[indent] Больно уж быстро разлетались слухи в кошачьем лагере. В такой ситуации Дурман даже не представлял, как соплеменники умудряются скрывать хоть что-нибудь. Каждый день знаменовал собой новое открытие про личную жизнь кого-нибудь из племени. Только все отошли от того, что предводительница ждёт котят, как самой жаркой и обсуждаемой темой стал любовный интерес Плющевика. Влюбился и влюбился, да вот угораздило же в горную кошку. И Дурман слишком верил в саму любовь, чтобы не понимать, что Воинский Закон редко может указывать сердцу. Ко всему он понимал, что вопрос этот касался его лично, ведь Ласка не имела особой способности, что отталкивала слухи. Тут Дурман тоже разрывался, ведь не мог придерживаться конкретного мнения. Сестра и её чувства были крайне дороги белому воителю, но Плющевик тоже имел право на счастье в подобной стезе. Да только было ли то счастьем? Вечное метание сердца между долгом и любовью, прошлым и будущим. Но точно было несправедливо говорить, чтоб тот любил только сестру Дурмана и страдал. Сложно… а бывает ли иначе?
[indent] Мягкими шагами он двигался за Плющевиком, не скрывая своего присутствия, но и не объявляя о нём во всё горло. Шёл, готовый развернуться при первом же недовольном слове, ведь не хотел настаивать и лезть в душу. А внутри он совсем не мог разобраться в истинной причине собственного поступка. То был разговор с Лаской? Любопытство? Волнение за соплеменника? Как бы всё упростилось, будь это что-то одно. Белый даже определить не мог, негативно или положительно смотрит на происходящее, ведь где-то внутри он крайне восхищался Плющевиком, который посмел открыто продемонстрировать свои привязанности. А способен ли был на это Дурман? Нет, жизнь доказывала это как могла. Так не личные ли причины толкали его идти сейчас за отцом детей сестры. Кот всячески убеждал себя, что всё не так, но с правдой ничего не сделаешь.
[indent] - Вышел поохотиться? Да-а-а, сейчас бы наесть жирку, пока лёд не сковал реку, - первый аккуратно нарушил молчание, чтобы не быть назойливой тенью, - Ты не был бы против, если бы я пошёл с тобой? – он улыбнулся чуть виновато и слегка прижал уши. Воитель совсем не удивился бы, если Плющевик только и желает, чтобы избавиться от надоеды. А из того следовал вывод, что тянуть с контрольным вопросом точно не следует, с тем оставалось лишь ждать ответа. Дурман был готов развернуться в тот же момент, ведь сам не знал, как пойдёт разговор, если соплеменник позволит остаться. Решится ли белый после проронить хоть одно слово?

[indent] Он ответил ему, не прогоняя прочь в желании остаться одному. Дурман не понимал, что должен испытывать: облегчение или страх? Сердце бешено застучало ещё до того, как разговор ушёл дальше привычных и дежурных «как охота», «как погода». И пусть направленны друг к другу были столь обыденные фразы, но оба понимали, к чему придёт вереница слов-следов, начатая столь неуверенно.
[indent] - Думаю, что мне всегда везло с оруженосцами. Хвосты драть не приходилось, даже во имя утепления подстилок, - двухцветный слегка улыбнулся, вспоминая своих учеников, - Спокойно, шумно чаще всего после, - уже позволил себе усмехнуться, не специально упоминая шум после каждого Совета. Так просто было всегда, лишь причины меняли свой облик. Воитель послушно пошёл за соплеменником, думая меж тем о том, что рыбные места на реке давно уже не были для него секретом. Да каждому нужны лишь причины и оправдания, прикрывающие истинные мотивы.
[indent] - Ах, да чего мы как оруженосцы, впервые увидевшие красивые хвост, - резко проговорил он на выдохе, - Понятно же, почему я здесь, - кот понимал, что не скажет он это резко, неожиданно, так никогда не проронит и звука. Молча будет ловить рыбу, изредка повторяя заевшее «какая погода, рыба, грязь, камни». Нет, тут надо было в омут и сразу с головой, не стыдясь своих целей и мыслей.
[indent] - Но не думай, что я шёл за тобой, чтобы осудить. Было бы то так, то мой голос звучал среди других там, а не шептал тебе здесь, - он вновь мотнул головой. Когда на главной поляне происходила вся эта история между Лаской, Лебедем и Плющевиком, Дурман не молчал, ведь чётко знал, чего хочет его сердце: защитить сестру. Сейчас же двухцветный был в растерянности, путался в собственных мыслях и чувствах, не находя нигде ответа. И верхом лицемерия с его стороны было бы осуждать кота, что после пережитых событий нашёл любовь в столь… необычной особе.
[indent] - И я понимаю, насколько мой вопрос сейчас прозвучит дерзко и нагло, но мне необходимо знать… - двухцветный чуть помедлил, не подбирая слова, а выталкивая их оттуда, где они встали комом, - Что чувствуешь ты, смотря на ту горную кошку? Есть в том сомнения, мысли о долге, чего ещё? Есть в том любовь? – и не заметил, как голос его превратился в мяуканье совсем зелёного юнца. Там было стеснение, энергия и безудержная жажда узнать необходимое у кого-то более… опытного. И Дурман был готов признать, что сейчас он был тем самым малявкой, совершенно неопытным в данных вопросах.
[indent] Ах, как он хотел знать, что делать с той постыдной, но от этого не менее жаркой страстью, которая сжигала его самого. Изматывала и гнала прочь от лагеря, а мыслями вновь и вновь обращала к образу той кошки. И серый силуэт преследовал его везде, то побуждая работать до момента, когда лапы не будут держать, то упрашивая быть с нею тенью, что не имеет права на взаимность, но будет рядом в любой трудный момент. Горел и сжигал себя мыслями о том, что понимал об обречённость своих чувств. Но стоило на секунду позволить мечтам осуществить то во снах, как всё становилось ещё хуже, сменяя сладкий грёзы кошмарами о предательстве племени и всего Воинского Закона. Было стыдно и горько, ведь Дурман понимал, что выбор сердца не зависел от него самого. И сохранял он власть лишь над словами, которые никогда не должны получить жизнь.