// начало игры.

[indent] Соволап раздосадовано отойдет в сторону и зубы покрепче сожмет, чтобы не расплескать накатывающее раздражение, озлобленным прищуром проводит удаляющиеся силуэты наставника и матери — матери, неожиданное прикосновение которой пару минут назад тепло по телу пустило, казалось проявлением желанной ласки, должное стать тихим "все хорошо" на ушко и улыбкой сияющей — а осталось обыкновенным обманом леденящих глаз, гордостью не горящих. Котик цепкие коготки от обиды выпустит, вспарывая землю под лапами. Пусть идет куда хочет, ни слова ни проронив, забирает и его первый день обучения, если хочет, закопает их праздник своим дурацким равнодушием. Соволапу наплевать. Соволапу невероятно хочется на всё это безобразие  н а п л е в а т ь.
[indent] Возмущенно грудку пушит, со своих низин горделиво сверкает золотом глаз. Из-под вороха ресниц не без зависти перекидывается на сестричку-Зайку, которая о чем-то очень важном со своим Тайфуном щебечется — о том, наверное, как здорово и продуктивно они проведут этот замечательный-прекрасный-хороший день, как много всего смогут и сделают, сколько интересных мест повидают — тех самых, которые Соволапу сегодня ну никак не светят, и в которых серебристый, дайте предки, побывает вообще. Тихий шепот под нос, хвост по земле, как по собственным нервам — весь этот наизнанку вывернутый день неимоверно бесит, мечта разнится с реальностью, самолюбие тупыми когтями рвёт.
[indent] Вдогонку привычная картинка, как назло, так не к месту — пыль и грязь. Пока его брат по обыкновению колотил Траволапую, а черно-белая сестра, по обыкновению, бросалась камнями громких слов в её защиту, Соволап невольно закатывал глаза под приливы тошнотворной скуки. В эти разборки даже влезать не хотелось, только лапы марать при всем племени, и вся эта возня не больше, чем детская глупость, и учавствовать в ней было бы также приятно, как вычищать подстилки старейшин — просто скопище самодовольных пней, к которым он, разумеется, никак не относится.

Сидя в сторонке и как обычно пропуская жизнь впереди себя, Шептунья наблюдала за церемонией посвящения, слово за словом мысленно повторяя про себя еще тогда запомнившийся текст. Речь, произнесенную для неё лишь раз и потому окрасившуюся еще более дорогими оттенками смысла. Речь, что стала для неё одновременно и даром долгих лун близкого, дружеского общения с Космачом, и проклятием крушения несбывшихся надежд и чаяний. Стоя вот так же, как и эти юнцы, перед ликом могучего, рыжего как закат Солнцезвезда, маленькая Мехолапка мечтала стать достойной воительницей, доказать всем, кто колол её под ребра словами и взорами сомнений, что она не зря ест из общей кучи и безмятежно спит на тёплой подстилке.

Однако получилось стать лишь достойной старейшиной - такой же бесполезной обузой... - вздохнула серая кошечка, приглаживая лапкой шерстку и краем глаза наблюдая за котятами.

Она уже успела более близко познакомиться с некоторыми из малышей, спасибо бывшему своему наставнику. Травушка, Гусёнок и Зайчонок успели заметно вырасти с того раза и теперь красовались лоснящимися шубками и крепкими телами и лапками. Почти как она когда-то. И также, как она, они смотрелись какими-то... одинокими что ли? Несмотря на то, что их отцом оказался никто иной, как Ежевика, ни сам старший воитель, ни Ласточка не рвались окружать детей каким-то ореолом или коконом, свойственным обычным родителям. Бывшая королева казалась... сдержанной что ли, отстранённой даже. Хотя она же была глашатай до того, как попала в детскую, наверное, это хорошо муштрует.

В любом случае, кошка не могла не улыбнуться при виде того, как котята по очереди гордо приосаниваются, словно пропитываясь своими новыми именами, новым статусом. Один за другим подходят к малышам их новые наставники, и Шептунья удивленно и радостно замечает среди них Короеда. Это надо же, недавно из палатки учеников и уже своего воспитывать! Тонкий коготок ревности мазнул по сердцу, но чувство это было направлено не на молочного брата, а скорее на всю ситуацию в целом. Она никогда не сможет вот так же выйти перед всеми и пообещать племени воспитать хорошего ученика. Не сможет принести пользу даже таким образом. Да что там, она не может даже произнести имена новых оруженосцев вместе со всеми, хотя ничуть не меньше прочих присутствующих рада за них от всего сердца!

