— Мы сегодня будем охотиться? — вежливо, но с едва скрываемым любопытством спросила Лунолапка. Один шаг могучей наставницы равнялся её трём, если не четырём, и она старалась передвигаться широкой рысью, втайне моля Звёздное племя о том, чтобы на пути не попалась никакая коряга, об которую столь легко споткнуться и полететь кубарем в ближайший овраг. Она всё ещё пыталась проглотить горькую пилюлю недоверия к ней и брату окружающих, что получалось не лучшим образом.

Постепенно пейзаж вокруг них сменился: всё ещё частично промёрзшая земля сменилась душистым мягким торфом, а нос защипало от нарастающей влажности в воздухе. Вскоре ученица со смешанными чувствами удивления и восхищения заметила белеющие между стволами вековых сосен кувшинки, лишь готовящиеся раскрывать свои роскошные бутоны.
Вид воды успокаивающе подействовал на Лунолапку. Спокойная, подёрнутая легчайшей рябью стоячая вода уже наверняка прогрелась на солнце, а в ушах шумело кваканье ленивых лягушек и жаб, кои в избытке облюбовали берега пруда. Заприметив наиболее упитанное и выглядящее беспечным земноводное, кошка вопросительно глянула на Крушину, будто спрашивая дозволения и, получив его, пригнулась к земле, медленно двигаясь вперёд. Зелёно-бурая фигурка, казалось, уже была у неё в лапах, когда решила проявить осторожность и прыжками, неожиданно резвыми для такой тушки, помчалась к воде.

Охотничий инстинкт, ранее дремавший в ученице, проснулся с небывалой силой: лапы сами понесли её следом за удаляющейся добычей. Игнорируя любые внешние раздражители, Лунолапка рванулась вперёд, совершенно не думая о всё приближающейся кромке воды. И, конечно же, она, подучившись к тому времени как-то сносно плавать, рыбой нырнула в воду следом за искавшей там спасения лягушкой. Схватив в самый последний момент удалявшийся завтрак за лапу, она ударилась лбом о прятавшуюся в мутной воде корягу.
Неосознанно вздохнув, кошка широко раскрыла глаза и выпрямилась, показывая над водой пятнистую макушку. И лишь после того, как она, ожидавшая к вечеру между ушей порядочных размеров шишку, вытащила свою добычу и глянула на наставницу, то в полной мере осознала необдуманность своего решения. Подняв целый фонтан брызг, кошка напрочь забыла о Крушине и теперь, испуганно переводя взгляд с одного промокшего участка чёрно-дымной шерсти на другой, лишь молила Звёздное племя о том, чтобы её позорная ученическая смерть была по крайней мере быстрой и не шибко болезненной.

К удивлению Лунолапки, в последующие несколько секунд она осталась жива. Нет, не так — она была жива и физически цела, никто не оттаскал её за уши, не отвесил душевный подзатыльник и не тряс зубами за загривок. Не то чтобы она видела подобное поведение наставником сплошь и рядом, нет, однако некоторые байки соседей по палатке вынуждали поверить в то, что подобное весьма и весьма возможно. Впрочем, Крушина всегда особняком выделялась среди импульсивных и порывистых соплеменников, поэтому сам факт того, что ей в наставницы определили именно такую воительницу, чрезвычайно ученицу радовал.

была в действиях наставницы какая-то притягивающая взгляд последовательность, поэтому, вскоре забыв про панику относительно своего проступка, Лунолапка, не двигаясь, наблюдала за сбором различного рода мелочей, покоившихся на берегу пруда. В подсознании поселилось непонимание, однако она боялась открыть рот, дабы не спровоцировать акт порки или иного наказания. И лишь когда все предметы отправились на дно, в голове шевельнулась пара-тройка предположений.
— Достань. Всё.

