когда я устану от ласковых, нежных объятий, когда я устану от мыслей и слов повседневных —
я слышу, как воздух трепещет от гнева проклятий, я вижу на холме героев, могучих и гневных.
Сказки про злых змей и храбрых воинов, навек пригвождающих противно шипящие головы к шаткой заболоченной основе, преследовали тёмного котёнка с младых когтей. Сначала «добрая» матушка решила, что это лучшие истории на ночь для будущего великого воина — белобрысого сводного (не)братца, конечно. Потом старшие, ехидно посмеиваясь в усы, пугали уж почти сделавших последний шаг к первому посвящению страшными ядовитыми исчадиями гнили, мол, не ходите дети ночью по лесу одни. Однако все сказки — иначе их бы так ни у кого язык назвать-то не повернулся, заканчивались почти одинаково. Или герой-воитель одолевал опасное ушлое существо, или премудрый целитель излечивал успевшего заиметь боевую рану-укус героя.

Медяк, впрочем, к шести лунам накрепко усвоил — нᴇ для всᴇх ядов ᴇсть противоядиᴇ. Нет оного, совсем нет для отторжения, тщательно смешанного из презрительного «ты не мой сын» и полного отвращения «не называй его братом». Совсем-совсем нет для ненависти. Гнев, озлобленность, желчь, злорадство, а всё куда? В своё, снедаемое ощущением абсолютной ненужности, нутро. Так какая участь лучше — травить других или травить себя, Медяк? Ты не знаешь. Ничего не знаешь, кроме единственного желания: стать змеёй.

Невидимкой, о котором никогда не сложат хвалебных легенд. Чтоб в жёлтых глазах с вертикальным узким зрачком лишь бесконечная жᴀдность до чужой — не своей — боли, ибо отравителю отрава не страшна.

Медяк не мог стать змеёй, Медяк мог фривольно ныть глашатае (та ещё утешительница, конечно), жалуясь на жестокую судьбинушку.

Медный сможет. Медный уверенно ступает вперёд, не оглядываясь — где-то сбоку (в другой жизни) остаётся братишка, зато глядя исподлобья в грубую морду наставника. Сумеречник, значит. Считай, повезло. Пусть родственничка учит запальчивая предводительница — новоиспечённый оруженосец за это время отточит мастерство делать ярость холодной, а детские манипуляции превращать в расчётливую рациональность.

— Да, наставник. Буду ждать на рассвете, — Медный позволяет себе усмехнуться, лишь отвернувшись от старшего воина. Нᴇ для всᴇх ядов ᴇсть противоядиᴇ. И Теневой хорошенько постарается, чтобы для его яда уж точно не было.

→ ученическая

– Палатка старейшин(сон)

Сойкоглазу не спалось. Ему казалось, что стоит голове коснуться подстилки, как дрёма мгновенно сморит его и утянет в свои владения, но этого так и не произошло. Старейшина ворочался с боку на бок, отчего-то цепляясь то за ускользающие фрагменты разговора с Мошкой, то за тренировку с прочими учениками, и никак не мог заснуть.
Шум в лагере был монотонным, привычным, даже убаюкивающим, но на пятнистого кота не действовал, и тот неосознанно мял гнёздышко лапами, закусывал ссохшийся мох зубами и слепо таращился в прореху коры над головой – прямиком на унылую серость небосклона, и ни о чём не думал.
Он слышал, как к Иве пожаловал гость из племени Ветра, слышал и как Комета покинула палатку и вскарабкалась на скалу собраний, но сам выходить не стал: не было настроения мозолить соплеменникам глаза своим всклокоченным и сонным видом.

— Коты и кошки племени Теней, – воззвала предводительница, – соберитесь под скалой на собрание племени.

И Сойкоглаз облизнулся и лениво перекатился на спину, не спеша покидать нагретую подстилку. По недовольному ворчанию особо консервативных старейшин он знал, что слова Кометы не совсем верны, и оттого церемония нарушается. Слепой от рождения, молодой кот не был тем, кто мог бы прокормить не то что племя, но даже самого себя, а потому, справедливо рассудив, что без его присутствия собрание пройдёт не хуже обычного, в этот раз решил послушать новости из палатки.

— Мои дорогие соплеменники, я думаю, все уже поняли, что мы находимся в предвоенном состоянии, – продолжила кошка после небольшой паузы, и Сойкоглаз перевернулся на живот и навострил уши, с интересом и негодованием вслушиваясь в броские фразы о грядущей войне, мире и провокациях.

«Грозовое племя, разумеется, – прищурил он глаза и раздражённо стукнул хвостом по земле. – Если где-то произошла беда, и виной тому не стихия и не Двуногие, значит, где-то притаился Грозовой кот».

