[indent] Одно лишь упавшее крохотным камушком вслед за спустившейся буквально один миг назад лавины неприятного осознания слово послужило заветным щелчком для последней детали всего складывающегося в не лучшую сторону пазла, от чего цветастая переносица невольно дрогнула в сдержанной попытке сморщиться. Поверив словам соплеменника в тот погожий день на пасеке, но с осторожностью не позволив ему убедить в их неоспоримой правдивости, Кленовница тайно понадеялась на совесть рыжего кота и лишь из скребущих голову изнутри побуждений всё же решила проверить услышанную информацию. Ещё дождливым утром отправляясь вон из родного лагеря и без какого-либо перекуса с предыдущего вечера проведя весь день в этом заброшенном Гнезде Двуногих, она действительно ожидала увидеть здесь смутно знакомые травы, которые когда-то видела в палатке целителей, или снующих повсюду упитанных грызунов, но взгляду открылась абсолютно иная картина. Без сомнения, наиболее интересная по сравнению с ожидаемой, но без того не менее неожиданная.

[indent] С шумом приземлившееся у самых лап крыло воробья негромким стуком костей о деревянный пол возвратили задумавшуюся Кленовницу в нынешнюю реальность и всецелом привлекли её внимание, в то время как в жёлтых глазах заиграли нотки голодного хищника. Пустеющий уже слишком долго желудок предательски сжался и, обернувшись вокруг себя, позорно заскулил внутри живота, недовольным урчанием вырываясь наружу, в то время как в едва приоткрытой пасти уже скопилась вязкая слюна и неприятно обволокла розовый язычок. Торопливо облизнувшись, тут же оставляя на длинных белых усах прозрачные капельки, кошка молчаливо кивнула на предложение и с видимой в резковатых движениях жадностью впилась в часть чужой добычи, быстро раскидывая некрупные перья около себя и большими кусками сдирая со скелета ошмётки мяса. Когда же с перекусом было покончено, а приятная тяжесть упала на самое дно желудка, сразу разгоняя по всему организму привычную леность и буквально заставляя пушистый круп неспешно опуститься на сенную подложку рядом, ветровая глашатая медлительно пробежалась языком по пушистой грудке и пригладила мягкую шерсть. Какой Шершнь добряк, – юрким кроликом мелькнула едва уловимая мысль в голове, от которой брови хмуро свелись к переносице.

[indent] — Спасибо тебе за воробья, Львица, — явно думая совсем о другом, отстранённо пробормотала Кленовница и вновь обернулась в сторону дома. В степях уже неторопливо вечерело и, если она желала возвратиться в лагерь до наступления полной темноты, стоило задуматься об уходе. — Интересно, чего же добивался Шершень, так просто рассказывая об этом месте? Что только на уме у этих котов бывает? — поёжившись от ворвавшегося в трухлявый амбар прохладного порыва ветерка, задумчиво рассудила воительница и доверчиво прикрыла глаза. — Будет очень жаль, если он уйдёт из нашего племени и подастся в одиночки. Но вот если в наших рядах прибудет, — глашатая мимолётным чуть хитроватым взглядом мазнула по раскосой мордочке Львицы и неторопливо поднялась на лапы, тут же отряхивая пушистую шерсть от налипших к ней соломинок. — Сомневаюсь, что Звездопад откажется от бравой воительницы или ловкой охотницы. Понадеюсь, что Шершню всё же хватит ума сделать верный выбор, — и, взмахнув пёстрым хвостом и в последний раз взглянув на широкоплечую фигуру одиночки, широкими шагами удалилась вглубь родных пустошей.

закрытие временного разрыва, —> лагерь племени ветра (ном.)

*спустя какое-то время после ухода Львицы*

Аккуратно, озираясь по сторонам, Джек толкает головой огромную скрипучую дверь и на миг озирает в надежде, что этот громкий звук не привлечёт внимание каких-либо незваных гостей, занявших столь заманчивое укромное место раньше него. Кругом всё молчало. Он почувствовал, как во рту собирается медленно слюна от привкуса крыла пойманной не так давно им синицы, теперь безвольно болтавшейся в пасти. Переждав, по его мнению, достаточное количество времени, одиночка ещё сильнее наваливается на дверь и распахивает её уже шире, позволяя солнечному свету проникнуть внутрь и осветить собой пол со склоками пыли и несколько наваленных друг на друга стогов сена. Джек щурит нездоровый глаз и проходит внутрь. Он слишком долго не ел, и это воздержание уже давало о себе знать урчанием в пустом желудке. Кто бы тут ни был, Джек не нарвётся на конфликт, Джек просто молча встанет и уйдёт, его никто не тронет, ведь так?.. Ведь не   всегда   всем   нужно   решать   конфликты   когтями,   ПРАВДА?