Гусёнок                  Траволапа                    Зайка                 Мухоморчик                     Соволап

Она по очереди медленно и торжественно повторила про себя их имена, словно запоминая, словно откладывая в памяти, просто чтобы хоть как-то отдать должное новым ученикам. Когда церемония окончилась и все стали потихоньку разбредаться по своим делам, серая всё еще осталась наблюдать за тем, как бывшие котята ждут своих новых обязанностей. Взгляд уловил начавшуюся потасовку между Мухоморчиком и Траволапой, вылившуюся в полное доминирование первого над второй. Шептунья замерла на месте, с занесенной для умывания лапой, по телу пробежала мелкая дрожь. Вся эта ситуация была ей до боли знакома, до боли не только моральной, но и физической. Чёрно-белый котёнок своим поведение уж слишком хорошо напомнил ей Ежа. Тот до сих пор не упускает возможность проехаться по её ушам своими резкими словами, а то и тяжелыми лапами. Но если Ёж не принимал её как члена племени из-за того, что сделали ей родители, то почему же в одной семье котята так ведут себя друг с другом?!

Благо охотника от жертвы довольно резко оторвала Зайка, и серая выдохнула, переведя взгляд на Короеда. Сможет ли он обуздать нрав Мухоморчика? Как подсказать ему, чтобы он уделил этому немного больше внимания? Стоит ли ей вообще влезать в это дело? Сердце требовало что-то предпринять. Как ни хотелось ей сравнивать едва выбравшегося из детской котёнка с полосатым недоразумением, но если это будет продолжаться, то Траволапа будет себя ощущать такой же загнанной, какой себя порой видела сама Шептунья.

Вздохнув и покачав головой, кошка подвернула лапки под себя и подняла глаза к небу. Иногда даже бытие простым облаком казалось ей несоизмеримо более интересным, чем ей собственное существование.