Юный старейшина не мог судить объективно. Он узнавал новости опосредованно, из уст патрульных, а потому его отношение к соседним племенам складывалось исключительно под стать всеобщему настроению. Вот только сам котик даже не задумывался над тем, что мог в корне ошибаться.
Племя Теней – самое великое в лесу, и его воители не мыслили ложно и не делали поспешных выводов. Это было попросту невозможно; невозможно так же, как не впитать тщеславие истинно Сумрачного кота с молоком кормилицы.
Но тон Кометы смягчился, и тема сменилась на более позитивную, а Сойкоглаз расслабился и уткнулся носом в передние лапы, с радостью и толикой горечи отмечая, что вот и новое поколение молодняка проходит через волнительную церемонию посвящения, в то время как он сам отлёживает бока в уютной, но уже опостылевшей до зубного скрежета палатке старейшин.

— Сойкоглаз, пришло время начать твое обучение. – Слепой котик встрепенулся и не сразу сообразил, что именно означали слова предводительницы. – Твоей наставницей станет Наледь. Наледь, несмотря на твою молодость… – будничным тоном, словно не происходило ничего из ряда вон выходящего, точно это не его мир, не Сойкоглаза – антрацитово-серый, почти чёрный и глазу невидимый – только что дал обширную трещину и дрожал, сотрясался, рассыпа́лся на части и собирался заново в унисон грохочущему в ушах пульсу, вещала Комета.

Не отдавая отчёта собственным действиям и повинуясь условным рефлексам и инстинктам, оглушительно громко твердящим: «Беги, скорее!» – пятнистый кот поднялся на лапы и опрометью выскочил из палатки. Его шерсть топорщилась неряшливыми прядями, на кончике уха повис кусочек мха, а глаза были широко распахнуты, словно хотели уместить в себя весь мир с его серебрящимися инеем голыми ветвями лиственных деревьев, морозной хвоей, припорошенной снегом, и бескрайним небом, укутанным пушистым хвостом вереницы облаков.

«Всё настолько плохо? – лихорадочно соображал Сойкоглаз, неловко, рывками протискиваясь к скале и к ожидающей его наставнице. К кошке, чьё имя он даже толком не расслышал, полностью растерявшись от неожиданной благосклонности Кометы. – Настолько, что посвящают меня, слепца? Грозовое племя объединилось с племенем Ветра, и нам не выстоять, так что понадобился даже я? Но я, я ведь…»

Старейшине показалось, что он уже отсюда слышит громогласный смех воителей Грозового племени и Ветра, едкую, но справедливую насмешку над ним, калекой, отчего-то – шутки ради? – посвящённым в оруженосцы. Лапы неожиданно подкосились, подломились и разом ослабли, и Сойкоглаз запнулся о чей-то хвост и к Наледи выкатился буквально кубарем, едва не сбив её с лап. Он торопливо пригладил всклокоченную шерсть на загривке и дикими глазами обвёл собравшихся, как будто мог увидеть их реакцию на столь неожиданное решение предводительницы; как будто мог почувствовать на себе их взгляды и понять, какими же они были: радостными, одобрительными или же неприязненными и недоверчивыми.
Сердце гулко колотилось в груди, а дыхание со свистом и надрывом царапало глотку, и котик, постепенно унимая его, вдруг понял, что никакого смеха нет и не было в помине: лишь стая ворон взмыла в воздух где-то неподалёку, огласив округу хриплым граем.

«Только бы не промахнуться, только бы не промахнуться», — мысленно взмолился Сойкоглаз, подбираясь и осторожно – на пробу – утыкаясь носом в сторону мордочки наставницы.

Ему казалось, что стоит только облажаться, как Комета тотчас возьмёт свои слова обратно и передумает. Но Наледь — оруженосец, теперь уже оруженосец, узнал её характерный свежий запах ломкого наста и дождевой воды — и сама подалась навстречу, и пятнистого кота сначала коснулась тёплая волна её дыхания, и только после этого – влажный шероховатый нос.

«Наледь. Моей наставницей стала Наледь». — Он не слишком хорошо знал её и не понимал, как следует к ней относиться и вести себя в её обществе. Сойкоглаз отчётливо помнил скупо оброненные слова некоторых соплеменников, не слишком жалующих её и ей подобных.

Полукровка. Грязная, нечистая, недостаточно преданная, — таковой её считали и называли за глаза.

Сам же ученик не имел ничего против этой кошки, но её молодость и поставленная многими под сомнение преданность вводила его в ступор. Комета подобрала для него в наставницы именно Наледь, пожалев для дефектного кота более опытного воителя?..
И тут же, вспыхнув от стыда и ничего не ответив на доброжелательное приветствие, он отпрянул от соплеменницы и виновато прижал уши.
Сойкоглаз провинился, допустив такие малодушные и эгоистичные мысли. Ей ведь тоже было нелегко: Наледь наверняка мечтала о ком-то вроде Капельки или Медяка, а ей достался незрячий ученик-переросток со своими тараканами в голове, которого неизвестно как следовало обучать. И теперь им обоим придётся изрядно поломать головы, кем же он станет в итоге: достойным воителем своего племени или же позорно вернётся в палатку старейшин и отметит кошку как неспособную наставницу.
Новоиспечённому оруженосцу следовало быть благодарным, в первую очередь к предводительнице, что дала ему шанс проявить себя и послужить на благо племени; и он с нетерпением повернулся к скале собраний вполоборота, желая дослушать речь Кометы до конца и поблагодарить её за оказанную честь лично, но лёгкое прикосновение к боку заставило его встрепенуться и, нехотя развернув морду к Наледи, послушно проследовать за последней.