- Здесь никого нет, значит, никто не обидит... спокойноспокойно... - быстро-быстро тараторит себе под нос одиночка, будто пытаясь этими словами заверить самого себя.

Он проходил уже мимо этого места и прекрасно помнил, что ранее здесь жила какая-то странная кошка, а вместе с ней племенной. Тогда Джек предпочёл убраться восвояси и по возможности позабыть об этом злополучном месте. Вдруг этот племенной решит забрать себе этот дом?! И, увидев его, тут же прибьёт. Располосует вторую часть морды или чего хуже! Но сейчас, вернувшись вновь сюда, он не встретил ровным счётом никого и не уловил ничей запах. Джек останавливается около наваленной кучи сена и укладывается рядом с ней, вытягивая с наслаждением лапы и опуская синицу. Он не ел, кажется, с самого утра, всё искал место, где он сможет без страха и без конфликта спокойно насладиться едой! Едва Джек делает первый укус, как слышит какой-то топот снаружи. Прижав уши к макушке и чертыхаясь, он вскакивает и замирает, прислушивается к шуму. Не сюда! Не иди сюда! Да только это всё равно бесполезно. Незнакомец вошёл. Джек нервничает, чувствует, как внутри него всё колет от едкого страха. И, не выдерживая, выскакивает из-за кучи сена и по привычке прячет левую сторону морды, смотрит на незнакомца лишь правой.

- Я ухожу!.. Я уже ухожу! Только не трогай меня, ладно?.. м-мне здесь нечего делать, это твой дом, твоё сено, твоё место... - он даже птицу оставил, лишь бы не отбирали и не ранили.

Отредактировано Джек (30.04.2021 13:58:12)

Чужак перегородил дорогу, и Джек почувствовал, как у него всё пересохло в горле. Он даже думает сперва выпустить когти и пригрозить ими, расчистить себе путь. Но эта идея замирает где-то там же, где и появилась. Одиночка понимает, что сам нарвался на рожон в поисках более-менее тёплого места, нужно было оставаться реалистом и довольствоваться чем-то малым, поваленными деревьями, кустарниками, пустыми коробками с сырым дном. В город Джек уже и думать не смел сунуться, слишком далеко это было и слишком много вокруг было недоброжелателей, то ухающих от внешнего вида кота, который тот со временем начал стыдиться, то грозящихся украсить вторую половину морды, чтобы подчеркнуть ещё больше эту красоту. А этот сеновал давно привлекал его внимание, но нём пришлось позабыть из-за живших тут странных котов, которых уж точно не хотелось тревожить, однако место продолжало привлекать своим теплом, обилием мышей и, что главное, уютом. И вот, чем он поплатился, когда всего лишь вновь захотел себе нечто большее, нечто лучше!.. Отпустит ли его теперь этот бродяга? Джек старательно всматривается в него здоровым взглядом - тот не выглядит чересчур уж грозным, не выглядит накаченным или готовым пуститься в бой. Но стоит стойко, твёрдо, явно намереваясь отстаивать свои права. Джек млеет уже перед такими.

- Я.. я всего лишь пришёл сюда съесть свою еду и отдохнуть. Я- я не думал, что этот сеновал уже занят. Ну конечно, такое тёплое и уютное местечко, конечно оно будет уже занято... занято кем-нибудь. Как я раньше не подумал! Я- я всё понимаю... - он отворачивается от бродяги и смотрит куда-то вглубь помещения.
Уши, до этого виновато опущенные, приподнимаются с интересом, у того явно происходит какой-то мыслительный процесс. Но лапы... лапы Джека давно зудели от усталости и стёртых в кровь подушечек лап из-за долгого блуждания по каменистым неровным поверхностям близ города, было больно шагать. И если бы..

- ... может быть, ты бы разрешил мне здесь остаться ненадолго? Мне только поесть и отдохнуть... - он поворачивает голову к одиночке, показывая, что обращается к нему, но смотрит очень бегло, на миг лишь к свету также обращая изуродованную часть морды.

лагерь племени ветра --->

Лапы сами несли буро-полосатую кошку к сеновалу, где ей довелось обосноваться. Убегая от лагеря племени Ветра со всех лап, бывшая горная стражница впервые за долгое-долгое время позволила себе выплеснуть эмоции: бежала, стирая подушечки, ревела, не стесняясь слез, и лишь изредка останавливалась, закидывая голову к небу и вопрошая тихим вскриком: почему все так?
Когда она, Львица, успела так запутаться?

