Поймав на себе её потерянный, опустошенный взгляд, лишенный бывалого огонька жизнерадостности, глашатай задумчиво повёл бровью, осознавая, что ту, кого он воспитал, могли настолько кардинально подломить эти события, затмив разум молоденькой воительницы единственной правой целью.

— Я ценю традиции наших потомков, но не намерен повторять их ошибки, — голос его упал, взгляд полыхнул: он вдруг почувствовав острый укол гордости от слов кошки о почившем, уважаемом предводителе. Конечно, он не претендовал на роль идола в глазах дочери самого Бурозвезда, но был не готов к тому, что теперь его поступки зачастую могут проецировать на правителей былых времён, подвергая сомнениям его собственные взгляды на жизнь и политику. Буран уже давно перестал быть тем неоперенным малолунным юнцом, ведомым амбициями и недостатком житейской мудрости, становясь более размеренным, ценя стабильность и рассудительность. А потому желания вымещать на ком-либо злость у него решительно не было, но и отпустить случившееся с легкостью тоже не удавалось. Голова речного глашатая раскалывалась от обилия тревожных дум, но то было несравнимо с противоречием обуревающих его в душе чувств. Он не мог позволить эмоциями руководить им в решении такого серьёзного вопроса, как и не имел никакого права распоряжаться судьбами соплеменников, ведя их на верную смерть.

— Ответь себе на вопрос, кем ты готова ещё пожертвовать, добиваясь жалкой правды от тех, кому неведомы ни честь, ни достоинство, — строго отрезал Буран, за стиснутыми челюстями сдерживая своё замешательство. Разговор начинал тяготить, ведь прийти к согласию у них явно не получалось. Однако в который раз заглядывая в синие, полные болезненных слез и отчаяния, глаза, глашатай невольно понимал, что в этот момент готов сложить перед ней весь мир, лишь бы увидеть в них то, что однажды его вдохновило меняться. — не спеши с ответом. Как только примешь решение, возможно я отступлюсь от своего, — косматый и занесённый снегом по самую макушку, он грузно приподнялся, заранее осекся кошку от поспешных выводов. - Безнаказанным никто не останется. Даю слово, - ровным, вселяющим уверенность тоном, произнес кот, выпрямляясь и покровительственно возвышаясь над соплеменницей: кажется, за прошедшие луны, с момента посвящения, Ручей практически не подросла, все так же едва ли доставая ему до плеча.

— Ты сильная, Ручей. И мужества в твоём сердце не меньше, чем доброты и сострадания, — серебристый с полной серьёзностью посмотрел на серенькую, понижая голос, — не забывай об этом.

— Значит дождёмся возвращения патруля с котятами и будем решать, как нам дальше действовать, — выдержано подытожил Буран болезненную тему. Но Ручей, казалось, была безутешна в своих эмоциях — и это ещё малая часть того недовольства, с которым ему и Созвездию придётся столкнуться, чтобы предотвратить смуту внутри  племени. И ведь она, как и все новоиспечённые воители, вчерашние оруженосцы — молодые и преисполненные высоких стремлений, они не знали вкуса настоящей войны, в которой не будет победителей. Лишь разорённые.

Смотря на воительницу долгим, не мигающим взглядом, Буран оставался все так же напряжен, но в какой-то момент с трудом удержался от скупой улыбки, насколько она вообще была бы уместна в такой обстановке.

— Я всего лишь наставлял тебя на нужный путь, — просто и от души произнёс он, невольно предавшись воспоминаниям о дне, когда впервые, по-новому взглянул на тогда юную, хрупкую кошечку с горящими глазами и волнительной дрожью в лапах. Сложно было поверить, что теперь перед ним стояла статная, бравая воительница, готовая на пойти все, защищая честь своего племени, своего бывшего предводителя. Внутри что-то дрогнуло: неужели это и вправду его заслуга? А мог он, впрочем, винить ее в том, что она хотела отплатить врагу справедливой ценой, ведь сам учил ее этому — умению давать достойный отпор?

— Что ж, мое мужество в этом не сравнится с твоим, — отозвался он, по-своему иронично дернув заиндевевшими от холода усами, — но я уверен, совсем скоро они вернутся домой целыми и невредимыми, а у племени будет повод задуматься, чтобы впредь такого не повторилось, — с нотой отцовской строгости заметил кот, не пытаясь выделить виновников данного инцидента: каждый из них мог проявить в тот момент больше бдительности, чтобы предотвратить бегство, послужившее причиной кражи, и сейчас речные только лишь пожинали плоды своей непредусмотрительности.