Ей стоит только задержать дыхание – пропустить через себя тонны чужих слов, звучащих эхом где-то в голове, а затем отпустить – выдохнуть вместе со всеми переживаниями. Не оборачиваться на прошлое. Не поворачивать голову назад, пробуя на зуб новое имя, прячущее в себе загнанную в угол Травушку, нерешительную и неброскую, поджимающую хвост и обитающую где-то на задворках главной поляны. Теперь Траволапая та, чьи страхи надо держать глубоко внутри себя и не давать им выбираться из горла, не выпускать внутренних призраков вместе с хрипом и слезами. Новый цикл жизни с новым именем – это то, чего ей было необходимо так долго.
Долго ли?
Траволапая не может удержаться, смотрит через плечо – туда, где до сих пор витает материнский запах. Из Ласточки прекрасный руководитель, но не слишком хорошая мать. И, пусть даже это так, Траволапая благодарна той. Хотя бы за то, что позволила жить одному из слабейших детей.
Она касается взглядом Бурецапки – недоверчиво и опасливо. Траволапая видит её не в первый и даже не во второй раз в жизни: что-то определенно связывает рыже-белую кошку и мать. Что-то, о чем Траволапая предпочитает не знать – не интересно. Главное, чтобы дали те самые, нужные ей знания, чтобы выбили всю дурь из головы, чтобы поставили и подняли на лапы. Потому что Траволапая хочет защитить свой внутренний мир от реальных чудовищ. Хочет спасти всех жителей сердца от Мухоморчика.
И она снова закрывает глаза – лишь для того, чтобы только ощутить касание носа наставника, чтобы представить как яркий свет, выжигающий глаза, начинает загораться над лагерем выдуманного племени, как коты сомнения выбираются из палаток и смотрят на рассвет. И меняются. Меняются вместе с Траволапой.
Она загорается и сама, расцветает и позволяет себе заглянуть в глаза Бурецапки, кротко кивает ей головой в приветствии, а затем теряет из виду, отходя подальше от наставницы. Траволапую больше ничего не беспокоит – самые сложные луны жизни подошли к концу – теперь остается только выучиться и стать сильной. Потому что Грозовое племя жаждет прекрасных воителей. Потому что внутренние переживания мечтают исчезнуть и показать другим, что их обладательница точно такая же, как и остальные.
Кто-то внезапно загораживает яркий свет, скрюченной тенью нависает над ней, и Траволапая непроизвольно съеживается, готовясь к удару. Ей не может показаться – за столь долгий срок она научилась определять опасность. Наверное, стоит встретиться с ней морда к морде, но прежняя Травушка выбирается из кокона слишком рано и испуганно трусит куда-то в сторону. От больших злых ртов.
Мухоморчик в воображении Траволапой имеет шесть ног и три головы. Его глаза горят огнем, принесенным точно из Сумрачного Леса. И Траволапая пытается избавиться от подступающего ужаса, пытается стереть образ, выдуманный в глубоком детстве и одновременно выпутаться из цепких «поздравлений» брата. Мухоморчик сильный и крепкий, а она – совсем нет. Поэтому Траволапая только и может, что тянуть голову как можно выше – лишь бы не вдохнуть пыльный горячий воздух, не закашляться и не раззадорить Мухоморчика. Она может только молчать, не смея сыпать ядовитыми комментариями в ответ. Она может только переживать о том, чтобы Мухоморчик нашел общий язык с его наставником и в дальнейшем смог перебороть своих котов сомнений. Мухоморчик в душе тоже добрый – Траволапая чувствует и хочет быть уверенной. Но это не слишком помогает.
- Тебя, верно, заждался твой наставник, - бесцветно отвечает, хмурится и скользит лапами по земле, будто бы минутами раньше и не было сказано слов, цепляющихся за подсознание Траволапой. Угнетающая всем своим видом Травушка, прячущаяся под подстилкой от настоящего, вновь выбирается и подходит ближе к цепным псам Мухоморчика, будто бы хочет довериться и снова войти в пучину отчаяния. Траволапая ей не позволит.
- Поздравляю с новым старым именем, - все же находит чем ответить бурая, ставит лапы на землю ровно и пытается подняться и выползти из-под огромного тела черно-белого кота. В какую-то минуту ей это удается сделать, но не с помощью своей силы. Траволапая понимает – этому поспособствовала Зайка.
«Не торопись забывать, кто ты на самом деле»
Слова бьют под дых больно, и оттого на душе начинают скрести кошки. Как от настоящего удара Траволапая отскакивает назад, пытается в лапах и садится на землю, не смея сказать ни слова. Мухоморчик будто бы читает её мысли каждый день, а затем, выпытывая самое необходимое, бьет правдой, не позволяя Траволапой и подумать о чем-то другой – хорошем. И, быть может, сегодня Зайка спасла бурошкурую, но – придет время – её никто не спасет. Будь воля Мухоморчика – Траволапая это чувствует – увел бы он её с собой далеко-далеко и спрятал, да так, чтобы больше никто не видел её. Чтобы она больше не позорила его семью.
«Мама говорит ты приемная. Не называй меня своим родичем, приёмная. В остальном же... никто тебя тут не любит, Травушка»
«Помогите, мне страшно.»

Отредактировано Траволапа (02.09.2019 00:20:39)

---> из палатки старейшин (номинально)