Потеряться.

На подходе к своему убежищу кошка совсем успокоилась, и ни один мускул на лице не выдавал ее состояния. После всплеска эмоций пришла апатия, полнейшее безразличие и горечь, и больше всего ей хотелось забраться на одну из верхних балок и уснуть.
Но запахи чужаков вмиг отрезвили.
- Это мое убежище, - не претендуя на единоличную собственность, сразу подала голос стражница, выходя в тонкую полоску света в амбаре. Крепкое телосложение сразу выдавало в ней серьезную соперницу: мало ли, какие помыслы у этих двух чужаков.
Раскосые зеленые глаза перескакивали с одного кота на другого, имя которого она успела услышать: Лазарь.
- Я здесь живу. Не так давно. Не мне вам запрещать здесь оставаться, да только себя прогнать не дам, - сразу и сходу заявила буро-полосатая, качнув крепким хвостом. Безразлично отведя уши назад, она, не евшая уже около суток, даже не ощущала голода: только сосущую изнутри пустоту.
В два высоченных, своейственных только горнякам, прыжка Львица оказалась на верхней балке. Потоптавшись в сухом сене, одиночка съежилась в тугой комок, словно бы попыталась закрыть собой же зияющую изнутри дыру.
Сейчас можно было предаться горю: прочувствовать все, что она испытала, глядя на убитого горем Шершня над телом умирающей кошки. Все, что она испытала, не встретив радушия самца (которое, конечно, сама себе надумала, надеясь, что кот, с которым ее что-то начинало связывать, и правда влюблен в нее).
Сил горевать почти не осталось.
И сон все никак не шел.

Взгляд Лазаря внимательный, пусть и беглый, он скользит по худощавой вытянутой фигуре стоящего перед ним котам, ища какой-то намек на источник запаха (но нет — он чист), и только дымчатый, нахмурясь, хочет буркнуть, что, наверное, ему показалось, развернуться и направиться в сторону одного из стогов, как слышится звук лёгких шагов.
Нет, не показалось.
Чужой голос:
— Это мое убежище.
Одиночка резко оборачивается в сторону просвета через плечо, легкий прищур касается его глаз и упирается в подтянутую фигуру бывшей стражницы, оббегает контур ее приглаженной шерсти и останавливается на чуть поблекшей зелени глаз (не без интереса).
И все же, ей не было резона прогонять двух бродяг, отброшенных на отшиб жизни, а им не было смысла — ее. Лазарь не собирается провоцировать конфликт на пустом месте, он коротко кивает, принимая условия незнакомки, чей запах, кажется, он заметил, когда впервые пришел на сеновал. Но тогда он не придал этому значения.
Впрочем, даже сейчас это не сыграло бы роли, но встревоженные нотки в голосе светлого кота с изуродованной мордой сыграли свое: Лазарь несколько напрягся.
— Она была ранена?
— Я не вижу на ней никаких ран, — сводя брови и в задумчивости вновь останавливая взгляд на одиночке, произносит он, в первую очередь, с целью успокоить и заверить обеспокоенного сожителя.
Тогда откуда запах?
— Спасибо, что не прогнала. Племенные бы прогнали. Они всех прогоняют... заняли пол-леса и гонят всех прочь, гонят и убивают... — прерывают его промелькнувший в голове вопрос слова светлого. Что-то в них заставляет Лазаря снова нахмуриться: он слышал о племенах из рассказов в городе, слышал об их свирепости и, одновременно, благородстве, но оставить высказанное беспокойство без внимания, видимо, не может.
— Это они с тобой это сделали? — Лазарь не уточняет что "это", обращаясь к бормочущему, а затем снова упирается взглядом в незнакомку, словно бы кошка, принесшая запах племен, могла бы подтвердить или внести долю истины в слова испуганного бродяги.

разрыв, после пепелища »

Уже на подходе к гнезду Шершень почуял запах, что был красноречивей слов, заставивший загривок инстинктивно вздыбиться — естественная реакция на защиту от посягательств на своё. Холодная полутьма внутри приветственно набросилась коту на плечи вместе с букетом всевозможных ароматов, по началу дезориентируя. Понадобилось пару мгновений, чтобы разглядеть среди полуразрушенного сооружения несколько пар глаз. Однако Шершень искал лишь одну.
И нашёл, слабо дёрнув ухом на знакомый голосок, раздавшийся откуда-то из-под сводов крыши.