— Так тому и быть, — коротко отозвался глашатай на пожелания Ручей: границы были закреплены за патрулями, но у них оставалось немало прочих дел в лесу. И первостепенной задачей была добыча пропитания, но прежде.. Окинув прищуром небольшой участок земли, вытоптанный ими,  Буран вдруг решительно выпрямился, отряхивая густую шерсть от лишнего снега и передернул плечами, в скрытом намерении обращая выразительный взгляд на кошку, — предлагаю немного согреться и размять мышцы, прежде чем займёмся охотой.

— Эти прохвосты ещё ни раз поставят на уши весь лагерь, — добродушно хмыкнул кот, с легкой тоской вспоминая своих детей в их возрасте: такие же неугомонные и активные, уследить за которыми подчас может быть сложней, чем за целым племенем. Себя он помнил таким же: молодым, в чём-то безрассудным, идущим напролом, редко считающимся с авторитетом старших. Как ни старался тогда отец привить ему должную сдержанность, серебристый слушал только себя, позволяя сердцу руководствоваться своими поступками — отчасти это чувство осталось в нём и по сей день, но уже никогда не брало вверх над рассудком, проявляясь, пожалуй, лишь в такие моменты, как этот.

В глазах Ручей, наконец, мелькнул отблеск долгожданной решимости, отчего Буран ощутил внутри что-то непривычное, словно давно забытое тепло, позволяющее отвлечься от реальных проблем и поддаться азарту. Кошка сделала стремительный выпад в бок, и глашатай, подобравшись натужными мышцами, предвидел этот манёвр, но неожиданно для себя просчитался. Поддев лбом переднюю лапу серенькой, он, лишь краем глаза успевая заметить под лапами присыпанный снегом валун, вдруг поскользнулся, балансируя на каменном выступе — одним только везением не увлекая за собой соплеменницу. Неловкую тишину нарушил треск льда, когда кот, увязнув в ледяной воде задней частью туловища, передними лапами нащупал край берега и впился когтями в землю, усилием предотвращая нежелательное погружение. Впрочем, момент без того был безвозвратно испорчен, и холод мгновением сковал мышцы.

— Признаю, это не лучшая моя попытка произвести впечатление на свою ученицу, — с усмешкой, глухо произнес он, на всякий случай отступая на шаг подальше от реки и досадливо отряхивая промокший мех. Только встретив взгляд Ручей, серебристый действительно осознал, настолько нелепо выглядел.

Возможность окунуться в воду, остудить натруженный мышцы, для речного, пожалуй, была ценней сытного завтрака. От мимолётного удовольствия, снова почувствовав себя в родной среде, Буран, пусть и утерявший былой презентабельный вид, заметно приободрился духом, будто всё на мгновение стало как прежде: патрули, охота, шумные вылазки в лес и совместная охота. Ведь, как ни странно, но именно из таких, простых мелочей - событий, сценарии которых невозможно заранее продумать и предугадать их финал, строилась их жизнь, где, как бы ты не старался держать все под контролем, неожиданные повороты случались, закаляя перед лицом грядущих невзгод.

И все же приятного в этом моменте было действительно мало, отчего серебристый, взглянув на Ручей, у которой зуб на зуб не попадал, почувствовал лёгкий укол совести перед той: неоправданная затея лишь увеличила вероятность заболеть.

— Согласен, сезон не подходящий, — медленно, с наслаждением выпрямляясь и взъерошив загривок, чтобы немного согреться, он натянуто улыбнулся — но разве оно того не стоило? — как бы Буран не старался поддержать шуточный тон, один лишь вид осунувшейся, промокшей насквозь, дымчатой шкурки внушал неподдельную тревогу. Даже если при этом уверенность в том, что иммунитета у Ручей хватит на трёх бравых воителей, его не оставляла. — Но простывшие мы вряд ли поможем Сивой освоиться на новой должности, так что вернёмся в лагерь, — голос снова приобрел оттенок серьёзности, и глашатай глубоко вздохнул, равняя взгляд на кошку, после поднимая его чуть выше, пока холодные капли смывали все напряжение: несмотря на все трудности, выпавшие на долю речного племени, внутри все равно зрела надежда. Река начинала освобождаться от оков льда, предвещая скорую оттепель, а вместе с тем лучшие времена.

— Поохотимся по пути, — возвращаясь к глазам соплеменницы, Буран вдруг задержался и задумчиво нахмурился, но почти сразу одернулся, так и не озвучив мысль. — идём.