— Что ты сейчас чувствуешь? — негромко поинтересовалась та, когда они отошли на достаточное расстояние, и поздравительный гомон немного поутих.

— Я… я не знаю, — не стал обманывать кошку Сойкоглаз. Он устроился рядом и подчёркнуто манерно окольцевал передние лапы хвостом. — Наверное, то же, что и ты? — с нервным смешком добавил котик и неловко лизнул грудку. — Знаешь, я… Я не совсем бесполезен, — тихо и невнятно, словно желая оправдаться за то, что он достался ей именно таким, пробормотал ученик. — Я относительно неплохо знаю Воинский закон, пару раз бывал на границах вместе с патрульными и несколько раз выбирался в лес сам, тайком, я… — Он запнулся. Растерял свою невеликую смелость и стыдливо опустил голову. Его собственные достижения сейчас показались Сойкоглазу глупыми и жалкими: любой шестилунный котёнок мог добиться того же, если не большего. Гордиться было явно нечем.

Всю свою недолгую жизнь кот мечтал о том, как переберётся в палатку оруженосцев и будет обучаться воинскому искусству вместе со всеми, наравне; как собственными лапами соорудит гнёздышко и облюбует укромный тёплый уголок, где и найдёт себе место; как будет спозаранку вскакивать и нетерпеливо будить наставника, желая успеть как можно больше; как с блеском пройдёт финальное испытание и станет одним из лучших, гордостью наставника и, может быть, даже своего отца.
Но сейчас, вслушиваясь в затаённое дыхание Наледи — частое, быстрое, почти поверхностное, — он отчего-то сдал на попятный. Испугался, что станет обузой и тяжёлой, неподъёмной ношей; что Наледь не захочет с ним возиться, откажется от бесполезного ученика, и это будет гораздо больнее и унизительнее, чем если бы он сам заявил во всеуслышание о том, что не годится быть оруженосцем, а впоследствии – и воителем.
Ему следовало сделать это. Подобрать и произнести нужные слова, пока язык ещё повиновался, а напускная бравада не растаяла, словно облачко выдыхаемого пара.

— Н-наверное, — сглотнув отчего-то ставшую вязкой слюну, медленно протянул Сойкоглаз, — мне следует сказать Комете, что она ошиблась, и тогда тебе не придётся… Ну, то есть…

Каждое слово, каждая буква – терновый шип в горле и колотый гранит на сердце.
Но так было правильнее, лучше для них обоих, — так жалко и безуспешно убеждал себя котик, тщетно стараясь придать голосу непоколебимую твёрдость и не сорваться на тоненький недостойный вой.

— Поздравляю, Сойкоглаз, — вдруг окликнул его почти беззвучно подкравшийся Сумеречник, и новоиспечённый ученик подпрыгнул от неожиданности, судорожно вздохнул и часто-часто закивал головой, подавившись воздухом. — Успехов в учёбе.

— С-спасибо.

—  Сойкоглаз, — сразу же, не дав оруженосцу прийти в себя и продолжить свой ломаный монолог, подал голос Сабельник. — Поздравляю. Ты вылазкой из лагеря свой новый статус справить не желаешь?

— А? — сипло мяукнул пятнистый котик, чувствуя себя донельзя глупо. — Нет. Т-то есть, да. Да! Конечно! С радостью!

Сбежать от Наледи как можно дальше и как можно скорее, пока он не наговорил ей ещё больше глупостей; скрыться от её внимательного небесного взгляда, проникающего под кожу и нестерпимо жгущего, царапающего и ранящего.

— Ива передала, что срочно ей понадобились травы, я думал, вдруг ты захочешь ей помочь? Возможно нам ещё туда дойти придётся, где раньше ты и не был. — Сабельник понизил голос, и Сойкоглаз навострил уши и постарался не обращать внимания на свою наставницу, но его рот так и норовил приоткрыться, чтобы ощутить все оттенки её аромата и настроения полнее и глубже.  — И Полумесяца с собой возьмём.

— Да, да, разумеется, — бестолково закивал он и плотно прижал одну лапу к груди, словно пытаясь удержать на месте гулко бьющееся, стремящееся пробить костяную клеть рёбер и взвиться ввысь, сердце.

«Это не сон. Не сон, не сон, не сон…» — Он — оруженосец. У него только что была настоящая церемония посвящения. У него есть его собственная наставница. Его поздравляли соплеменники, даже старшие воители, а Сабельник и вовсе увидел в нём кого-то, кто мог оказаться полезным для племени в данный момент.