— Воители убивают тех, кто этого заслуживает. Или переступает Закон, вмешиваясь в чужие жизни и считая себя правыми ими распоряжаться, — отозвался кот, намеренно повысив голос, чтобы быть услышанным. Качнув хвостом, он уверенно прошёл внутрь, сверкая янтарными глазами. При всей своей любви к неожиданным появлением, скрыть своего замешательства он не мог. Надеясь на встречу с Львицей, он едва ли ожидал наткнуться на двух пришлых бродяг, взиравших на бурую кошку, будто стая голодных псов на свою добычу. Во всяком случае, именно так с его стороны это и выглядело. Замерев в полушаге от одного, кот без особого интереса оглядел собравшихся, после чего наконец поднял взгляд на кошку, фокусируя все своё внимание на ней. — Смотрю, у тебя здесь собралась отличная компания, — Шершень слегка плотоядно ухмыльнулся, внезапно живо представив, как вытряхивает из этих плешивых шкур кости и ненужную шелуху, заменяющую им, судя по всему, мозги.

— Поговорим? — голос резко изменился от осевшей в нем хрипотцы, а во взгляде промелькнули эмоции, которые могли быть понятны только ей. Скрывать их после всего, что Львица собственными глазами лицезрела на поляне, не имело смысла. Но пережить он их мог только добившись правды. Может быть, от неё?

Львица с удивлением свесила бурую морду с балки, слушая, как один из ее новых знакомцев - тот, что с обезображенной мордой, - выступил с ярым обвинением племенных котов. Тот говорил так уверенно, со знанием дела, что Львица, которая едва ли не обожествляла племенной уклад, хотела было с удовольствием развить эту тему, как из темноты входа на сеновал на нее посмотрели янтарные глаза.
Горящие, опаляющие. Переворачивающие желудок в сальто.
Конечно, Львица должна была знать, что он придет. Шершень составил впечатление властного самца, берущего свое, и вряд ли он оставил бы все произошедшее в лагере его племени как есть.

И все-таки буро-полосатая оказалась не готова. Она видела, как встрепенулись и чуток оробели рядом с ним одиночки: Шершень умел внушать силу одним своим присутствием, и Львица, жадно всматриваясь в черты ветряного воителя, едва не заныла.
Вспоминала его голос, его жар, его обволакивающее присутствие.

Его взгляд на умершую Жару, его ярость, его горе.

— Смотрю, у тебя здесь собралась отличная компания, — нехорошо ухмыльнулся рыжий кот, и в процессе оба одиночки, чьи имена Львица так и не успела узнать, покинули гнездо, не желая оставаться с ними.
Бурая кошка не спешила спрыгивать с балки, и все же она солгала, если бы сказала, что не ощутила обволакивающего их с Шершнем одиночества, уединения, почти уюта.
Она так соскучилась по нему, что аж взяла злоба.
— Поговорим?
- Поговорим? - с издевкой переспросила Львица, сощурив хищные раскосые глаза там, наверху, в безопасности на своей балке. Она поднялась и грациозно прошла пару шагов ближе к рыжему коту, который покуда оставался на полу.
Она злилась на него, тосковала по нему, готова была убить.
Слишком много эмоций для кошки, которая впервые влюбилась по-настоящему.
- Я хотела поговорить. Там, в твоем лагере, куда ты меня так зазывал, - сам по себе загривок Львицы встрепенулся, встопорщился, а хвост, служащий для баланса, принялся предательски раскачиваться там в сторону.
- А ты... ты... бросил меня там, - вырвалось у нее, и Львица в сердцах отвернулась. Подивилась собственной трусости, соскочила вниз, на дощатый пол, и осталась в двух лисьих хвостах от Шершня.
Хвост предупреждающе качнулся: не подходи.

Отредактировано Львица (12.05.2021 00:20:57)

Рыжий выглядел подавленным, опущенным, и Львица никак не находила в себе сил успокоиться. Стоящий перед ней кот был абсолютным воплощением всех эмоций, которые она переживала там, в его племени, и здесь, на той самой высокой балке. Мусолила каждую болючую мысль, давала себе пережить происходящее - и тут Шершень, пришел, и смотрит на нее так, что сердце разрывается.

— Я не мог. Она моя соплеменница, - негромко оправдался ветряной кот, и Львица тихо взвыла. Так, что застыдилась, отвернулась в сердцах.
- Соплеменница, - выдавила из себя буро-полосатая, сбоку глядя на Шершня подбитым влажным взглядом. - Да ты... да я же видела... а ведь когда она была жива, мы с тобой здесь... - слова никак не подбирались, рвались изнутри, царапали горло. Львица взрыкнула: так сильно отзывалось в ней произошедшее, что выбешивало. Выбивало из колеи.