лагерь

Отредактировано Буран (15.02.2019 23:49:44)

► целительская

Покидая палатку и спиной чувствуя улыбку лучшей подруги, Сивая боялась уже потерять Черепа из виду - но нет, в ночной темноте, когда почти все нормальные коты спят (или по крайней мере пытаются), он тоже не спешил бултыхнуться в реку. Стоял и вдыхал прохладный воздух вперемешку со снегом. Целительница улыбнулась уголком губ, вспоминая, как радовалась она первому снегу в начале сезона голых деревьев, и как теперь он приелся и вызывает лишь раздражение.
— Приятная погода, — очевидно, воин услышал или почувствовал ее присутствие.
Для нее эта погода уже была осточертевшей и самой обычной, но воина можно было понять. Он-то провалялся в полузабытьи едва ли не луну, и потому отвык и от свежего воздуха, и от столь активных движений. Сейчас вон вообще собирался в реку влезть, и как бы Сивая ни желала его отговорить, понимала: не выйдет. Легче проконтролировать его купание и быстро загнать в тепло, чем что-то запретить. Здесь надо действовать скорее хитростью, нежели запретами в лоб.
— Потеплело бы уже, — поравнявшись с воином, она пожала плечами, при этом чуть завалившись вперед, на больную лапу. Движение было привычным, и равновесие она восстановила за считанные мгновения. Целительница встретилась взглядом с Черепом, но он не стал играть в гляделки и пошел дальше к реке, позволив кошке оценить его движения и понять, что разминка и последующее усиление нагрузок в сочетании с лечением пойдет ему на пользу. Ощущая легкое дуновение ветра на спине и макушке, Сивая представляла, какой холод сейчас касается тела воителя и как с непривычки тяжело слушается тело - вот он идет по дну, но держится уверено, и вот плывет.
Будь сейчас тепло, я бы его из воды не выгоняла. Она всегда помогает восстановиться, словно питает и лечит нас, как своих детей.
Кошка вздохнула, подходя ближе и трогая лапой не замерзшую воду. Ледяная, да так жжет, словно из огня сделана. Сначала не чувствуешь ничего, а потом словно укол - и снова онемение. А вот больной лапой фокус повторить не удалось - той было практически все равно.
Когда Череп вынырнул, по выражению его морды нельзя было сказать, что он испытывает ужасные страдания от холода - или от разочарования, что не удалось ничего поймать. Сивая едва заметно качнула головой, надеясь, что ему хватит благоразумия теперь прислушаться и пойти обратно - тем более что блохи пытки безвоздушным пространством и льдом вряд ли пережили.
— Уверена, теперь тебе будет лучше, — негромко мяукнула она, чуть склонив голову набок и присмотревшись к промокшему насквозь коту.
— Щербатая не переводила на меня травы, —внезапно заговорил Череп, гипнотизируя взглядом речную гладь.
Ну, у нее случались трудности... Наверное. Я не могу сказать, почему она так делала.
— Спасибо. — несмотря на дрожь, кот говорил уверенно. Целительница почувствовала необходимость прижаться боком и приняться за вылизывание, чтобы согреть соплеменника, но удержала себя в лапах. Вот уж кто-кто, а Череп такого не позволит - ни ей, ни Ручей. Так что она просто улыбнулась, чуть прикрыв глаза, отчего река и летящие снежинки словно смешались в одно полотно.
— За это не стоит благодарить.
Воин, будто прочитав мысли Сивой о возможных методах высушивания его шкуры, отошел и принялся стряхивать воду с меха. До целительницы ни капли не долетело. Вспомнилось, как много удовольствия приносят все эти водные процедуры - когда тепло. Юные листья бы, да поскорее...
— Если тебе что-то понадобится, проси у меня. В долгу не останусь.
Она удивленно приподняла брови, глядя в глаза Черепа. Конечно, можно было списать его странные слова на мак, но кажется, говорил он ото всей души. Сивая слабо представляла, что ей может понадобиться - да и она целительница ведь, племя обязано прислушиваться и помогать... Но от подобного предложения отказываться не стоит, каким бы странным оно не казалось. Собравшись с мыслями, она коротко кивнула, без лишних слов.
— Я не смог поймать угря, потому что нет нужной хваткости и силы в лапах. Не хочешь помочь? Я найду в иле другого угря и загоню к берегу, мы вместе схватим его и вытащим. Тебе нужно просто встать у края, внимательно смотреть и ждать момента. Затем схватить, как получится.
Когда он снова заговорил, каждое сказанное слово вызывало блеск азартных огоньков в зеленых глазах. Она? Помочь в охоте? Конечно, да. Сивая была без ума от возможности сделать что-то своими лапами, какими бы больными они ни были.
— Я тебя поняла, давай, — она подалась вперед, подходя к самому краю воды, и постаралась принять удобное положение, чтобы не потерять равновесие в ответственный момент и не испортить повторную охоту воину. Кошка понимала, насколько важно для него это действо сейчас - и как только оно закончится, можно будет отправить Черепа спать - а проспит он наверняка долго. Этого хватит, чтобы самой набраться сил и доделать запланированные дела утром.
— Как только поймаем, пойдем обратно. Тебе пока не стоит долго мерзнуть, — как бы между делом сообщила она, пока Череп снова входил в воду, чтобы достать другого юркого угря.