Космач слегка приоткрыл один глаз, услышав над ухом голос Малины. Он дышал тихо и сипло, и спутавшийся мех на его груди еле вздымался в такт слабому дыханию.
- ...а мне снился тот вежливый голубоглазый юноша, который пытался помочь мне тогда, на Совете, - прошептал он, не понимая, спит или бодрствует и не видя перед собой ничего, кроме собственных чуть размытых лап. - Мне снилось, будто бы собака кидалась на меня, и он бросался ей наперерез, и тогда её челюсти сминали его тонкое тело и его кости с хрустом ломались в её пасти... - Космач с присвистом выдохнул. - ...а я просто смотрел на всё это. И даже усом шевельнуть не мог.
Его глаза сами собой закрылись, и он какое-то время лежал тихо и неподвижно. Дыхание его постепенно приходило в норму. Когда Космач открыл глаза снова, он не увидел Малины рядом с собой и почувствовал, что ему холодно.
"Кажется, она говорила что-то про то, как ела ежатину на глазах у сотни голых мышей... верно?"
Старик приподнялся на своей подстилке и прислонился к стене палатки. Лапы ныли от усталости, словно он и не спал вовсе, а сводил на охоту три патруля подряд.
"Сотню лун тому назад я мог не спать целую ночь и наутро быть бодрым и сильным. Теперь же нет такой ночи, сон в которую успокоил бы мои старые полые кости".
Рядом не было ни Шептуньи, ни Малины, и Космач решил, что не хочет оставаться один в пустой и холодной палатке. Он встал с подстилки и попытался размять непослушные лапы. После разминки ему стало чуть лучше, достаточно для того, чтобы он медленно побрёл к выходу из палатки. Остановила его холодная грязная лужа, в которую он с размаху наступил лапой. Капельки грязи забрызгали белый мех на его животе и груди. Космач замер, удивлённо глядя в воду. Когда рябь исчезла, он увидел неопрятного удивлённого старика, испуганного и жалкого, с дрожащими, источенными временем лапами.
"Это не Тучегон. Это кто-то другой. Это не я. Ах да, я тоже не Тучегон".
Всего несколько лун в палатке старейшин, а за это время он постарел сильнее, чем за все прошлые луны. Что-то в нём переменилось, сдвинулось, окончательно лишая его возможности снова быть воином и запирая в непослушном стариковском теле. И непослушном стариковском разуме, пугливом и сумасбродном.
Выбравшись из лужи, Космач понял, что пропустил собрание. Он жутко расстроился, но постарался не выдать это ничем, кроме дрогнувших губ. "Впрочем, как там говорится? "Все коты, способные охотиться самостоятельно...", верно?"
Он уже не подходил под это определение, а потому мог пропускать собрания, если не слышал зова предводителя или не мог найти в себе сил подняться с подстилки.
Котята Ласточки казались совсем взрослыми, и соплеменники теперь называли их другими именами. Космач едва ли надеялся услышать их все и запомнить с первого раза. Но он, по крайней мере, попытался слушать, слышать, улавливать, запоминать.
- Верных когтей и острого нюха тебе, Соволап, - улыбчиво прищурившись, сказал он молодому котику, до которого добрёл первым. - Я верю, что воинская дорога не окажется для тебя сложной, если ты немного постараешься. И что однажды ты вспомнишь этот день с теплотой.
"День своего посвящения. Свой первый поход в лес. Голоса соплеменником и щебет птиц, провожающих тебя в твой первый патруль".
Окинув Соволапа доброжелательным взглядом, старик побрёл дальше, чувствуя, что ему на душе стало легче. Он радовался за этих молодых кошек и котов, будто сам был их наставником.
- Тебя тоже ждёт свет, маленький Гусёнок, - негромко сказал он, нависая над щуплым котиком, словно над муравьишкой. - Вот увидишь, ты полюбишь рассветные патрули. Небо такое разное каждый день, в нём столько цвета, столько жизни. И трава то тянется к нему, то прячется от его ненастья. Будь счастлив даже когда пасмурно, малыш.
Космач дрогнул в улыбке и неуверенно шевельнул усами, надеясь, что Гусёнок хотя бы немного рад его появлению. Рядом с этим маленьким фантазёром ему, порой, казалось, что и ежи летают где-то в слепой зоне его взгляда.
Неслышно вздохнув, он отошёл, чтобы не показаться назойливым стариком. Его взгляду попались две юные кошки, такие непохожие друг на друга, и всё же...
- Поздравляю и тебя, Зайка, - промурлыкал он, касаясь её тёплым взглядом. - Вы все - наше будущее, и только от вас зависит, насколько оно будет светлым. Да, и от тебя тоже, Траволапая, - Космач попытался встретиться с ней глазами. - У вас впереди целый вихрь событий, полноводная река ваших жизней. Столько потерь... и столько новых встреч. Но если пожелаете пару мгновений спокойствия, приходите проведать старика.
Осторожно переставляя лапы, он наконец-то добрался до Малины и Шептуньи. Примостившись рядом с ними, старейшина вздохнул.
- Что-то я утомился, - признался Космач, кладя голову на лапы. Его рассеянный взгляд никак не мог сфокусироваться на соседях по палатке, и он бросил это дело, предпочтя отдаться воспоминаниям. Так и сидел он с отсутствующим видом, где-то в своих мыслях, далёких, возможно даже светлых, потому что уголок его рта чуть подрагивал в непроизвольной улыбке. Теперь уже Космач окончательно выглядел как старик, а не воин в летах.