Быть может, Сойкоглаз погорячился со своим скоропалительным решением отказаться от новых обязанностей? Вот только перед Наледью выходило до крайности неловко.

— Я… М-хм, извини, я… — так и не найдя подходящих слов, скомкано промямлил котик и нервно изогнул кончик хвоста.

Самый радостный день в его жизни отчего-то неисправимо шёл наперекосяк, но, несмотря ни на что, несмотря на собственные страхи, сомнения и тревоги, оруженосец был по-настоящему счастлив.

Отредактировано Сойкоглаз (07.01.2019 21:43:59)

Топь не ожидала, что посвящение Капли принесёт не только гордость и радость, но и грусть. Нет, конечно, кошке не нравилось целыми днями сидеть в детской, но вот не видеть сына целыми днями...
Довольно кивнув, когда Комета назвала себя наставницей её сына, а затем прокричав все посвящённые имена ( в то числе Сойкоглаза и Медного), бывшая королева подошла к Капле и со всей своей любовью лизнула его в макушку. Это был единственный раз, когда сумеречная проявила свою любовь к сыну на публике. Уж слишком сильно она сейчас была горда и довольна. Комета хорошо его обучит. Другого наставника для Капли Топь бы не потерпела.
- Поздравляю, дорогой, - улыбнулась полосатая, наконец повернув голову в поисках приёмного сына. Его она хотела поздравить тоже, но оруженосец уже куда-то унёсся. Ладно, потом. Если не забуду.
- Воронушка осталась без наставника, и Комета сегодня ничего не сказала на этот счёт, - Топь ненадолго нахмурилась, услышав разговор соплеменников.
- Не думаю, что это проблема, - протянула воительница, бесцеремонно пихнув братца плечом. А это хорошая идея. Топи сейчас как раз было нечем заняться, а ждать нового ученика ещё луны и луны. Болотноглазая поймала взглядом Комету и подошла к ней. Благо, кошка как раз шла навстречу к ней.
- Комета. Спасибо, что взяла в ученики Каплю. Я полностью удовлетворена. Но тут вопрос насчёт Воронушки, она осталась без наставника. Могу взяться обучать её, если нужно.

→ целительская

Отмахиваясь от настойчивого норовившего пристать к чёрной шерсти запаха трав, черногривая выскочила из палатки целителя. От резких ароматов едва ли не заслезились глаза, и свежий ветерок на главной поляне быстро привёл её в чувство.
— Комета. - первой её окликнула только что сложившая свои обязанности королевы Топь, и предводительница, быстро прилизав шерсть на грудке, зашагала навстречу соплеменницы.
Спасибо, что взяла в ученики Каплю. Я полностью удовлетворена. - сумрачная коротко кивнула - Каплю она брала в ученики, конечно, не для того, чтобы угодить его матери, но завуалированная лесть (или же Комета просто везде видела лесть), ей понравилась.
Но тут вопрос насчёт Воронушки, она осталась без наставника. Могу взяться обучать её, если нужно.
- Звездоцап меня побери - выдохнула предводительница, раздосадовано хлопая себя хвостом по лбу. И как она могла забыть? - Да, конечно, бери. И передай ей мои извинения, что я не провела церемонию, как для Пузырника. - ответила Комета.
- Спасибо, Топь. Бери Воронушку, если она в лагере, и отправляйтесь к границе с Грозовым племенем, проверьте, всё ли спокойно. - закончила она, торопливо кивая, и отходя от соплеменницы - на поляне показался пушистый бок Крушины.
- Давно спала? - кошка скользнула сочувствующим взглядом по своей глашатай, а затем, поведя носом, выжидающе на неё уставилась. Её немой вопрос озвучил подоспевший Белоус. — Где?
- Белоус, Топь отправляется к границе, присоединяйся к ней. Времена сейчас неспокойные, чем больше отряд, тем лучше. - распоряжается  предводительница, желая остаться с Крушиной наедине и не только выяснить про странный запах, но и рассказать о знамении.

Отредактировано Комета (08.01.2019 16:52:27)

Возвращение. Продолжение игры.
Серый комок меха вывалился из палатки воителей. Снова не вписался в лаз, из-за чего на ветках палатки осталось несколько клочков серой шерсти. "Ну вот, теперь будет холоднее жить!"
Порадовавшись тому, что сегодня хотя бы чинить ничего не придется, кот направился в сторону поганого места. Шел, быстро-быстро переставляя лапы, которые еще не успели позабыть тепло подстилки.

Обратно Туман вернулся каким-то умиротворенным, ведь пока не думаешь о необходимости продолжать учиться... мир кажется куда как светлее и теплее. И... словно бы холодом повеяло, стоило только неспокойным мыслям пробраться в пока еще сонное сознание. Особенно зябко стало когда проклятый ветер распушил шерсть и пробрался к самой шкурке.