— Не знаю, за что-то... большее, — с сомнением отозвалась Сивая, наблюдая за тем, как Череп спускается к реке и снова входит в ледяную воду. Так покалывала и ее лапы, но кошка старалась отринуть это ощущение холода и сосредоточиться на том, что этим двоим сейчас предстоит неплохая парная охота.
Когда голова воина скрылась под темной водой, целительница не могла не ощутить тревогу. Все же это был его второй заплыв, да и с нырянием он явно торопился. В силах Черепа она не сомневалась, но его по-хорошему уже следовало загнать в теплое место и высушить как следует.
Ну, зато блох на его шкуре теперь точно нет. Но мышиной желчи мне все равно придется достать, пропитать ей мох и спрятать подальше - вдруг кому из старейшин пригодится в борьбе с клещами? Хотя какие клещи сейчас, еще ведь снег стоит...
За этими мыслями она едва не прозевала момент, когда под водой смутно начало угадываться движение, и воин вынырнул. Кошка ощутила, как по спине прошла волна азарта охоты - а ведь давно она никого не ловила и даже не пыталась! Напрягшись, она ждала того момента, когда воин подплывет ближе, и сама подалась вперед. Как раз вовремя, чтобы успешно подцепить скользкую и довольно-таки крупную тушку угря и помочь Черепу вытянуть его из воды. Добыча не ушла на этот раз, и ночную охоту на угря можно было считать удачной. От его солоноватого запаха во рту затянуло, вот-вот слюни потекут.
Я же не ела толком сегодня, вот и голодно.
— Наглец какой! — не удержала возмущенного возгласа Сивая, заметив, как в попытках дорого продать свою жизнь угорь цапнул воина за бок. Но, впрочем, жизнь речного обитателя долго не продлилась - для него все было кончено в один быстрый и сильный укус.
— Хороши охотники, целитель и больной, — заметил кот, во все глаза глядя на пойманную рыбину. В его голосе чувствовалась усмешка, и Сивая не удержала кривоватой улыбки.
— Калека и больной, вообще-то, — поправила она со смешком, — Так что это еще интереснее получается.
Она пригляделась к воину и отметила, что он вообще-то устал. Ему определенно стоило завязывать с этой ночной прогулкой и охотой и набираться скорее сил перед следующей. Сивая уже понимала, что наступающий день наверняка проведет вне лагеря и день этот будет долгим, а потому сама собиралась хоть немного, но поспать. Вот только для этого стоит отогнать Черепа назад в лагерь.
— Ты напоминаешь мне одну кошку, которая была упряма как барсук и совершенно не принимала за правила слова целителя, — прищурившись, сообщила она Черепу. — Бывает же такое.
Она отвернулась от реки и, передернув плечами, задрала голову в небо. Понемногу светлело - рассвет был недалеко, все лесные коты за жизнь научились определять время по едва заметным изменениям оттенков неба и крикам птиц. Пора было возвращаться, да и она уже промерзла до костей, хотя холод стоял далеко не зверский. Страшно представить, насколько зябко сейчас было полупромокшему Черепу.
— По пути в целительскую оставишь угря в общей куче? — уже готовясь уходить, она обернулась на воина. — И как придешь, не забудь вылизаться досуха перед сном.
Я проверю, даже если усну раньше.