Она сидела и издавала негодующие бурления, пристально следя за тем, как дорого ей котенка уводит какой-то полосатый пень. Развесив клокастые уши, Малина постаралась уловить слова Мухоморчика, непонятно почему вдруг скривившимуся при ее виде. - И ты с ней не водись, Малина! - долетел до ее старых ушей обрывок фразы, отчего она в озадаченности изогнула брови. Это он про нее саму? Ей стоит перестать с собой водиться? Серо-белая старейшина задумчиво повела усами, медленным взглядом окидывая поляну, пока рядом, прямо под носом, не расплылась бело-бурая шкура Космача.

- Что-то я утомился, - раздался рядом голос старого приятеля, выглядящего в этот момент особенно нездорово. Что-то внутри Малины нехорошо шевельнулось при виде бедного Космача, будто старое, давно забытое чудовище вылезло из болот наружу. Она приземлилась прямо перед косматой мордой и уставилась в золотистые глаза, давая возможность Шептунье полностью облюбовать все оставшееся тело кота. - Только глаза продрал и уже запыхался. В твои-то молодые луны, - с неодобрением закачала кошка лохматой головой, лизнула Космача в мокрый нос с нескрываемым недовольством во взгляде и кивнула Шептунье, чтобы та привела в порядок хотя бы его неопрятную гриву. Совсем себя запустил, негодник.

- Ох, не хотела я об этом никому рассказывать. Но дело, вижу, серьезное, - напустив на себя хмурого виду для пущей важности, пробурчала Малина. Не могла она больше мириться с плохим состоянием своего давнего соседа по палатке. От его потускневшего взгляда и самой кошке становилось как-то не по себе. Подхватил, наверняка, какую-то заразу нерадивую и мучается теперь. - Давным-давно, когда солнце еще светило ярче и я была молоденькой воительницей, зеленой, как подстилка. Умудрилась тогда лапу растянуть по глупости своей, так один самый старый соплеменник поведал мне по-секрету, что есть растение одно чу́дное, от которого разом все недуги вылечить можно. А старики от него молодеют прямо на глазах, - распалялась старейшина, усердно размахивая лапой, стряхивая с их спутанной шерсти грязевые капли на всех окружающих. - Натрешь такой цветок на свои лапы, так они силой наполнятся. И самого распирать будет от прыти и энергии, а изо всех щелей должна жизнь политься. Целители нам специально о нем не рассказывают, держат в тайне, хитрые лисы, ведь тогда у них и работы никакой не останется, - Малина склонилась ближе к коту, заманивая к себе хвостом Шептунью, чтобы никто больше их не слышал.

Ох, какие страсти начнутся, если об этом прознает кто-то еще... Старейшина вытянула шею, с подозрением осмотрела окружающих и утробно рыкнула на всех, кто сидел слишком близко к их кругу. - Нам срочно нужно этот цветок отыскать, иначе ты совсем здесь зачахнешь. Не могу я больше глядеть на твои мучения, - с предыханием затараторила она Космачу, держа полуглухие уши торчком, и повернулась после к Шептунье. - Тебе это тоже нужно. Прочистим цветком твое горло, авось голосок обратно вернется, и запоешь у нас соловьем, - несмотря на то, что прошел уже не один десяток лун с того самого момента, как Малина прознала про это чудное растение, она все еще надеялась, что оно где-нибудь да продолжает расти в укромном месте, где его никто не найдет. Если это единственный способ излечить от странной болезни ее Космача, то она в лепешку расшибется, но воспользуется им.

