать то, что нам говорят с рождения. Прости, Волчеягодник, я никудышный ученик»
И замолчал, переваривая всю полученную информацию в голове, подводя факты к фактам, раскрывая перед собой жабьи шкуры и рассматривая внутренности, так похожие на правду. Они не были правдой. Может для кого-то – конечно, но совсем не для Крысолапа. На удивление серьезный, он завел уши за голову и обернулся на шорох позади себя, проследил за взлетающей птицей, а затем дернулся. Впрочем, дернулся он отнюдь не из-за птицы – из-за громкого оклика наставника.
Крысолап вытянулся стрункой, обезумевшим взглядом скользнул по морде Волчеягодника, стараясь понять, радоваться ли ему или огорчаться. С одной стороны, Наледь и Сойкоглаз были отличным товарищами, но с другой стороны  чрезвычайно веселый тон наставника не сулил ничего хорошего. Опасливо попятившись назад, Крысолап пожал плечами.
- Что-о это значит? – уточнил он риторически, а затем сразу же получил ответ. Тот самый ответ, который он боялся услышать. И одновременно который жаждал слышать с того самого момента, как их разговор зашел в тупик.
- Но... Почему... Как... Эй, я тоже хочу что-нибудь подобрать под наше чудище, подожди-и! – настроение резко скакнуло вверх, и Крысолап с замиранием сердца смотрел вслед за удаляющимся наставником. Того не было всего ничего, но за этот промежуток времени Крысолап успел набрать несколько веточек и, к приходу учителя, уже пытался нанизывать их на свою шерсть точно еж на иглы листья. Без грязи, к сожалению, веточки не хотели цепляться, но Крысолап не отчаивался. Удивленно заморгав, Крысолап осмотрел Волчеягодника, зацепился взглядом за царапину на щеке, а потом перевел глаза на куропатку.
- Ты хочешь, чтобы я вышел к ним с этой куропаткой? Думаешь, Наледь и Сойкоглаз испугаются меня лишь потому, что я наконец-таки принесу дичь? Скажут, «О, нет, Крысолап научился охотиться и убивать, пощади нас, Крысолап!»
Оруженосец старался говорить как можно тише, но его голос дрожал от предвкушения – он знал: если Волчеягодник что-то придумает, то это будет нечто грандиозное.
- О, э, погоди. А как мы сможем напугать Сойкоглаза? Он не заметит меня. Не заметит наших стараний.
О звуках Крысолап даже не думал – не понимал, может ли вообще хоть что-то испугать слепого от рождения кота.

Болото >
Вечер плавно переходил в ночь. Осталось немного времени на охоту, иначе времени на сон уже не останется, то есть никто из всей этой компании не сможет хорошенько выспаться перед следующим днем.
Туман бежал вперед словно бы все это было просто прогулка. Твердый шаг и размеренный ритм. Достигнув своей цели - добравшись до сосняка, кот остановился. Глаза с трудом держались открытыми, забывать про сон сосем - плохая идея, именно об этом сейчас ему сигнализировал организм.
- Поиграем в игру "кто больше поймает"? - посмотрев на Воронушку, воитель довольно оскалился. Котята ведь всегда играют в игры. Их "котячий патруль" как раз подходит под описание и может заняться именно этим увлекательным делом. - Собираемся здесь, через пару часов.

Кого можно поймать в сосняке, да еще поздним вечером - почти что ночью? Довольно любопытно, но многих. Начиная мышами-добычей, заканчивая птицами-охотниками-добычей. Туман представил как сова охотится на мышь, а он не сову. Получилось вполне себе фантасмагорическое зрелище.
Где-то высоко на грани слышимости хлопали крылья, но было просто невозможно охотится на птицу, затаившуюся где-то на верхушках громадных сосен, а значит эта добыча временно остается там где она есть. Нужно искать что-то более податливое.
Белки спокойно себе поживали на грозовой территории или уже спали в своих домиках на деревьях...
Как на зло все то обилие добычи, что можно найти ночью, старательно пряталась от Тумана. Расфокусированное сознание, усталость или потеря навыков тому виной, но ничего не попадалось.
Через бесконечно долгое брождение по лесу, кот лишь раз расслышал, как копошиться где-то в корнях совсем уже отчаянно бесстрашная мышь. В мгновение сознание переключилось на задачу, лапы напряглись, тело немного пригнулось к земле. Медленно подобраться, слиться с лесом, с тенью и ... Прыжок, удар, предсмертный писк и вот еще теплое тельце болтается в зубах добытчика.
Задрав голову, Туман заметил, что пришло время возвращаться к месту сбора. Что же, сам предложил игру, теперь уже поздно отказываться от своих слов, да и всегда поздно отказываться от слов. Что сказано, то сказано.
- Время вышло! И что мы видим? - выбравшись на полянку первым, кот уселся на землю и постарался не заснуть ожидая. Воронушки и Тьмуши пока не было в поле зрения, так что...
Глаза закрылись сами, голова поникла, а бедная мышка едва-едва цеплялась своей шерстью за острые клыки чуть приоткрытой пасти. Примерно так кот и задремал, в сидячем положении.

Отредактировано Туман (04.07.2019 14:37:46)