Очередной день сезона Голых Деревьев, торопливо собирая со всех уголков небосклона и подтягивая поближе к горизонту светлые плотные облака, стремительно клонился к концу, уступая свой когда-то голубой трон сначала сумеречному, холодному вечеру, а после и вовсе величественной, непроглядной ночи. Серый, практически неразличимый с плавно опускающейся на землю темнотой здоровяк совершенно неподвижно сидел у ближайших особо пышных, но всё также, как и все другие растения, раздетых кустарников растущего повсюду утёсника, лениво оглядывая пролёгшую перед его лапами почти полностью пустую поляну и скучающе зевая, открывая всем на обозрение розовую пасть и острые желтоватые зубы. Всё прошедшее с самого утра и по этот миг время смело можно было считать потраченным впустую, ведь молодому воителю не удалось успешно вызваться ни во все три проводимых пограничных патруля, ни даже ни в охотничьи отряды, а отправляться в продуваемую всеми ветрами пустошь абсолютно не хотелось. В голове юркими полёвками и дальноскачущими кроликами проносились различные, в большинстве своём бестолковые и какие-то очень абстрактные мысли ни о чём, напряжённые от долго нахождения в одной и той же позе мышцы начинали ощутимо ныть и откровенно требовать на себя хотя бы какой-нибудь физической нагрузки, а кости уже начинало ломить от ледяного холода, что своими цепкими лапищами пробирался сквозь землю и плотный воздух и со всех сторон впивался в защищённое только пушистой шерстью туловище. Кот резко раздражённо махнул толстым хвостом, поднимая вокруг себя высоко вверх всю снежную пыль, легко поднялся с промёрзшей твёрдой земли, поочерёдно вытягивая в разные стороны свои короткие конечности и отряхиваясь от незаметной на сером грязи, и молчаливой бесшумной рысцой отправился в сторону виднеющейся из любого угла палатки оруженосцев.

Янтарь двигался нарочито-размеренно и даже с какой-то стороны слишком медлительно для того, в чьём теле в данный момент бурным ураганом бушевала вместе с разгорающимися эмоциями навязчивая идея, которая только что охватила своим обжигающим усы огнём всего самца с ушей и до кончика хвоста. Аккуратно переставляя плотные лапы и всем своим весом раздавливая незаметных его взгляду сцепившихся за протянутые во все стороны ручки сестричек-снежинок, ветровой хищно вперился ищущим взглядом сквозь голые ветви пышных зарослей утёсника и, напрягая свои янтарные глаза, старательно пытался высмотреть в тени знакомое буро-белое пятно, к которому он как раз сейчас и направлялся с одним очень заманчивым предложением. Благо, у здоровяка были довольно широкие, размашистые шаги, по причине чего уже через несколько быстротечных минут он уже просовывал свою круглую морду прямо под куст и с шумом втягивал в свои лёгкие спёртый запах убежища учеников.

— Эй, пушистый мешок с костями, снова лениво развалился на своей подстилке? — негромко бросил кот, вертя головы из стороны в сторону и всё же обнаруживая знакомую фигуру в дальнем углу. — Омутик, вставай, хватит дрыхнуть! У меня к тебе одно деловое предложение, жду тебя на поляне, — притворно-ласково мурлыкнул самец и, резким движением высвободив запутавшийся в ветвях загривок, неторопливо выпрямился во весь рост, ловким движением шершавого языка приглаживая вздыбившуюся на грудке шерсть.