[indent] Слоняясь по лагерю весь вечер без дела, щекастая Крона изнывала от тоски! В патруль она уже сходила еще утром, по пути полевку в лагерь принесла, хотела бы достать-помучить своим настойчивым присутствием дразжайшего братишку, да не нашла Короеда в пределах местных палаток, а потому заметно приуныла, нехотя притопав к куче с дичью, взялала оттуда что-то мелкое и не вкусное - при плохом настроении вкус она едва ли чувствовала, и недовольной тушей рухнула под кустом, что рос возле воинской палатки, зыркая из под него на соплеменников до тех пор, пока на поляне не возникла изящная фигурка ее света во мраке - Шептуньи. Быстро вскочив на лапы, серо-дымная устремилась к сестре,  к собственному восторгу обнаружив подле нее мудрейших и величественных старейшин - Малину и Космача, которых без шуток безмерно уважала.
[indent] Часто бывая в палатке стариков вместе с молчащей молочной сестрой, юная воительница обожала слушать их истории. Она готова была целыми днями ухаживать за ними, выискивать в спутанной шерсти блох и так далее, только бы истории не заканчивались! Увы, с вступлением в полноправные воины, свободного времени оставалось все меньше, тем не менее,  то был не повод унывать!
[indent] Конечно,  Крона услышала отрывок сказанного Малиной,  и потому живо врезалась в их компанию, привалившись  боком  к Шептунье, счастливо лизнув ее в ухо, при этом чуть не сбив с лап. Круглые глаза на восторженной морде горели огнем энтузиазма.
[indent] - Где же растет этот чудесный цветок, Малина? - янтароглазую крайне обеспокоило состояние Космача, а потому щекастая была готова отправиться хоть на край света; хоть к месту-где-тонет-солнце, только бы помочь старику.
[indent] - Ты только скажи где, и я мигом его вам доставлю! Тогда вы снова обретете силу молодых, а Шептунья говорить сможет, тогда Солнцезвезд ее обязательно сделает воином, и мы будем все вместе ходить в патрули! Представляешь, как было бы здорово? - сверкая глазищами кошка взглянула на сестру. - Если я принесу такой цветок в племя, все меня будут хвалить и уважать, - от такой перспективы воительница даже важно распушилась, став ещё более круглой, чем была. - И даже родители с глупым Короедом, поймут, что я не глупый шерстяной клубок, а они все это время были таковыми!

Отредактировано Крона (20.09.2019 07:21:43)

Не то чтобы Лоскут в свои тридцать девять с хвостиком становится похожим на ворчливого старика... скажем так, он им всегда был. «Всегда» причём начинается где-то с юности. Но если тогда молодого Лоскута можно было сравнить с задолбавшимся оруженосцем, не справляющимся с нечеловеческими (ага, в буквальном смысле) нагрузками, то сейчас — склочный, консервативный, неухоженный — он напоминает собой самого настоящего старика, не в обиду старшему поколению. У Лоскута с детства наблюдается эта проблема — наплевательское отношение к самому себе, но поскольку светлоглазый плевал на свои проблемы и вообще всегда бежал от них, как крысы с корабля, то на собственное душевное и физическое состояние он, в общем-то, тоже плевал. Что касается физического состояния Лоскута, то, как только начинается осень, агрегатное состояние воителя меняется до жидкости (не совсем в прямом смысле). То ли так на него влияет хандра сезона Падающих Листьев, то ли просто отвращение к слякоти и холоду, к которому его никто не готовил, но, в любом случае, каждый сентябрь Лоскут как-то размякает и становится податливым — но не значит «менее раздражительным».
[indent]

«Пусть только кто попробует подойти», — всем своим видом говорит насупившийся Лоскут, выставив впереди себя правую заднюю лапу. И сам, смотря на лагерь исподлобья, так и ищет чей-то неосторожный взгляд.

[indent]
Впрочем, к счастью или к сожалению, ничей ни злобный, ни участливый взгляд не сподвигает Лоскута встать и мигом пойти рвать на всех шерсть. От досады грозовой даже ударяет хвостом о землю. Впрочем, лишь только мимолётно взглянув в сторону Шептуньи и вертящейся у неё Малины рядом с палаткой стариков, Лоскут тут же поднимается с места и не раздумывая приближается к матери и молодой кошке. В первую очередь, конечно, к своей матери. Малину портить.
[indent]

— И что у вас тут за собрание? — Бесцеремонно осведомляется кот.

Отредактировано Лоскут (21.09.2019 21:02:22)