Не сказав ни слова, ученица кивнула и, глубоко вздохнув, снова опустилась под воду. Камни оказались лёгкой добычей: опустившиеся там же, где их и бросили, они не сдвигались от загребавших воду лап неподалёку, не превращая ныряние в какое-то особое испытание. Несмотря на это, ей приходилось до боли прижимать уши к голове, чтобы застоявшаяся вода не залилась в нежные ушные раковины, а покрытые тиной ветки определённо хотели больно хлестнуть её по глазам.
Справившись с камнями, Лунолапка сосредоточилась на шишках, что плавали на поверхности. И если первая поддалась зубам ученицы, позволяя вытащить себя на берег, то вторая, более крупная, каждый раз отплывала дальше, вынуждая её глотать воду. С ветками оказалась та же история: успев за краткий промежуток времени обосноваться в переплетении другой растительности, выстилавшей дно, они никак не поддавались на видимые усилия, лишь сильнее путаясь в корнях и водорослях.

Выйдя на берег и переводя дух перед следующей попыткой, ученица опустила голову и напрягла грудную клетку, провоцируя кашель и сплёвывая царапающую горло воду. Какое-то время она стояла неподвижно, глядя на землю перед собой ничего не выражающим взглядом, после чего, медленно подняв шею, негромко спросила:
— Ты расскажешь другим?

— Приведи себя в порядок, — ученица дёрнулась, будто её ударили, но не сказала ни слова и, лишь слегка помедлив, принялась за выполнение распоряжения. Смывая с себя следы пребывания в реке, она задержала ненадолго лапу у носа, снова вдыхая густой запах застоявшейся воды, прежде чем продолжить вытаскивание из шерсти частиц тины и иной грязи. Краем глаза глядя на Крушину, она молчала, не в силах нарушить затянувшуюся паузу и боясь сказать что-то, что окончательно разрушит тот хрупкий мост, что протянулся между ними ранее. — У нас с Речным племенем нет общих границ. Кто и зачем научил тебя этому? Отец?

Она ждала, что упоминание отца из чужих уст когтями разбередит старую рану, что не может зажить в душе таких же, как она: брошенных, потерянных, ненужных своим собственным родителям. Была ли то заслуга матери или нежелание Сумрачных котов признавать сам факт постыдной связи, однако прежде мало кто осмеливался упоминать о корнях потомства столь открыто и прямо, не ходя вокруг да около. И, вопреки собственным ожиданиям, пятнистая почувствовала... ровным счётом ничего.

— Я не знаю, кто мой отец, — негромко ответила Лунолапка, выпрямляясь. Пригладив подсыхающую на солнце шерсть, она подняла голубые глаза на свою наставницу. — это неважно и помешает мне служить племени Теней. — фраза, столь часто слышимая от матери, въелась в память, будто отметины на коре старого дерева. Кажется, она произносилась машинально, едва подсознание улавливало ключевые слова и запускало соответствующую реакцию. — Я сама учусь, — уже более уверенно, но всё ещё тихо пояснила ученица. — сначала тяжело было, но чем больше заниматься, тем легче. Мама знала, что я так умею, но запретила рассказывать и пробовать учить других. Сказала, что не поймут.

— И как же ты поступишь, если однажды в бою встретишься с котом, у которого твои глаза? — ученица непонимающе склонила голову набок, стараясь осмыслить услышанное. Конечно, она понимала, о чём именно говорила Крушина, и сама когда-то задавалась подобным вопросом. В принципе, на этой мысли и держался тот пункт Воинского закона, что запрещал межплеменную любовь: хочешь или не хочешь, рано или поздно ты встретишься с другом в бою.

— Нападу, — без тени эмоций ответила Лунолапка, пожимая плечами. — меня воспитало племя Теней и мне нет нужды проявлять чувства к чужому воину, — голос её прозвучал увереннее. Она ни на коготь не сомневалась в том, что действительно поступит так, как сейчас говорила об этом своей наставнице. Да и резона внезапно испытывать сентиментальность при мысли о своих корнях у неё не было — мать, упорно вбивавшая своим детям в голову то, что племя важнее крови, достигла в своём занятии неплохих успехов, и семьёй ученица считала именно Сумрачных котов.