У холода, помимо отрицательных сторон, очевидно, нашлись и положительные. Мысли Тумана перестали весело гоняться за "той сочной мышкой", а глаза наконец открылись и обозрели поляну. Почему-то на поляне было совершенно неподходящее количество котов, а именно: их было слишком мало.
Ночь - самое время для сумрачных котов. Отчего же все отправились спать? "Или ушли, но не спать?"

"Наледь," - кот посмотрел в сторону соплеменницы, но воительница была занята. Сумеречника серый комок меха вроде как даже не заметил. Туманчик знал, иногда нужно пропускать мимо глаз, ушей и сознания присутствие старших. Старших... Старшими очевидно были предводитель и её ближний круг, - "Комета, Крушина..."
Туман продолжал переводить взгляд с одной фигуры на другую. - "Топь, Белоус..."

Наблюдать за лагерем безусловно было интересно. Однако, энергия требовала выхода. Куча дел была еще не переделана и... "Нужно спросить у глашатая. Пускай решит куда меня послать. А потом я прибавлю к этому остальные свои планы... Ведь племя, прежде всего! ... иначе потом заставят убирать грязные подстилки, может даже на целую луну.  И то что я уже воин... мне никак не поможет."

Предводительница как раз послала двух воителей на задание, из чего Туман сделал вывод, что это знак свыше! Нужно подойти и спросить.  Направляясь к старшим воительницам, кот неосознанно вновь скользнул взглядом по теплой парочке. Холодный ветерок растрепал шерсть, наконец таки серая макушка вновь была растрепана! Взгляд серых глаз немного потускнел, но это ничего, в сезон голых деревьев все вокруг тускнеет...

Наступила самая нелюбимая воителем пора, и вне зависимости от того, как давно сменился сезон, Туман не забывал проклинать каждый день этого холодного времени. Напротив, кажется серый комок меха, как и проклятый сезон, с каждым днем становился все более и более противным.

— Комета, - Приблизившись к старшим кошкам, кот склонил голову, проявляя свое истинное уважение к предводителю.
— Крушина,  - комок меха уважал старшую воительницу и глашатая не меньше чем предводителя, но иногда безумие этого кота не знало границ. Склонив голову на бок, это безобразие на  тонких и таких хрупких лапах спросило, — Кажется, я пропустил что-то важное... Мне нужно что-то сделать?
Веселье, хотя скорее уж паясничество, было немного наигранным, блеклые глаза наверняка выдавали истинное настроение Тумана.

Отредактировано Туман[х] (08.01.2019 20:31:58)

В последнюю ночь Капелька спал очень плохо. Лапы ныли, когти чесались уже поскорее выскочить из пропитанного запахом молока и пыли места, пускай снаружи ждали морозы — ведь не из того сорта котов он был, чтобы бояться холодов. Шесть лун. Что он тут забыл? Ледянистый взгляд от стенок палатки медленно опустился к безмятежной морде спящего братца. Не верилось, что тот может выглядеть таким спокойным: не шипит, не огрызается. Капелька даже усмехнулся, кажется. Но это ненадолго. Он уже приготовился увидеть яд в янтаре глаз Медяка после посвящения. И какое имя дадут братцу?
Белесый долго рассматривал соплеменника, ему постоянно казалось, что у того в присутствии  рядом Капельки шерсть дыбилась даже во сне. На этой мысли веки заметно потяжелели, и котёнок провалился в дрему. Имя-имя. Да какое дело мне до этого имени.

Капельку разбудили наполнившиеся сухой болью от короткого сна глаза, и пускай юнец был полон сил, голова не отрывалась от подстилки, и он безучастно изучал собственные аккуратные когти. На краю сознания плескалась мысль о грядущем событии, но даже близость посвящения не помогла ему быстро подняться. Прилизался перед выходом котёнок без особого энтузиазма, отсев от матери на лисий хвост, да и на поляну вышел так, словно посвящение было не самым ожидаемым днем в его короткой жизни, а лишь данностью. Мягко говоря, не так он себя представлял в этот день.
За завтраком глаза бегали от соплеменника к соплеменнику, однако сколько бы Капелька не их оценивал (а оценить было сложно, ибо представление о каждом было лишь поверхностным), белесый каждый раз останавливался на Вяхире с парой мурашек, пробегавших по его спине. Главное, чтобы это был не Вяхирь. С остальным свыкнется.

На посвящении, впервые сидя впереди всех, белесый следил за Медяком, молчаливо сравнивая полную скрытой обиды и злобы морду с той, которую он видел ночью. Что ж, в новой палатке тот наверняка уйдет в другой угол. Не сказать, чтобы Капелька сильно радовался или расстраивался, но все же что-то не давало ему оставаться безразличным к той пропасти, которую установит перед ними вступление в новую должность.
— Капелька, отныне ты будешь зваться Капля. Твоей наставницей стану я, и, поверь, я обучу тебя всему, что в моих силах.
Захлопав ресницами, юнец поднял глаза наверх, где приглушенные лучи  освещали облик предводительницы. Та грациозно спустилась вниз и даже приблизилась, и, стоило глазам Капли пересечься с глазами старшей кошки, его сердце замерло в ранее неизвестном чувстве. Словно сейчас она коснется его, и жизнь перевернется с ног на голову.
Но мягкое ощущение чужого прикосновения принесло собой лишь распушившуюся шерстку, после чего Капля растерянно проводил Комету взглядом.
Не Вяхирь.
Но что-то все равно не давало новопосвященному облегченно вздохнуть.