Янтарь ленивым движением серой круглой морды окидывает лежащую прямо перед его лапами необъятную поляну лагеря племени Ветра и удовлетворённо про себя отмечает тот факт, что практически все его соплеменники в предверии наступающего на хвост времени обмена всяческими новостями и взаимных вечерних умываний разбрелись в самые укромные от зябкого ветра пустошей уголки. С явно читающимся в насыщенно-жёлтых глазах безразличием задерживает взгляд сначала на одной, а после и на второй главной семье бескрайних степей и с лёгким отвращением невольно передёргивает округлыми плечами на складывающуюся слишком уж идеально картину сильной любви и крепких уз, после чего характерно сплёвывает накопившуюся в пасти от длительного молчания слюну и оборачивается к густым зарослям раздевшегося на сезон Голых Деревьев утёсника. Кот попеременно напрягает уже начинающие ощутимо изнывать от долгого бездействия и клубящегося в выдыхаемом молочном дыме мороза мышцы, в очередной раз за этот бестолковый день нацеливаясь на узкий лаз в глубину палатки оруженосцев, как вдруг всё же слышит начавшееся за тонкими ветками движение и ожидающим наконец соизволившего собраться ученика взглядом вперяется на некое подобие входа в приятную мглу спасающего от непогоды убежища. В чёрный нос на несколько убегающих сквозь когти мгновений раньше показавшейся уже такой знакомой буро-белой шерсти ударяет тёплый запах только что пробудившегося от крепкого сна ветряка, что по пути к ловящему его серому здоровяку смешивается с манящим ароматом свежей моховой подстилки, которая за долгие луны своей прежней жизни каждой клеточкой впитала в себя дуновения бегущего резвыми порывами свободного воздуха и слабые нотки обжигающего глотку благоухания проскакивающих где-то совсем близко ещё живых, упитанных кроликов. Самец оценивающим взглядом скользит по внешнему виду без-одной-луны-воителя и нарочито громко цокает языком.

— Да, дружок, вид у тебя очень уж помятый... — задумчивость до краёв наполняет низкий баритон, в то время как его прямой владелец фыркает и отворачивается от окончательно выползшего на поляну оруженосца. — Уже начинаю подумывать отказаться от своей идеи и оставить тебя в покое, а то ещё подохнешь от перегрузки, да вот только я не настолько добрый для подобных благосклонных снисхождений, — скалит жёлтые зубы в каком-то уродливом и очень отдаленном подобие насмешливой улыбки и неторопливым шагом, еле переставляя друг за другом каждую лапу по очереди начинает не слишком близкий путь к виднеющемуся даже с этой стороны невысокому пригорку, что так услужливо является входом и выходом в лагерь. Янтарь очень хорошо знает, что этот кот, в котором он с каждым разом всё больше и больше начинал видеть достойного союзника-соперника, и в данный момент упрямо следует за ним по пятам, превозмогая своё явно отвратительное самочувствие, чем даже невольно вызывает у старшего желание... похвалить? — Я что-то засиделся в лагере уже, хочу вот сходить к источнику, хорошенько размяться и, может быть, даже потренироваться. Можешь при желании составить мне компанию, только сначала хотя бы подкрепись, иначе свалишься от первого дуновения ветра, — голос вновь сквозит искренней насмешкой над учеником, пока самец шумно усаживается на твёрдую, холодную землю и неторопливо прикрывает медовые глаза. Я позволю себе довериться тебе, малец. Очень надеюсь, что ты сможешь оправдать мои надежды...

За очередными кружащимися чёрным жужжащим роем в серой голове мыслями молодой воитель не сразу же замечает стремительно утекающего сквозь когти времени и приоткрывает свои янтарные глаза только лишь после раздавшегося совсем рядом чуть хрипловатого голоса только что отужинавшего оруженосца. От буро-белой круглой мордочки стойко пахло поглощённой буквально несколько минут назад общеплеменной добычей, от чего кот невольно громко сглатывает подступивший к самому горлу сводящий желудок голод и с лёгким раздражением дёргает кончиками угловатых ушей, недовольно вспоминая доставшуюся ему на обед тощую крохотную полёвку. Быстро кивает на готовность соплеменника к предстоящей тренировке и неторопливо поднимается с холодной земли, шумным движением отряхивая пушистую шерсть от налипших на неё липких снежинок и расшевеливая, казалось бы, замёрзшие мышцы, после чего бесшумными шагами по подмёрзшему толстому пласту белоснежного одеяла следует прямо за младшим самцом и с читающимся в расслабленном туловище безразличием одним ухом вслушивается в негромкую болтовню ученика.

— Да? — без особого энтузиазма переспрашивает ветряк и неопределённо пожимает похудевшими за этот сезон плечами. — Мне, если честно, сейчас никакого дела нет до того, что происходит в других племенах, пока в своём всё не так уж и гладко. Но, в общем-то, я всегда готов перегрызть глотки и выцарапать глаза любому нарушившему наши границы глупцу... — предупреждающе рыкнул Янтарь и вдруг резко остановился, наблюдая за дальнейшей реакцией Омутика.