Рыжий сделал шаг к ней, и кошка предупреждающе рыкнула, вцепившись мгновенно отяжелевшими лапами в дощатый пол.
— Прости, — тихий голос самца, несвойственный и будто бы чужеродный, смягчил Львицу, опустил колючий загривок, и она смотрела на него без прежней ярости: с болью, с тоской, с огромной обидой внутри.
- Я чувствовала себя брошенной. Ты подставил меня, - рвано выдохнула она, будто жалуясь, на эмоциях.
— Я был на пепелище, наткнулся там на твой Клан. Двух ловчих, среди них была твоя сестра.
- Совка? - голос мгновенно изменился, ушки встали торчком. Все произошедшее всколыхнуло еще и боль после ухода из родного дома, и все эти часы Львица переживала откровенное темнолесье.
Пока не осознала.
- Ты... искал убийцу своей подруги? - на морду будто ледяная маска нашла, когда Львица выразила свою догадку. И только раскосые глаза смотрели с болью, влюбленно и потому еще более обиженно.
Всё рвалось изнутри, так хотелось, чтобы он ее успокоил.
И так вспоминалось его горе по рыжей кошке.

Выбраться из лагеря незамеченным оказалось довольно просто. Из-за всей этой суматохи никто даже смотреть за выходами не стал, так что Тетерев и Торнадо смогли спокойно сбежать. Их путь лежал напрямую к сеновалу, месту, которое упоминала та кошка, говоря о своём месте жительства. В первую очередь нужно попробовать её допросить и выбить хоть какую-то информацию. Наверняка она не просто так оказалась на поле боя. Конечно, вряд ли одиночка станет рассказывать им что-то просто так, но они с братом готовы на многое ради своего племени... К счастью, по дороге никто не настегает их и довольно скоро строение двуногих оказывается прямо перед ними. И, только стоит им подойти ближе, как до его ушей доносятся голоса, от чего ушки кота поднимаются и прислушиваются. Оба голоса подозрительно знакомые... "Один точно принадлежит одиночке, а второй... Шершень?" — кот хмурится и пригибается.

— Тихо.

— Я чувствовала себя брошенной. Ты подставил меня,

"Чего-чего? Шершень что, домашняя киска, чтобы оправдываться перед какой-то вшивой одиночкой?" — Тетерев рычит в своих мыслях. Конечно, он надеялся, что воитель сейчас поставит её на место, но всё же, Тетерев понимал, что что-то здесь не чисто. Их выдавал грустный тонн кошки, когда та говорила о Жаре, да и Шершень, кажется, извиняется перед ней. Какого черта здесь происходит? Оруженосец пригибается ближе к земле и совсем затихает. Вдруг ему удастся подслушать что-то важное.

Торнадо ни на секунду не отставал от брата, ни на мгновение не отвлекался от их безумного плана — он поглощал его с головой, горел в груди и отдавал зудом в лапах. Кот верил: они обязательно разберутся с этой загадкой, ведь кто, если не они? Ответ был для пестрого кота однозначен.
Здание сеновала дарило неприятные воспоминания о недавнем поражении, о запахе бродяг. Он уже проигрывал здесь однажды, еще раз — это перебор.
И если бы не холодный рассудок Тетерева, что был спутником (а может и лидером, что Торнадо бы никогда не признал) их небольшой группы, оруженосец бы и не подумал остановиться, затихнуть — ворваться, грубо и резко решить возникший вопрос казалось ему лучшим вариантом. И потому он невольно оскалил клыки, когда со стороны брата раздалось неприятное "Тихо".
Он не хотел тихо.
И уж тем более не готов был остаться терпелив и спокоен, когда понял, кто находился на сеновале, и услышал, о чем они говорили.
Кажется, именно ерзания Торнадо и его возмущенные комментарии, что тихо раздавались каким-то маловнятным потоком, и стали причиной, что очень скоро их обоих засекли. Послышались шаги, рыжая шкура старшего воителя мелькнула перед глазами двух учеников, низкий глухой голос, клыки смыкаются на загривке Тетерева — пестрый оруженосец выпускает когти и прижимает уши к голове.
— Немедленно отпусти моего брата! — с рыком мяукает Торнадо, ясно давая понять что так просто они отсюда не уйдут. Пушистый хвост ударяется о разноцветный бок, — Это мы должны у тебя спрашивать, что ты здесь делаешь! Тем более, с кошкой, что была замешана в убийстве нашей соплеменницы!