После посвящения белесый с непривычной сухостью поздравил соплеменников, ненадолго остановив ледянистые глаза на Сойкоглазе.
Посвятят ли их в воители в один день?
Сомнительно.
От неприлично долгого разглядывания ученика отвлекло нечто мокрое на макушке. Сначала поморщившись и лишь после узнав в подошедшем соплеменнике собственную мать, Капля сгорбился и растопорщил усы.
— Поздравляю, дорогой.
Ох, предки.
— Мам, — буркнул белесый, снизу вверх глядя на собственную мать. Он не был против подобных нежностей, пускай и редких, однако не у всех на глазах. Просто мечтая о том, чтобы произошедшее только что проявление чувств сменилось чем-то другим, Капля хрипло усмехнулся, коснувшись лбом плеча Топи. — Рад, что ты тоже в строю.

И все же. Близость войны. Найдет ли Комета для него достаточно времени?
С тихой завистью скосив глаза на брата и его наставника, Капля поднял глаза на облачное небо.
Интересно.

" Мне нравилось спать. Нравилось ютиться в теплой палатке, зарываясь носом в собственную шерсть и тихо сопеть. Для меня это было высшей мерой наслаждения. Возможно, самое дорогое, что было в моей жизни. Я дорожила каждой каплей сна, ведь, чем больше ты в нем — тем больше восстановиться организм от прошедшего дня. Я не из тех, кто пренебрегает сном. Я считаю его таким же нужным в нашей жизни, как и простое питание. Различие лишь в том, что шансов поспать у нас больше, чем поесть. "

Кошка проснулась рано, из-за того что поздно легла. А может, это просто морозный ветер забежал в палатку воинов и решил пробудить ее по-раньше. Оно и к лучшему, ведь только бело-бурая решила подняться с моховой подстилки, как прозвучал голос предводительницы. Он был как всегда властный и громкий, но отчего-то уже привычный и теплый. В этом голосе чувствовалось что-то родное. Вероятно, из-за того что он был на слуху уже столько лун, его можно было сравнить с голосом родной матери. Вспомнить бы только этот самый голос ..

Грациозно прогнув спину, Цикада хрустнула парой позвонков, расплываясь в сладком зевке. Оказывается, не одно она проснулась в такую рань ... или все таки сейчас было не такое уж утро? В зимнее время было тяжело определить, какое именно врем суток в лагере. Вот вчера, кажется, она вернулась с похорон Саламандры когда уже стемнело. И кто знает, прошло всего лишь пол дня или время было под ночь?

Дело ясное, что дело темное. Черная фигура Сумрачного лидера отчетливо виднелась на поляне. Ее высоко поднятая голова и шерсть, развивающая по ветру символизировали, как может показаться, все племя Теней. Черная шерсть — словно мантия, что скрывает Сумрачного предводителя от глаз недруга. Глаза — такие глубокие и холодные, кусачей чем любой мороз в этом лесу. Идеальный образ Сумрачного племени: выдержка, суровость и стойкость.

Имена котов, которые в одно мгновение перешли на ступень выше воинской жизни, эхом разносились по поляне. Цикада не сидела в самой толпе, она держался где-то подле, своими глазами наблюдая за реакцией котов, чье имя было названо. Глаза ее блекло горели огнем радости и счастья, на морде зияла легкая улыбка. Она уже не первый раз присутствует на таких мероприятиях и каждый раз убеждаешься в том, как быстро меняются поколения воителей. Иной раз задумываешься о смысле всего того, что происходит вокруг. О смысле битв, дележки территории, продолжения рода. Мы рождаемся чтобы воевать, а воюем мы за территорию. На этой территории будут рождаться воины, которые вновь будут воевать. С одной стороны, мы боремся за то, чтобы наш род заполонил весь лес и не осталось больше никого ... а с другой. Весьма смутно последнее время воспринималась суть жизни племени. Просто в выживании? Они ведь, даже не двигались куда-то вперед. Нет прогресса, нет какой-то цели ...

" Медяк. Капелька. И Сойкоглаз. Я всегда говорила, что относилась к оруженосцу более-менее лояльно и старалась не выделять его из толпы. Но сейчас, взор моих глаз был устремлен только на него. Впрочем, как и взор всего остального племени. Для многих это было шокирующей новостью. Не являлся секретом тот факт, что коты Теней сомневались в Сойкоглазе и его судьбе воителя. Сомневались абсолютно все, но в некоторых таилась надежда на лучшее будущее этого мальца. Предводитель Сумрачных котов — Комета, была новым поколением воителей и вполне объективно смотрела на слепоту кота. Любого можно научить драться, даже если он слепой. Не даром, мать природа дала нам обоняние и слух. "

Не сказать, что кошка была сильна шокирована подобным решением предводителя, однако ... в глазах ее читалась какая-то благодарность. Нет ничего плохого в том, что Сойкоглаз наконец выйдет из тени и хоть чем-то займется ближайшие лун пятьдесят. В конце-концов, что это за жизнь, основанная лишь на сне и еде? Цикада даже боялась представить, как сложно прожить такую жизнь. Мало кто согласился бы добровольно на такую судьбу и пожелал бы, скорее, переродиться.