Та, к большому сожалению кота, была слишком медленной — может быть, в силу одолевшей буро-белого задумчивости, а может-быть от явной какой-то усталости, — а потому в тот самый момент, как ученик наконец всё же затормозил и хотел было уже развернуться к своему серому спутнику, он уже, легко отталкиваясь задними лапами от твёрдой земли и широко расставляя лапы, прыгает на пушистую спину соперника. — Где твоя бдительность, Омутик? — в силу охватившего самца эффекта неожиданности он не успевает практически ничего толкового сделать кроме какого-то нелепого маленького шага в сторону и под нелёгким весом воителя прямо круглой мордой с характерным звуком глухого удара утопает в холодном снегу, после чего всё же берёт себя в лапы и скользкой рыбой каким-то чудом выскальзывает из-под серого здоровяка. Клац! стучат сомкнувшиеся на морозном воздухе вместо мягкого загривка челюсти старшего ветрового, и он торопливо подбирается, любым способом пытаясь успеть спастись от уже устремившейся на него атаки оруженосца, но переднюю лапу всё же пронзает слишком хорошо ощутимая боль от проткнувших нежную кожу клыков, и громкий мяв невольно вырывается из узкой пасти. Янтарь неудачно отпрыгивает в сторону и, с громким шипением приземляясь на кровоточащую лапу, грузно заваливается на бок, тут же ощущая залезшего сверху него ученика и извергая из своей глотки грозный рык, после которого кот рьяно изворачивается под пушистым соплеменником и в самый последний момент своего освобождения скользит выпущенными наполовину острыми когтями на задних лапах по незащищенному животику.

— И чему это только тебя учил твой наставник все эти луны, а? — тяжело дыша, фыркает серый самец и с шумом усаживается на промёрзшую землю. — Слабо, Омутик, очень слабо! Я бы спокойно мог тебя сейчас смертельно покалечить, — с явными нотками довольства самим собой негромко мурчит ветряк и показательно вылизывает пострадавшую в только что произошедшем бою лапу.

[indent] Янтарь аккуратными, даже нежными движениями — он на такое вообще способен? — скользит шершавым язычком скользит по ещё кровоточащим дыркам после острых клыков Омутика и самодовольным взглядом исподлобья терпеливо молча наблюдает за потерпевшим поражение противником. Чёрный нос будто бы снаружи и изнутри пропитался свинцовым, тяжёлым запахом разлившейся повсюду алым вязким морем крови, в то время как пушистая серая шерсть заметно наэлектризовалась от царившего в плотном воздухе напряжения и распирающей самцов — или, по крайней мере, толькой одного из них — энергии. Издаваемое буро-белым тихое поскуливание сладким мёдом затекало в слегка прижатые уши ветрового воителя.

[indent] — Если мне не изменяет память, тебе уже меньше луны осталось до просвещения в воители, так что мы практически на равных, — резонно заметил Янтарь в ответ на неудачную попытку оруженосца его подколоть и с тихим шипением сквозь стиснутые зубы опустил пострадавшую конечность на твёрдую землю. — Да ты не подумай, я не хотел и не хочу тебя убивать, ты мне в какой-то степени нравишься. Вот только помнится мне, что ты иногда грезишь о власти? Так вот, Омутик, власть – это ежесекундная, постоянно преследующая тебя по пятам и ищущая любую возможность подкосить тебя опасность, от которой ты не избавишься ни работой для своего племени, ни сном, ни-чем, — ветряк в очень неторопливом движении выпрямился во весь свой рост и, заметно прихрамывая, вплотную подошёл к Омутику, несколько словно вечных минут с особым вниманием всматриваясь в янтарные глаза, после чего с лёгкой силой широким лбом прислонился к двуцветной морде. — Ты должен быть всегда готов отразить любую атаку – будь то чужие выпущенные когти или рвущие твою душу огромные челюсти. И если ты не станешь таким, то жизнь загубит тебя намного раньше того, как ты хотя бы что-нибудь в ней добьёшься, — кот отстранился от своего соплеменника и с негромким утробным рычанием двинулся в сторону родного лагеря. — Нам пора возвращаться домой.