► целительская (номинально) ► главная поляна утром после сна

--> нагретые камни

Не очень громкий, но плотно укутывающий плеск реки действовал самым расслабляющим образом, и мысли в голове Черепа ползали неторопливо, сонными мухами. Река, самая верная из спутниц, шагала справа от него в вечном движении, с притворной робостью не решаясь коснуться плеча. Чёрные волны, синие волны, серые. Свет проходил сквозь облака неравномерно, и казалось, что текучая река показывает слой за слоем: чёрный, синий, серый. Потряхивая в своих мокрых лапах марионетки-водоросли, она вела Черепа за собой. Он не стал сопротивляться, но только на этот раз, уж больно хороша была прохлада прибрежного ветра. Полёвку, которую неловко разорвал и повалял в грязи Крестовник, он уже искрошил в воду, останки закидал землёй и тающим снегом. Стоило бы вернуться  в лагерь, но это означало, что придётся подумать о саднящем плече.  А думать о нём не хотелось, как и обо всём остальном теле, так долго пролежавшем в палатке для больных. Судьба или природа, или обе сразу одарили Черепа прекрасной способностью отрешаться от того, от чего он хотел бы отрешиться. Вместо больной спины представить осыпающийся горный хребет, хромоту оправдать опытом старой рыбы, а не подбитым плечом. Затем заглушить эти вялые, нереалистичные мысли шумом ласковой реки и воем ветра, хозяина холмов. И забыть, как расположение облаков на небесном своде.
Черепу было по-своему хорошо. Вместе с ветром его обволакивало чувство странной свободы, просторной, но голой, как выжженный пустырь. Никто не ждал его, он ни над кем не имел ответственности, никто не произносил про себя его имя с надеждой увидеть в скором времени. Он не был даже наставником для оруженосца, и это удваивало его одинокую свободу. У Черепа всё ещё были обязанности и долг перед племенем, но они ничуть не сковывали его. Какая, в сущности, ерунда - сходить в патруль или наловить рыбы, в сравнении с эмоциональной связью и ответственностью за чужую жизнь. Хорошо, что ему больше не придётся лезть не в свою реку. Созвездие вряд ли вскорости сделает его наставником, так что, время насладиться одиночеством есть. Если повезёт, много-много времени.
Спина обиженно напомнила о себе, подсказав, что наслаждаться осталось не так долго. Череп остановился. Ему показалось, что он услышал посторонний шум сквозь речной плеск. И вправду, когда он замер, то смог расслышать чужие шаги. Повернувшись на звук, воин холодно блеснул глазами.
К нему направлялась кошка, чей взор был ему знаком почти также как речная вода. Она была внезапна, но не как барсук, ломящийся через кусты или падающий на твою голову камень, нет. Подобно первой снежинке, растаявшей на золотистом листе. Подобно холодному ветерку, коснувшемуся пылающего лба. Подобно утопленнику, всплывшему на мелководье во время обучения котят плаванью. Как-то так Ручей в очередной раз пришла в его жизнь, не спрашивая разрешения войти и не отряхивая шерсть у порога. По хребту Черепа скользнула крохотная молния. Он кивнул на реку.
- Осматриваю берег и воду. Нет желания запнуться о незнакомую корягу во время охоты, - "на щуку". Ему казалось, что зашуршавший в кронах ветер повторяет "щука, щука, щука..." бесконечно, пока сам собой не утихнет. Конечно же, он не стал бы обходить реку ради обычной охоты. Всё ради него, ради совершенного хищника.
Черепу понравились слова ветра, в них он услышал непоколебимую уверенность, с какой может говорить только сама природа.
- Неплохой день?- его спокойный, тихо рокочущий голос гармонично присоединился к шуму ветра и реки, разбавив их оживленную беседу.
Много вопросов он задал тем днём, много. Так стоил ли чего-то этот, легко растаявший вместе с серыми облаками? И всё же, какая-то цена у него была, раз Череп чувствовал, что ожидает что-то, кроме тишины в ответ.