[indent] Коротко кивнув в ответ на решение Кометы, дымная бегло осмотрела поляну, выискивая среди не разошедшихся по вечерним заданиям воителей кандидатов, подходящих для разбирательства с грызунами, параллельно пытаясь накидать хотя бы примерный план действий. Шугать крыс с гнили - это одно, но как быть в тоннеле, где не устроишь ни засады, ни ловушки, да даже банально не увернёшься от нападения удивительно проворных, цепких и кусачих зверьков, чувствующих себя куда свободнее и вольготнее? Крушина, едва ли способная выпрямиться в тоннеле в полный рост, представляла сию картину слабо, и просьба предводительницы не рисковать в неё определённо не вписывалась. Коты, которых сумрачная намеревалась взять с собой, мелкостью и отсутствием стати также не отличались, что вело к одному: забейся они в тоннель хотя бы вдвоём, сразу создадут пробку, поставив в первую очередь в невыгодное положение самих себя, но не врагов, и ни о каком прямом бое попросту не могло быть речи. Но что тогда? Не перебить, так просто выгнать? И что же помешает колонии если уж не вернуться назад, так поселиться где-нибудь ещё на территории племени? Подобные соседи были невыгодны априори. Взять у Ивы каких-нибудь ядовитых ягод? Ещё хуже: они активно пользуются тоннелем, и, даже если предположить, что основная часть колонии перетравится, остальные на своих крошечных лапках разнесут ядовитый сок повсюду, в остатки ягод вляпаются оруженосцы или молодые воители и принесут его в лагерь на добыче, ветках, мхе, паутине - да на чём угодно. Не говоря уже о том, что выбежавших в предсмертной агонии из тоннеля крыс может кто-нибудь добить и съест, а великанша вовсе не была уверена, что таким способом нельзя отравиться. Столь опрометчиво рисковать здоровьем племени Крушина позволить себе не могла. Но что же тогда?
[indent] Воспоминание о давно отгремевшем пожаре пришло непрошено и заставило крупно содрогнуться. Кошка до сих пор не могла поверить, что безудержно бушующая стихия не перекинулась на их ельник. Насколько же неудержимо сильными были воля и стойкость Предков, сумевших защитить своих детей и дом от смерти в огне? Тогда из некогда густо населённого леса бежала вся дичь, способная уцелеть и не задохнуться, но даже когда пепелище остыло и в его опустевшее нутро по привычки начали наведываться птицы, ежи и прочая живность, грызуны бежали из этого места, обходя его полукругом, словно проклятое. Тогда кто-то впервые обмолвился ей о том, что мыши, крысы и подобные им твари заболевают от остатков сожжённой древесины. Избегают. И уходят.
[indent] - Боюсь, никакие звёзды мне не помогут. Вечереет, если ещё немного обождём, крысы совсем разактивничаются, - мотнула лобастой головой сумрачная, поднимаясь на лапы. Наличие решения проблемы приободрило её, и, кажется, даже придало сил. - Зайду к Иве, попрошу каких-нибудь укрепляющих трав. Потом лягу, - то ли Комете, то ли самой себе продолжила дымная, но разве обе они не понимали, что с событиями, в водоворот которых закрутило их племя, это «потом» может попросту не наступить? - Сумеречник, Вяхирь, Луна, Наледь, пойдёте со мной, - громко окликнула Крушина, в сомнениях цепляясь взглядом за Тумана, нрав которого как-то не располагал к участию в подобных вылазках. Но как ещё юнец будет учиться обуздывать его, ничего не пробуя? Где ещё набивать шишки, как не в компании более старших и опытных, способных направить, подсказать, как справляться с той или иной проблемой? Когда-нибудь Туман повзрослеет - не разумом, так лунами точно, - а они - умрут, оставив молодое поколение и на его плечи в том числе. Какой же опыт передаст ему тот, кого всю жизнь задвигали, коря за неподходящий характер? - Туман, ты тоже.
[indent] Крушина уже собиралась уходить, когда Комета решила продолжить собрание у себя в палатке. Времени оставалось всё меньше. - Вяхирь, Луна, сходите на пепелище, наберите так много золы, сколько сможете унести. И чем быстрее, тем лучше, - следуя за предводительницей в расщелину, распорядилась кошка.