< начало игры >
[indent]Песчаная никогда не верила в настоящую любовь, да и вообще считала все эти чувства и привязанность одной огромной глупостью, которой никакому уважающему самого себя воителю не стоит заниматься, и отвлекать себя на подобного рода мысли, пока, однажды, не почувствовала, что и сама в это всё вляпалась, словно в трясину, надёжно укрытую охапкой осенних листьев от посторонних глаз. И выбраться из неё она не может до сих пор, всё неуклюже барахтается где-то внутри, но упрямо не зовёт никого на помощь, ведь она сильная и храбрая, и справиться с этим сама. Ничья помощь ей не нужна. Так ли? Мысли о бывшем наставнике не переставали крутиться в голове Песчаной, и она слишком часто вспоминала о долгих лунах их тренировок. Она попала в его цепкие лапы ещё тогда, когда мало что в принципе из себя представляла, и воитель многому её научил с тех лун, но благодарность - меньшее из всей бури чувств, которые она к нему испытывала. Это же надо было так взять и влюбиться в своего собственного наставника! Похоже, что охапка листьев, на самом деле, в голове Песчаной, а не где-то в лесу, а трясину она прекрасно видела и намеренно к ней шла всё это время. Стыдно-то как.
[indent]С Ежевикой они последнее время не общались и практически не пересекались. Конечно, сердце Песчаной упрямо тянулось к воителю, но что-то умное, что ещё осталось в голове, заставляло воительницу держаться подальше. Ему вообще сейчас не до неё, да и больше Ежевика ей ничем не обязан, ведь уже давно прошли луны их тренировок, и они больше не наставник и ученица. Она смотрела на следующую его ученицу даже с завистью, потому что сразу после посвящения в воительницы Песчаная перестала купаться во внимании со стороны воителя, и практически не видела его, ведь он был то на тренировках, то на охоте, то в патруле. Конечно, и она сама была многим занята, и это, пожалуй, очень выручало кошку - помогало забыться и перестать думать о полосатом коте, так прочно закрепившемся в её сердце и душе. Общения с ним, исключая всё прочее, ей тоже не доставало, но она не считала, что это было взаимно. Ежевика теперь отец, ему не до неё. К слову, внезапное отцовство Ежевики разбило воительнице сердце, но и сыграло ей на лапу, ведь теперь Песчаная чаще злилась при мыслях о нём или о Ласточке, а это практически вытесняло все иные чувства.
[indent]Но всё же бывает так, что судьба как никогда зла и жестока, и в моменты, когда никого не хочется видеть и ничего не хочется делать, находится кто-то или что-то, что нарушает твои планы. В моменты, когда твоя душа болит сильнее всего, находятся те, кто причиняет ещё большую боль. Песчаная слишком резко появилась на главной поляне грозового племени, и почти сразу столкнулась там с Ежевикой. Деваться от его взгляда было некуда, отводить свой - слишком поздно. Оставалось только сделать пару шагов ему навстречу, и будь что будет. Сделать их - проще всего, а расхлёбывать последствия уже сложнее. Но Песчаная настолько сильно истосковалась по нему, что терпеть дальше уже тяжело. Может быть, воитель и не мог ей дать того, что ей было нужно, но он мог просто составить ей компанию, ведь так? О т ц а м не запрещено покидать лагерь с кошками-не-матерями-их-детей, верно? К тому же, у неё были вопросы, которые ей было необходимо ему задать.
[indent] - Здравствуй, Ежевика, - Песчаная останавливается рядом, садится на землю, вдыхает его запах, очень хорошо ей знакомый. - Скучаешь? Может пройдёмся? - Воитель и впрямь сидел тут без дела, да и Песчаная освободилась от своих. - Поохотимся или на границы? - Она с надеждой заглядывала в его глаза, но не выдерживала взгляда слишком долго, опускала их, переводила в сторону, и потом снова смотрела. Ожидание тянулось для неё целую вечность, хотя на деле то были лишь секунды до его ответа.

> пни

Отредактировано Песчаная (27.09.2019 11:54:42)

..Вальдшнеп зевнула так, что, кажется, хрустнуло где-то за ухом, но тут же спешно захлопнула пасть, во избежание блестящего шанса пообедать влетевшей туда вороной, и окинула поляну нервным взглядом. С самого утра она старательно пыталась скрыть от окружающих, что едва не спит на ходу, но упускала из виду, что тем немногим, кто успел бросить на неё взгляд, это становилось понятно сразу же: один какой-то особенно всклокоченный нынче вид её да клонящийся к песку нос выдавали с головой. Кто-то другой давно бы плюнул да отправился отсыпаться, сообразив, что толку от него в таком виде всё равно мало, но не Вальдшнеп: она успела стаскаться в лес, рискуя свалиться в какую-нибудь ещё яму уже без надежды быть счастливо извлечённой оттуда Ежевикой, спугнуть несколько пичуг и вернуться в лагерь с таким видом, словно намеревалась сама лечь в кучу с дичью во искупление непойманной синицы, и теперь сидела в уголке, судорожно зевая и надеясь каким-то чудом взбодриться достаточно, чтобы предпринять ещё одну охотничью вылазку.
Вчера вечером, вернувшись в лагерь с наставником, она свалилась на подстилку как убитая, но за час до рассвета почему-то проснулась и не смогла больше заснуть – так и пролежала, перебирая в голове, как камушки, какие-то пустяковые мысли, каждая из которых, тем не менее, цеплялась за ум не хуже репья и настойчиво царапалась в голове, гоня всякий сон. Такое с ней случалось частенько – Вальдшнеп сошла бы за раннюю пташку, не начинай она жутко клевать носом уже к полудню после своих ранних пробуждений.