Дождавшись, пока Ручей сократит расстояние, Череп похромал дальше вдоль берега. Он почти не смотрел на серебристую кошку и не принюхивался, чтобы не чуять племенные запахи. Ему было вполне достаточно видеть краем глаза её силуэт рядом, а остальное - лишняя пища для ума, которая ему сейчас не нужна. Тучи, подгоняемые ветром, неторопливой рысцой бежали по небу. Ближе к берегу, где река становилась спокойнее, они отражались в воде и на пару мгновений приоткрывали звёзды. Блуждающие огоньки на поверхности воды. Казалось, достаточно прыгнуть сверху, и можно прокатиться на звёздах, как на большой непокорной щуке. Устроить гонку, кто первый доплывёт до рассвета и растворится в нём. Череп был уверен в победе. Как ни жаль, но очевидная победа делала это соревнование бессмысленным. Почти таким же бессмысленным, как сама суть отражения чего-либо на воде. Нельзя тронуть, нельзя использовать. Какая бессмыслица для дикаря, привыкшего жить тем, что есть под его лапами.
Он совсем не заметил меланхоличности Ручей. Не заметил того, что она не толкнула его в бок, как обычно, не посмеялась. Безразличный, холодный, словно тоже отражённый в реке, он шагал, неловко ставя саднящую лапу. Только этот несовершенный жест выдавал в нём живого кота, а не подгоняемое ветром перекати-поле.
Погода и впрямь была славная. Она обещала, что скоро растают льдины, а снежная каша под ногами окончательно обратится в грязь. Где потеплее, уже образовались проталины, особенно на холмах, откуда тающий снег утекал моментально. Треск льда безошибочно означал приближение щуки. 
- Да, пора, - кивнул Череп, высматривая торчащие из тёмной реки коряги. Пока что, он не увидел ничего опасного. - Может быть, завтра.
Это чувство приближающейся огневой волны. Ядовитое, жгущее кровь. Но его всё равно хочется ещё. Жилы, должно быть, сужаются в восторге от этого медленного яда. Нет в жизни ничего сильнее азарта, жажды убийства и победы. Кто бы что ни говорил, ни одно чувство не даёт такого адреналинового всплеска, как ощущение угасающей в твоих лапах жизни могучего подводного хищника. Жизни чешуйчатого борца, равного тебе в своей дикости.
- Сегодня я общался с Крестовником, - признался Череп, причём для него это было в каком-то смысле достижение. - Не уверен, что раньше говорил ему больше пары слов за раз. Я подумал, племена странно устроены, раз он должен быть готов защитить шкуру того, кого совсем не знает. Кому не обязан доверять.
В закрытом племенном обществе личности стирались. Каждый становился частью системы, имел свои обязанности, долг, привитый с детства.
- И, всё же, хорошо, что они так устроены, - пробормотал он, шагая дальше. В обществе, где личность имеет повышенную важность, Черепу не нашлось бы места. Там, где ради еды и крова пришлось бы нравиться другим, он не имел бы ни липки. Ведь обаяния в нём чуть больше, чем в камне, мимо которого они сейчас проходят. Череп знал, что у воителей есть что-то, чего он не может понять. Почему им так нравится касаться шерсти друг друга? Разве они не чувствуют себя пойманными, когда кто-то трогает их? Он способен понять их, когда они жмутся друг к другу в палатках, чтобы спастись от холода. Но зачем они делают это, когда и без того жарко? Это несоответствие, этот диссонанс, была в нём какая-то неведомая Черепу тайна. Он решил проверить, почему они останавливают друг друга от сумасбродных поступков, зачем пытаются исправить того, до кого им дела быть не должно, но так и не смог понять. Где-то за гранью его понимания располагался этот мир эмоциональных мышеголовых придурков. 
Череп поморщился. Его носа коснулся знакомый запах падали. Ветер уже приносил ему этот запах от реки, но теперь он стал значительно сильнее, и игнорировать его было невозможно. Воин прошёл ещё несколько шагов, и вонь достигла своего апогея. Он остановился и стрельнул холодным взглядом в Ручей.
- Это уже не просто выброшенная на берег рыба, - твёрдо сказал он. - Я нырну проверить, что там.
Учитывая, что река находится в постоянном движении, свежая вода должна удалять вонь погибшей рыбы. Но если запах есть всё равно, значит, гниёт что-то по-настоящему крупное. Череп махнул хвостом, огораживая Ручей от воды. Оставить её на берегу - не пустая бравада. Он доверил ей свою жизнь, ведь если в воде его поджидает серьёзная опасность, только она будет в силах спасти его или позвать на помощь. Впрочем, Череп не испытывал страха. Он полагал, что между каких-нибудь подводных коряг застрял труп огромного сома или карпа.