→ Палатка предводителя

Отредактировано Крушина (11.01.2019 21:40:56)

[indent] Сумеречник изогнул кончик хвоста, наблюдая за тем, как проскользнула мимо Луна, обращаясь к Вяхирю. Позволил даже усмехнуться себе в усы, вон оно как, видать, воитель выглядит таким большим и страшным, что пятнистая воительница спешит проскользнуть мимо него как можно быстрее. Впрочем, это его даже радовало, пусть хоть кто-то из полукровок понимает свое место, где они и должны быть. Внизу. Грязь под лапами. Но, увы, от рассуждений отрывает голос Наледи, задумчиво протягивающей его имя дрожащим голосом, с интересом разглядывая сияющий лик луны на темном небе, да сосны, великанами упирающимися в небосвод. Сумеречник удивленно захлопал глазами, когда воительница спросила его совета. И ведь даже не успел скрыть растерянность на лице, досада.
[indent] — Оу, ну знаешь, — неловко замявшись, кот прижал уши, почувствовав себя не в своей тарелке. — Э-э-э, вот было бы все так просто, конечно…
Нервно рассмеявшись, воитель все же заставил взять себя в лапы, только бы не показывать свое смятение. И вот угораздило его сверкнуть своей доблестью при Комете, мол, смотри, дочь, с полукровками вожусь, даже лапой нос не затыкаю. Удивительное дело! Может, и ежи полетят? Как бы этого сам Сумеречник не хотел, он уже успел привыкнуть к определенным представителям грязной крови в племени. Взять Наледь. Очень даже импонировала великану. Но он скорее сам себе хвост отгрызет, если кому-то в этом признается вслух. А слащавая Луна лишь раздражала. Увы.
[indent] — Может бы-ыть, делать упор больше на его сильные стороны? — задумчиво протянул Сумеречник, отчаянно соображая. Да что он, Звездоцап дери, вообще знает о тренировках со слепыми оруженосцами? Ни-че-го. — Ну там, развивать слух, обоняние. Но я признаюсь, что я в замешательстве, да. Просто не знаю, чем тебе помочь, прости.
Воитель все же принял поражение, скосившись на Наледь, просто надеясь, что та сама сообразит, что к чему. К счастью, спас его глас Кометы, а после и Крушины. Дотронувшись кончиком хвоста до плеча воительницы, Сумеречник кивнул ей на прощание. Раз дочка в тебе уверена, а она знает, что делает, то и ты сумеешь. Давай же. Воитель поспешил за небольшой делегацией в палатку предводительницы, все еще не веря самому себе. Это что же получается, он признает, что полукровки не так уж и плохи? Бред.

→ палатка предводителя

Туман, подчиняясь жестам глашатая,  где стоял там и уселся. Чинно-мирно обернул лапы хвостом, с видом "А я что? А я ничего. Сижу и не мешаю." принялся ждать указаний. У молодого воителя даже и в мыслях не было, что глашатай не найдет ему задачи. Это же глашатай, да еще и Крушина!
Глупость невероятная, но серый кот не особо прислушивался к разговору старших. Хотя уши лапами не затыкал, но и вникать не пытался. Если что-то серьезное обсуждают, то и внимание  само собой переключится, а пока этого не произошло, можно продолжить наблюдение за лагерем.  Бесполезное занятие, зато не так скучно.
То ли снег пошел, то ли просто ветром сдуло несколько снежинок с макушки близстоящих деревьев, но как-то так Туман сосредоточился на одной крупной снежинке. Возможно из-за того, что лагерь был изолирован от порывов ветра со всех сторон кустами, совсем слабый ветерок (временами появляющийся даже здесь) гонял несчастную снежинку чуть ли не по всей поляне, то приподнимая, то снова позволяя опуститься...
Хорошо что разговор Глашатая и Предводителя продлился не особо долго... Даже не смотря на странные и непредсказуемые, а от того еще более любопытные перемещение снежинки,  Туман все еще не особо любил снег и вообще не собирался концентрироваться на погоде.
Краем уха молодой воин слышал, как Крушина начала отдавать распоряжения другим воителям, а значит совсем скоро и у него появится задание. Самое время! А то снежинка уже почти упала к прочим своим собратьям.
— Сумеречник, Вяхирь, Луна, Наледь, пойдёте со мной, — произнесла старшая воительница, а потом вроде как задумалась. "Забыла про меня? Или думает куда бы отправить..?" Решение Крушины было довольно неожиданным для Тумана, да может и не только для молодого воителя... — Туман, ты тоже.
Только после назначения в команду к остальным воителям, кот наконец все же задумался, а куда такой громадный патруль отправляется и, собственно, почему такой толпой. Пришлось сосредоточится и воссоздать события последних дней, вспомнить вскользь услышанные разговоры... Серый комок шерсти окончательно запутался, но все же смог осознать, что где-то прячется крайне опасный враг и желательно бы сосредоточится на деле, а не на снежинках, тогда может и от Тумана в этом деле будет какая-никакая а польза.
От непонимания ситуации настроение начало портится. Нахмурившись Туман направился в сторону к старшим воителям.