В дремотную голову лезла всякая чушь – она поначалу приняла за своеобразный сон наяву вдохновенное повествование Малины о чудодейственном цветке, исцеляющем любую хворь и молодящем стариков. Что-то было в этом этакое, очень свойственное иным из её собственных фантазий – наверное, любой неудачник хоть раз в жизни мечтал отыскать волшебную траву, сожрав которую, он мгновенно превратится в могучего героя львиной силы. Да и вообще её ум часто сбегал от сгущающихся сумерек реальности в край спасительных выдумок… Достаточно часто, чтобы легко отличить, где заканчивается сказка и начинается правда, простая, как лист подорожника, которым не превратишь слепого в зрячего и старейшину – в юношу, и такая же горьковатая на вкус.

Вальдшнеп кинула взгляд на Космача, который и был виновником бесед о волшебных цветах. Белёсый дневной свет, казалось, просвечивал старика насквозь: весь он, от поредевшего от времени и тонкого теперь хвоста до головы, устало уложенной на лапы, был будто охвачен какой-то едва различимой дрожью; вокруг него вместе с ясно различимым запахом старости витало нечто ещё – словно время, бегущее, как быстрый ручей, возле всех прочих котов, здесь останавливалось и становилось видимым и ощутимым, остужая воздух, обтекая всякую соринку и всякий камешек, лежащие на земле, задерживая взгляд. Так бывает осенью, в безветрие, в пустынных местах, у замерзающих водоёмов; так бывает у старых деревьев и – она почти уверена – возле священных мест, где бывают целители.
Она помнила его ещё воителем - немолодым, но вполне сильным; Вальдшнеп, тогда крошечная трясущаяся ученица, и та чувствовала себя уверенней, услышав поблизости его бодрый голос. Оттого перемена, случившаяся в нём после трагедии с Шептуньей, казалась и впрямь чем-то вроде внезапной болезни, загадочной и пугавшей больше, чем дряхлость любого из прочих стариков. И вместе с тем её чем-то притягивала эта замершая тишина остывающей жизни: как в любой тишине, в ней ей чудился шанс расслышать нечто, чего не различишь в повседневном шуме.
Вальдшнеп сама не заметила, как, прислушиваясь к разговорам старейшин и Кроны, невольно подобралась к ним совсем близко; от недосыпа она особенно плохо контролировала такого рода бессознательные действия, да и за языком следить становилось труднее, чтобы не брякнуть какого-нибудь бреда, который ей, может статься, ещё долго будут припоминать после; и сейчас зевота её улетучилась, уступив место смутно засевшему в голове вопросу, который она и сформулировать бы толком не смогла, пока не выдала вдруг, как всегда, не успев подумать, будто продолжая вслух размышлять:
- Космач.. А ты сам бы согласился съесть такой цветок и помолодеть? И что бы ты делал тогда?..
«Это ведь как второй шанс – мы все слепо тычемся в свою судьбу, не зная ничего о том, что будет завтра, но это всё равно что быть учеником, которому велели проделать какой-то новый приём, но дали только одну попытку. А сколько всего можно изменить, направить так, как хочется, если за спиной у тебя уже есть одна прожитая жизнь?..»
Ещё миг – и Вальдшнеп, чуть очнувшись от занимавшей её мысли, вздрогнула, внезапно осознав, что без спросу и без приветствия влезла в чужой разговор и тут же принялась болтать всякий вздор – и прижала уши, готовая развернуться и потихоньку улепетнуть от неловкости, но отчего-то медлила – быть может, надеясь, что старый кот расслышит её нелепый вопрос и, быть может, даже не обидится и пожелает ответить.

Отредактировано Вальдшнеп (26.09.2019 01:18:25)