Вдохнув побольше воздуха, воин нырнул. Под водой он дышать не мог, чай не рыба, потому искал источник запаха наугад. В тёмной воде было видно немного, но Череп уверенными гребками рассекал её, сопротивляясь течению. Он подумал, что будет забавно, если Ручей оставит его одного в этой тьме. Ведь у неё есть целое племя котов и кошек, с каждым из которых она могла провести время интереснее, чем с ним. Он вспомнил её отца, Бурозвёзда. Когда-то и с ним он охотился на щуку. Потом, правда, они это прекратили, и Череп стал охотиться в одиночку, как раньше. Семья Бурозвёзда разрасталась, и ему нужно было уделять ей время. Череп быстро смекнул, в чём дело, и сам оставил Бурозвёзда. Было странно смотреть в его глаза, полные непонимания, но Череп знал, что так будет лучше. Своим появлением на свет он поломал судьбы глупцов-родителей, и не позволил бы себе отнимать время у других семей. Отчего-то Череп знал, что время - очень важная штука. Но не для него, нет. Для них. Для его отца, для Бурозвёзда и его детей, для всего племени, копошащегося в лагере. Череп, ошибка несовершенной системы, не должен стать причиной новых ошибок. Не должен запустить цепную реакцию, которая покалечит ещё больше судеб. Его судьба... быть миротворцем?
Череп едва не зарычал сквозь зубы. Он не мог разглядеть ничего, кроме длинных стеблей водорослей. В чём же проблема? Откуда взялась трупная вонь? Воин сделал сильный рывок в другую сторону и раскрыл глаза пошире. Он застыл, насколько можно застыть, будучи в воде. Течение потеряло свою значимость, он забыл про него, сопротивляясь ему лишь инстинктивно. Прямо в его глаза смотрели пустые глазницы оголённого кошачьего черепа. Со лба и щёк свисали кусочки розоватой плоти, а плечи были покрыты тёмным клокастым мехом. Вокруг шеи трупа обвилась какая-то белёсая змея. Краем сознания Череп понимал, что какая-то сила долгое время удерживала мёртвое тело в одном положении, и рыбы объели его мягкие, тонкие ткани. Он заметил, что подушечки лап также обглоданы до костей. Если бы тело плыло по течению, оно могло остаться в сохранности. Череп почувствовал знакомое покалывание в голове и понял, что ему нужно глотнуть воздуха. Он устремился к поверхности. Чёрно-серая, поблекшая вода кружила вокруг него. Ему показалось, что обглоданный труп схватил его за ногу. Какой абсурд, но Череп едва не задохнулся, на миг поверив в это. Он высунул голову из воды и жадно вдохнул. Сердце отстукивало дробь изнутри головы. Не ища взглядом Ручей, Череп снова нырнул и подплыл к трупу. Заглянул в его пустые глазницы и присмотрелся к "змее", обхватившей его горло. Белые нити расходились в разные стороны, образуя сетчатый узор. Череп проследил за направлением нитей и почувствовал нарастающее удивление. "Эта штука принадлежит двуногим".
В белой сети, закинутой в реку, запуталась и погибла рыба. Нити легко сливались с водой, и Череп точно не заметил бы их, не наткнись он на труп.
"Да ты спас меня, сам того не ведая, безглазый", - мысленно усмехнулся речной воин. Он подплыл к трупу. С безмолвным укором пустые глазницы смотрелись на него, безъязыкие челюсти щерились в бессмысленном оскале. Похоже, бедняга запутался в этой смертельной паутине и затянул её нити, пытаясь вырваться. Поддался панике. Удушил себя.
Череп попытался снять с тела нити и... отпрянул. Цвет шерсти мертвеца показался ему подозрительно знакомым. Он подплыл вплотную и понял, что узоры на рыжевато-бурой шерсти в точности повторяют окрас кота, которого он знал всю свою жизнь. Сомнений быть не могло, перед ним его отец, крепкий речной воитель Брусничник.
Череп почувствовал себя обманутым. Он с силой рассёк воду лапами и поплыл к берегу. Выбравшись на холодную землю, подошёл к Ручей и встал рядом. Ни следа скорби, страха или разочарования на его морде. Самый обычный спокойный взгляд. Ничего не значащий взгляд.
- Двуногие забыли свою паутинную ловушку в реке, - сказал он. Его голос по-прежнему выдавал однообразие каменных нот. - Рыба висит на ней и гниёт. Помимо рыбы, в неё попался мой отец, Брусничник.
Череп задумчиво поглядел на воду. Он знал, что это не та проблема, которую можно оставлять без внимания.
- Надо вытащить это дерьмо из воды, чтобы никто больше не попался, - рассудил воин, быстро смекая, как сделать дело проще и быстрее. - Давай я вытяну на берег конец паутины. Ты медленно потянешь его на себя, а я тем временем постараюсь снять с этой штуки рыбу и всё остальное.