— ... Запомни, ты — это твои действия. И не заставляй меня пожалеть о решении, которое я приняла, — наставница поднялась на лапы, оставив Лунолапку наедине с повисшими в воздухе словами. Пару мгновений юная кошка напряжённо молчала, осознавая, что именно хотела сказать этим Крушина. И затем, до конца переработав услышанную ранее информацию, она быстро кивнула в ответ на собственные мысли, вслед за наставницей поднимаясь на лапы и терпеливо ожидая. —  А теперь, раз у тебя так много свободных времени и энергии и так мало осмысленности в действиях, твое задание на сегодня — дятел. Принеси мне дятла. Живого, невредимого. И желательно не того, который спит в соседней с тобой палатке. Но помни: мы должны относиться к любой добыче уважительно и быть благодарными за нее, а так как есть мы его не будем, обращайся с птицей нежнее, чем с котенком, чтобы, когда ты ее отпустишь, она не захотела улететь. Иначе пойдёшь за новой птицей. Можешь начинать.

Глаза Лунолапки удивлённо расширились, и она моргнула, словно не понимая, было ли распоряжение дымно-чёрной воительницы шуткой, издёвкой над ней. Однако та, как и прежде, хранила полную и безэмоциональную серьёзность, поэтому переспрашивать пятнистая не решилась. Глянув на высившиеся неподалёку от пруда деревья, та решила последовать к ним, ступая настолько тихо, насколько только умела. Она прокружила по роще порядка десятка-другого минут, прежде чем смогла учуять запах того, кто ей требовался: чёрно-белая птица возилась в корнях дерева неподалёку, а её алая шапка огоньком мелькала среди веток и кустарников.
Приблизившись к дятлу так, чтобы он до последнего не видел пёстрой шерсти охотницы, Лунолапка напряглась, балансируя на согнутых лапах и прыгнула к цели. Ей стоило колоссального труда удержаться на лапах так, чтобы схватить дичь, не сломав и не повредив ей ничего, в особенности — нежных и хрупких костей крыла. Подхватив дятла так, чтобы он не бил крыльями её по носу и не покалечил себя о аккуратно сжимавшие его зубы, ученица вернулась к Крушине.

— Он цел, — неуверенно сообщила она наставнице, опуская добычу и в тот же миг сменяя зубы лапами, осторожно прижимая птицу лапами с обеих сторон. На секунду она замялась, но затем всё же набралась смелости. — как он может не захотеть улететь, если я напала на него и поймала? Он очень боится, — тише заметила Лунолапка, кивая на чёрно-белые перья и ощущая подушечками лап быстрое сердцебиение в маленьком тельце.

— На самом деле, тебе просто нужен был сытый, сонный дятел, реакции которого замедлены. Или старый, — слушая Крушину, ученица всё чаще избегала смотреть той в глаза и нашла чрезвычайно увлекательным рассматривать собственные лапы, в которых всё ещё находилась чёрно-белая пташка. Ей казалось или кровь и правда прилила к шкуре, заставляя покрываться багровым под светлой шерстью? —  <...> У страха много проявлений. Кто-то бежит, зачастую не разбирая дороги. Ему повезет, если эта дорога не убьет его раньше недруга. Кто-то замирает в ступоре, ожидая, добьет его ситуация или помилует. А кто-то действует, разворачиваясь к недругу лицом и бросаясь в бой. За себя и за то, что ему дорого. Давай посмотрим, кто попался тебе, хоть это относится и не только к птицам.

Неуверенно кивнув, Лунолапка отступила на шажок, высвобождая птицу из импровизированной темницы. Какое-то мгновение она наблюдала за неподвижно лежавшей птицей, пока та водила маленькими глазками-бусинами вокруг, оценивая ситуацию. Но стоило пятнистой ученице лишь дёрнуться, как её несостоявшаяся жертва, расправив оперение и издав угрожающий клёкот, ринулась на обидчицу. Дёрнувшись в сторону, спасая свои глаза от крепкого и длинного клюва, она замешкалась на секунду, однако тут же сдавленно выдохнула и сшибла птицу наземь лапой, завершив дело укусом в шею. Неуверенно подняв глаза на свою наставницу, она села, пригладив вставшую дыбом от неожиданности шерсть.
— Он защищался. Как и я.