- Замкнутый? Я не заметил, - произнёс Череп, пытаясь вспомнить в поведении Крестовника что-то, что могло вязаться с отстраненностью. - Если честно, после общения с ним у меня появились шумы в правом ухе. Надеюсь, это не скажется на охоте.
Он хотел добавить, что было бы неплохо попросить у Сивой какую-нибудь затычку для Крестовника, но промолчал. Возможно, потому что не смог решить, берёзовая или осиновая. А возможно, его чем-то зацепил этот молодой воин, несмотря на всю его горячность и несносность. Нет, всё-таки осиновая.
- С тобой-то всё в порядке? - Череп взглянул на Ручей исподлобья. Раньше она была приставучее, чем теперь. Как репей в хвосте. - Или я тоже чего-то не замечаю?
Он покачал головой и вздохнул. Загадка, да и только. Не ему ведать, что творится в душах этих несносных котов. Как был для них чужим, так и остался. И полсотни лун не хватило, чтобы понять, почему они кричат, впадают в истерику, расстраиваются, скорбят или радуются. Ведь это так глупо, так бесполезно.
Череп приподнял плечи и опустил. Ветер пробирался под мокрую шкуру и охлаждал что-то, лениво бьющееся в груди. Ему не хотелось снимать с сети рыбу и труп своего отца, но плевал он на то, что ему чего-то не хотелось. Стальное "надо" легко брало в нём верх, как, впрочем, и раньше. Набрать воздуха в лёгкие - и вперёд, в искрящуюся воду под чёрным небом. Дождаться, пока бок луны покажется из-за облаков, освещая путь, и искать цель.
Череп доплыл до висящего трупа и от него, как от ориентира, двигался вправо, влево, наверх или вниз. Он вытащил конец паутины на берег, после чего принялся за работу. Тухлая рыба снималась легко, едва не рассыпаясь в зубах. Водные обитатели неплохо её подточили. Ту, что посвежее, он вытаскивал рывком, стараясь не запутаться самому. Ему попалось несколько ещё живых рыбин, и их он выкинул вперёд по течению, подальше от ловушки. Пусть Череп ослаб из-за больной спины, он всё ещё испытывал уважение к дичи и хотел добыть еду честным путём. А иначе зачем тренировки и следование воинскому пути?
Череп презирал двуногих. Презирал за их неуклюжие кожистые тела, за их нежелание работать своими толстыми лапами. Они охотились грязно, бесчестно. Их ловушки уносили жизней куда больше, чем нужно, чтобы прокормить двуногих. Мерзкие прямоходы даже опустошить свою ловушку не удосужились. Насколько сыто они живут, раз им не нужна вся эта дичь? Череп никогда не любил тех, кто устраивает заваруху, а потом не отвечает за содеянное. Глупцы, и особенно жестокие глупцы должны быть наказаны.
Череп с силой сомкнул челюсти на ветке, которая зацепилась за сеть, и постарался отволочь её в сторону. Он не замечал боли, действовал жёстко и быстро, как привык. Наконец, паутинная ловушка двуногих полегчала, и Череп, подплыв к мёртвому Брусничнику, принялся распутывать его. Очевидно, перед смертью отец поддался панике и принялся судорожно рваться во все стороны. Паутина обвилась вокруг его шеи смертельной удавкой. Череп хотел разгрызть паутину, но она оказалась очень крепкой и гладкой. Он долго провозился с трупом, выпутывая его. Несколько больших клоков шкуры упали на дно. Тело выглядело отвратительно. Опухшее, с объеденной до кости мордой и лапами. Не самая красивая смерть из возможных постигла неудачливого Брусничника. Черепу не хотелось вытаскивать его на берег, но пришлось, чтобы течение не впутало его в сеть ещё крепче. Он бросил тело небрежно - какая ему теперь разница? - так, что задние лапы остались на мелководье, слегка потряхиваемые волнами.
Немного отдышавшись, Череп подошёл к Ручей.
- Давай помогу, - пробормотал он, хватая кусок смертоносной паутины и оттаскивая его подальше к траве. Эта дрянь двуногих умудрилась разозлить его получше любого живого существа. Столько рыбы погибло и сгнило зря.
- Кто-то всё равно бы попался, - он сам себя услышал как со стороны. - Хорошо, что только один.
Сделав последний рывок, воин бросил край паутины, за который держался, на берегу. Затем наклонился и сорвал пучок травы. Сосредоточенно пожевал, чтобы избавиться от вкуса и запаха падали во рту, и выплюнул.
- Думаю, это наше маленькое семейное проклятие, - признался он, подходя к воде вплотную. - Моя сестра тоже утонула в реке. Расплачиваемся за то, что отправили мать к предкам раньше времени.   
Не так много мечт и целей было в жизни Черепа. Он мечтал, что когда-нибудь вступит в ряды предков и уведёт свою мать к дальним звёздам, туда, где она никогда не увидит отца. Мечтал, что отец заведёт себе новую семью и будет счастлив. Мечтал, что поймает самую большую щуку во всей реке. Но теперь все мертвы, кроме него. А щука... неужели всё это ради одной только щуки? Вся эта трава, все эти камни, патрули и рассветы, ради одной щуки?
- Смешно, - угрюмо сказал Череп. - Он был совершенно здоров. Выглядел моложе меня. Что за неудачник.
Он всю жизнь сторонился Брусничника, надеясь, что отец наконец-то забудет о своём прошлом и займётся будущим. Но ничего не вышло. Никакого будущего.
- За пять десятков лун не сумел отхватить себе новую самку. Над такими принято смеяться, правда?
Вот только Черепу почему-то не было смешно. Он не понимал, что ему теперь делать со своей жизнью. Брусничник обратил все его жизненные цели в прах.
- Что будем делать с этой дрянью? - он шевельнул ухом в сторону ловушки двуногих. - Закопаем?